Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества - Лео Яковлев

В порядке отступления от главной темы: одна из моих подруг когда-то серьезно уверяла меня, что женщины всегда в первую очередь фиксируют у мужчины состояние обуви, а мужчины – у своих знакомых мужчин – состояние одежды. Воспоминания Берковой, обратившей свое внимание на «ботинки с галошами», и Гусинского, описавшего только верхнюю одежду у Сталина, подтверждают эту странную мудрость, ранее казавшуюся мне вздором.

Заметим на будущее фразу Гусинского: «Документы у него были уже», – она нам пригодится.

Далее происходит удивительное: по свидетельству Льва Нусбаума – одного из тех, кто мог свидетельствовать, Джугашвили, добравшись до железной дороги, двинулся с относительно тихой станции не в сторону Кавказа, а, наоборот, на восток – в шумный город Иркутск, где располагались губернское охранное отделение и губернское жандармское управление и где беглому ссыльному, вроде бы, пребывать было опаснее, чем незаметно шмыгнуть в переполненный «зеленый» вагон на каком-нибудь полустанке. Версию Нусбаума развил в начале 50-х вольнонаемный западный публицист в заказанной ему героической биографии вождя-триумфатора (Y. Delbars. The real Stalin. – L., 1951. – P. 42-43), написавший, что, остановившись у какого-то Колотова, Джугашвили где-то выцарапал документы, после чего смог двинуться на Кавказ. Таким образом, получается, что по пути из Новой Уды в Иркутск, когда он пожил пару дней у Абрама, никаких документов у вождя еще не было.

Современного читателя может поразить обилие евреев на сибирском этапе жизненного пути вождя, и он, быть может, вспомнит припев знаменитой советской народной песни:

Евреи, евреи, везде одни евреи.

Возможно, оно поразило и будущего кремлевского горца, и он, – хорошо запомнив, как местечковые евреи типа малышевских поселенцев Суры Абрамовны Бернштейн, Ноя-Неуха Мордуховича Лившица и других легко вписываются в морозные сибирские будни, – поселившись в Кремле и обретя всю полноту власти над страной, в порядке благодарной памяти о приютивших его людях, сначала решил предоставить новую родину этому народу-скитальцу в виде Биробиджанской области – в 1934 г., а потом собрался насильно осчастливить тех, кто не впал в восторженное неистовство от этого подарка и добровольно не схватился за чемоданы, чтобы по собственному желанию махнуть на Дальний Восток. В конце концов принцип добровольности, как известно, главенствовал в империи Зла, а его сущность несколько разъясняет появившийся в той же империи анекдот: происходило международное соревнование на тему, кто сумеет заставить кота съесть чайную ложку горчицы. Француз ласкал кота, спел ему свой шансон, но кот не сдался. Англичанин, учитывая английскую традицию зоомилосердия, усыпил животное, но кот предвидел неприятности и, засыпая, сомкнул челюсти так, что ложка туда не влезла, и пришлось поставить спящему коту горчичную клизму. Ну а советский человек просто взял ложку и находящейся в ней горчицей смазал коту задницу. Кот, подвывая, сразу же стал вылизывать горчицу, а советский человек удовлетворенно сказал:

– Вот это по-нашему: добровольно и с песней на устах!

Мы, однако, увлеклись личным кругом сибирского общения товарища Сталина, поэтому теперь посмотрим, как его побег отразился в документах охранительных ведомств. Документ есть документ, и поэтому, в отличие от памяти случайной подруги вождя Марии Айзиковны, в нем точно отразилась дата его побега: 5 января 1904 г. Говорят, что кавказец был хитер и посчитал, что в это время вся полиция и охранка страны еще не отойдут от предновогодних (рождественских) праздников и у него будет несколько относительно спокойных дней.

Но он ошибся. Его побег был обнаружен в Новой Уде сразу же утром 6 января. Через несколько часов об этом знали уже в Балаганске, а в 12 часов 10 минут из Балаганска ушла телеграмма Иркутскому охранному отделению. Поскольку фотографий будущего вождя в Балаганске тогда еще не было, телеграмма содержала его словесный портрет: «24 лет, 38 вершков, глаза карие, волосы <на> голове, бороде – черные, движение левой руки ограничено». Портрет, как видим, достаточно точный. Эта телеграмма была направлена в четыре заинтересованные инстанции, в том числе – красноярскому начальнику железнодорожной полиции.

Далее начали медленно крутиться жернова царских спецслужб, и если Департамент полиции был извещен о беглеце Иркутским губернским жандармским управлением уже 7 января, то сам начальник этого управления полковник Левицкий подписал розыскную ведомость на Джугашвили лишь 5 марта 1904 г., когда вождь уже благополучно прибыл на Кавказ, а Департамент полиции включил Джугашвили в свой розыскной циркуляр лишь 1 мая 1904 г., как раз в тот день, когда бедного Сосо на берегу Черного моря в Батуме избивали коллеги – социал-демократы, посчитавшие его чудесный побег признаком сотрудничества с охранкой, но об этом – позже.

В циркуляре Департамента полиции от 1 мая 1904 г. беглый Джугашвили выглядел следующим образом: «родился в 1880 г. Приметы: рост 2 аршина 4,5 вершка, телосложения посредственного, производит впечатление обыкновенного человека, волосы на голове темно-каштановые, на усах и бороде каштановые, вид волос прямой, без пробора, глаза темно-карие, средней величины, склад головы обыкновенный, лоб прямой, невысокий, нос прямой, длинный. Лицо длинное, смуглое, покрытое рябинками от оспы, на правой стороне нижней челюсти отсутствует передний коренной зуб, рост умеренный, подбородок острый, голос тихий, уши средние, походка обыкновенная, на левом ухе родинка, на левой ноге второй и третий палец сросшиеся».

Поражает избыточность полицейской информации (не будет же какой-нибудь агент рассматривать голую левую ногу вождя, чтобы обнаружить сросшиеся пальцы – по-народному «копыто»!) и ее несовпадение с приведенной выше балаганской характеристикой в части роста, а также размещение такой важной для фейс-контроля приметы, как родинка, на левом ухе, в то время как в действительности она располагалась на правом ухе. Возникает впечатление, что кто-то в недрах спецслужб оберегал беглеца от лишних неприятностей.

Но главный вопрос – это вопрос наличия у Сталина документа, позволяющего «проскочить» Иркутскую и Енисейскую губернии, где, как мы знаем, о беглеце была предупреждена железнодорожная полиция.

Упоминания о существовании некоего поддельного документа, обеспечившего вождю безопасное передвижение по железным дорогам Российской империи, появились в тридцатых годах, когда на этот раз уже не в узких социал-демократических кругах, а, благодаря многочисленной эмиграции, во всем мире возобновились слухи о сотрудничестве Сталина с царской охранкой. Сначала некие «документы» без указания на их поддельность появились в воспоминаниях всяких «абрамов». Воспоминания эти поступали в архивы, но не публиковались. Как говорил бравый подполковник Климко, читавший нам на военной кафедре курс саперного дела, «эти данные, хотя и не засекречены, но в продаже их нет». Наконец «эти данные» поступили в продажу: в 1937 году вышла уже упоминавшаяся нами книга «Батумская демонстрация 1905 года», где в воспоминаниях старого рабочего Д. Вадачкория содержался такой абзац: