Кто я - Эльрида Морозова

Мы это сделали. Правда, мой рот кровоточил и я ревел от боли. Но я был несказанно счастлив оттого, что могу издавать какие-то звуки. Я мог реветь. Я мог орать. Когда мой рот заживет, я смогу разговаривать.

Действительно, люди из другого корпуса не замедлили появиться рано утром. Два вертолета опустились на землю. Из них выбежало несколько десятков людей, задние прикрывали передних, высматривали что-то. Затем они разделились. Несколько человек остались перед входом в Корпус. Они таращили во все стороны свои ружья. Другие побежали в Корпус.

Вдруг сверху на них вылилась бочка с горючим. Кто-то с испугу выстрелил. Но делать это мокрым было очень опасно. От любой искры горючее могло вспыхнуть.

Тех, кто стоял перед Корпусом, пришлось обливать из брандспойта. Несколько секунд суматохи, но потом все встало на свои места. Из-за деревьев вышли наши, держа под прицелом людей. У некоторых было человеческое оружие, у некоторых излучатели. Вперед всех вышел я с зажигалкой.

Люди тоже держали нас под прицелом. Только они даже выстрелить не могли, чтобы сами себя не поджечь. Так что не было смысла угрожать друг другу. Надо было вести переговоры.

Рот у меня больше не кровоточил, но двигался с трудом. Так что говорил я очень плохо.

– Отдайте нам всех наших, – потребовал я.

– У нас их нет, – попытались было люди.

Если бы они знали, как мне трудно говорить, может, они бы отвечали быстрее и не уводили разговор в сторону.

– Всех из семи оставшихся корпусов, – ответил я.

Они пытались было говорить о чем-то другом, но я лишь показывал им огонь на зажигалке.

– Этим вы все равно ничего не добьетесь! – закричал один из людей. – Вы убьете нас, но все равно у нас мощи больше! Прилетят другие отряды, и от вас мокрого места не оставят!

Тут я выдал самую длинную свою фразу:

– Если вы отдадите нам всех наших, мы позволим вам и дальше жить у нас под землей. Звоните вашему главному и предлагайте обмен: меняем вас на всех наших.

– Это безумие, – сказал кто-то из людей.

Но все же они слушались. Их положение было гораздо хуже, чем у нас. Они вытащили рацию, стали сообщаться с кем-то.

– Они всех нас взяли в заложники… Да не получится у нас их прикончить! Мы уже у них в плену!

Видно, их главному приходилось очень туго. Он не мог понять, что происходит. Он привык видеть в нашем народе безмозглые машины, и сейчас не мог взять в толк, почему что-то изменилось.

– Да, нас всего около шестидесяти человек, а они требуют отдать вам несколько тысяч их! Да, это неравноценно. Но что нам делать? Ведь иначе они нас убьют!

Я сказал:

– Они смогут забрать из нашего Корпуса тела своих, чтобы достойно похоронить их.

Их главный был глупым. Он сказал:

– У меня есть предложение получше. Мы убиваем в корпусах всех ваших, а потом прилетаем к вам! Либо вы честно сдаетесь и работаете на нас, как было раньше. Мы простим вас и убивать не будем.

– Вы можете убить всех наших, – разрешил я. – Но мы захватили не только корпус, а всю его технику и оружие. И я знаю, где находятся другие ваши корпуса. Мы приедем на машинах, на танках, на вертолетах и уничтожим вас сами.

Я блефовал. Хоть я однажды и видел у толстяка карту, на которой значились дороги и корпуса, но я лишь помнил, что их семь. Где они находятся, я не помнил. Но зато видел дорогу, ведущую от нашего корпуса на северо-запад. Думаю, там могли быть другие корпуса.

У людей была своя тактика: они не отвечали на вопрос прямо. Они уводили разговор в сторону. Я бы справился с этим, если бы мой рот подчинялся. Но он еле шевелился и иногда даже принимался кровоточить от напряжения.

Был момент, когда я думал, что ничего путного из этой затеи не выйдет. Что лучше было уподобиться тараканам и растечься по лесу.

Но неожиданно на помощь мне пришли союзники, которых я не ожидал.

Я почувствовал, что меня хлопают по руке. Сначала хотел отмахнуться, но потом понял, что это важно. Я оглянулся назад и увидел несколько десятков наших. Только они были совсем другие. Они были одетые, а не голые. И у них не было дурацких затычек во рту. Но самое главное их отличие было в том, что они были совсем живыми. Они могли общаться друг с другом, разговаривать, мыслить и действовать.

За их спинами стоял парень, которого я не узнал сразу. Тот самый, который вчера бегал кругами и никак не мог угомониться. Он убежал вчера в неизвестном направлении, а сегодня вернулся с целым отрядом наших сородичей. Живых и свободных сородичей, которые могли помочь. И которые могли вести переговоры.

Теперь мой рот мог спокойно заживать.

– Если вы сейчас же не высылаете нам наших, – сказал кто-то из моих свободных сородичей, – мы садимся в ваши машины и едем в ваши корпуса и убиваем ваших людей. Мы сделаем это, потому что теперь в нашем распоряжении ваша техника. И есть план. Мы знаем о вас все. В ваших интересах пойти на наши условия.

Переговоры шли долго. Люди решили пойти на наши условия.

Все

Начался обмен пленными. К нашему корпусу одна за другой подъезжали машины и выгружали наших. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу – тихие, робкие, подавленные. Мы не знали точно, сколько наших должно быть у людей. И никто этого не знал. Поэтому мы предполагали, что люди вернули нам только часть наших, а остальных удержали у себя.

Я пересчитал наших из нашего корпуса. Их оказалось чуть больше тысячи. Я предположил, что в других корпусах тоже находится около тысячи рабов. Так что я требовал свыше семи тысяч наших, а люди говорили, что эти подсчеты неверны. Что наш корпус был самым большим, и в нем было больше рабов, чем в других местах.

Хорошо, что я догадался зайти в компьютер, которым пользовался толстяк, и посмотреть данные об этих корпусах. Шестой был самым большим корпусом. Я подловил людей на их лжи, предоставив им цифры.

И вскоре восемь с половиной тысяч рабов было перевезено к нам.

– Мы свои условия выполнили, – говорили люди. – А теперь отдавайте нам наших заложников.

Я слышал какую-то фальшь в словах людей. Я ждал от них подвоха. Но по моим подсчетам, они уже выдали нам всех рабов, которые у них были. Требовать еще я больше не мог.

Так как люди сделали свою часть сделки, нам нужно было сделать свою. Наши опустили ружья и заложники вышли из круга. Их подобрали люди, посадили в вертолеты и машины.

И все бы окончилось хорошо. Но вдруг случилось непредвиденное.

Раздался какой-то странный звуковой сигнал. Он был противным, как бы давил на уши. И пока наши жмурились, пытаясь сообразить, что это, те восемь с половиной тысяч пришли с движение. Они набросились на наших с голыми руками. Они хватали наших за горло и душили. А потом шли к следующим. В один миг поляна превратилась в поле битвы. Наши убивали наших. Не потому что они этого хотели. А потому что действовали так по приказу людей.

Я понял, как было дело. Прежде чем отпустить рабов на свободу, люди провели им хорошую обработку. Только внушали не то, что они машины с бортовым номерами. А что когда те услышат условный сигнал, чтобы они бросались на других и убивали их.

Этих зомби было в восемь раз больше, чем незомби. Нашим грозило бы полное уничтожение. И так оно и было бы, если бы не свободные сородичи. Кто-то из них нашел источник этого звукового сигнала. Это была сирена на одной из машин. Люди сидели в кабинах и наблюдали за полем битвы. Возможно, они даже делали ставки, кто победит, пока у нас разыгрывалась настоящая трагедия.

И если бы не свободные сородичи, дело бы действительно закончилось трагедией. Кто-то выстрелил в сирену из лука, но это было слишком примитивное оружие. Тогда я взял автомат, принадлежащий человеку, прицелился и выстрелил.

Те из нас, что держали ружья в руках, начали стрелять по людям. У них началась паника, кто-то из людей тоже стал стрелять. Сирена замерла на одной ноте. И это подействовало. Наши перестали душить друг друга. Мы перестали стрелять в людей. И те уехали на своих обстрелянных машинах и обстрелянных вертолетах и оставили нас в покое.

Наши вели себя по-разному. Кто-то до сих пор бегал, как положено по инструкции в ситуациях, когда ты не знаешь, что делать. Кто-то просто бродил по лесу и смотрел на природу. Были те, которые сидели, уставившись в одну точку, и вообще не шевелились.

Сородичи из нашего корпуса выглядели более живыми, чем привезенные из других. Может, потому что от них ничего не зависело: их погрузили, привезли, выгрузили. А мы сделали это восстание сами, мы участвовали в нем, мы сражались, мы держали под прицелом людей. Мы сделали очень многое, и это благотворно повлияло на нас.

Массовая истерия, которую проявляли наши из других корпусов, была для нас пройденным этапом. Еще вчера мы сами так вели себя. Но сейчас мы, выходцы из корпуса номер один, были гораздо разумнее тех, что привозили нам сегодня. Каждый из нас брал себе нескольких человек из новоприбывших и пытался как-то вразумить их.