Революция муравьев - Вербер Бернар

– Что значит «мирмекейской»?

– По-гречески это значит «муравьиной».

– И что, с муравьями действительно можно общаться? – полюбопытствовала другая дама.

Префект пожал плечами.

– Да что вы! По-моему, сей именитый ученый муж слишком усердно налегал на нашу замечательную водку местного разлива.

Вслед за тем он дал официантам знак снова наполнить бокалы.

За столом сидел директор одного конструкторского бюро, которому очень хотелось получать заказы и дотации от города. Пользуясь случаем, он решил привлечь к себе внимание членов муниципалитета. И привстав со стула, произнес:

– Лично я слышал, что в производстве синтетических феромонов удалось достичь некоторых результатов. И теперь мы, кажется, можем сказать им пару слов: «Берегись!» и «За мной!» – в некотором смысле это два основных сигнала. Достаточно воспроизвести соответствующую молекулу. Это уже делают с 1991 года. Таким образом, нетрудно себе представить, что с тех пор какая-нибудь команда специалистов доработала эту технологию, пополнив первоначальный словарь новыми словами, а то и целыми фразами.

Серьезность высказанного замечания вызвала общее замешательство.

– Вы в этом уверены? – резко спросил префект.

– Я читал об этом в одном весьма серьезном научном журнале.

Жюли тоже об этом читала, но она не могла сослаться на свой первоисточник – «Энциклопедию Относительного и Абсолютного Знания».

Между тем инженер продолжал:

– Чтобы воспроизвести молекулы обонятельного языка муравьев, достаточно использовать два прибора: масс-спектрометр и хроматограф. Это простой молекулярный аналитический синтез. Фотокопирование запаха, можно сказать. Ведь феромоны муравьиного языка – это всего лишь запахи. С ними может управиться любой подмастерье парфюмера. Следом за тем мы с помощью компьютера связываем каждую пахучую молекулу со звуковым словом, и наоборот.

– Я слышал, что уже смогли расшифровать танцевальный язык пчел, а про обонятельный язык муравьев я ничего такого не слыхал, – заметил кто-то из гостей.

– Пчелы больше интересуют ученых потому, что они представляют для нас экономический интерес: они производят мед, а от муравьев людям нет никакой пользы – должно быть, поэтому нас и не интересовал их язык, – возразил инженер.

– А еще, должно быть, потому что на изучение муравьев деньги тратят разве только компании, которые производят… инсектициды, – заметила Жюли.

Установилось неловкое молчание, которое поспешил нарушить префект. В конце концов, его гости собрались в замке не для того, чтобы присутствовать на уроке энтомологии. Они приехали развлекаться, танцевать и угощаться. И префект перевел всеобщее внимание на комическую сторону предложения Эдмонда Уэллса.

– И все же вообразите картину: что, если открыть посольство муравьев в Париже? Лично я представляю себе такое очень хорошо: муравьишка во фраке и бабочке снует среди гостей на официальном приеме. «Кого мне объявлять? – спрашивает секретарь-администратор. – Посла муравьиного государства, – отвечает букашечка и протягивает ему крохотную визитку! – О, прошу прощения, – говорит, к примеру, посланница Гватемалы, – по-моему, я только что на вас наступила. – Знаю, я совсем новый посол муравьиного государства, уже четвертый по счету, на которого наступают с начала обеда!»

Шутка-экспромт вызвала всеобщий смех. Префект был доволен. Он снова привлек к себе взгляды присутствующих.

Вскоре смешки поутихли.

– Но… даже если допустить, что с муравьями можно договориться, какой нам интерес учреждать их посольство? – спросила жена японского посла.

Префект пригласил гостей подойти поближе, собираясь, очевидно, сообщить им что-то по секрету.

– Вы не поверите. Но тот малый, профессор Эдмонд Уэллс, уверял, что у муравьев есть мощная земная экономика и политика, – не чета нашей, но все же весьма внушительная, что ни говори.

Префект тщательно подбирал слова. Как будто его информация была столь значительна, что ему нужно было какое-то время, чтобы ее тщательно обдумать.

– В прошлом году группа этих «ненормальных муравьев», вступивших в сговор с тем ученым, связалась с министром науки и даже с президентом республики и обратилась к ним с просьбой учредить такое муравьиное посольство в мире людей. О, погодите, президент даже направил нам копию их обращения. Дайте-ка ее сюда, Антуан.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Секретарь префекта порылся в кейсе и протянул ему бумагу.

– Вы только послушайте, сейчас я вам прочту, – заявил префект.

И дождавшись тишины, он начал с пафосом читать:

«Уже пять тысяч лет мы живем одними и теми же представлениями: демократия, которую изобрели древние греки, математика, философия и логика – всему этому по меньшей мере три тысячи лет. Ничто не ново под луной. Ничто не ново постольку, поскольку человеческий разум работал одинаково во все времена. Кроме того, человеческий разум никогда не работал с полной отдачей, потому что его всегда сдерживали власть имущие, которые, боясь потерять свое высокое положение, препятствовали рождению новых представлений или идей. Вот почему неизменно возникают одни и те же распри, и причины их всегда одинаковы. Вот почему между поколениями всегда возникает недопонимание.

Муравьи предлагают нам новый взгляд на мир и образ мыслей. У них есть своеобразные земледелие, технологии и общественные предпочтения, которые помогут нам расширить наши горизонты. Муравьи нашли оригинальное решение задач, которые мы до сих пор так и не смогли решить. Например, они строят города на десятки миллионов жителей без опасных пригородов, без пробок и без проблем, связанных с безработицей. Идея муравьиного посольства – это способ наладить официальную связь между двумя самыми высокоразвитыми земными цивилизациями, которые с незапамятных времен пренебрегали друг другом.

Мы очень долго презирали друг друга. Мы очень долго боролись друг с другом. Пришло время нам, людям и муравьям, налаживать взаимодействие на равных началах».

После чтения наступила тишина. Затем префект тихонько усмехнулся, его примеру последовали некоторые гости, и вскоре робкие смешки переросли в общий гогот.

Смех смолк, только когда было подано основное блюдо – тушеный ягненок под сливочным соусом.

– Определенно, этот ваш Эдмонд Уэллс был малость не в себе! – заметила жена японского посла.

– Ну да, сумасшедший!

Жюли попросила, чтобы ей передали это обращение. Девушке хотелось изучить его более внимательно. Она долго размышляла над ним, словно собиралась выучить наизусть.

Гости уже приступили к десерту, когда префект потянул комиссара Максимилиана Линара за рукав и пригласил поговорить в сторонке, подальше от любопытных ушей. Когда они вдвоем отошли в безопасное место, он сообщил комиссару, что все эти японские промышленники слетелись сюда не только ради дружбы между народами. Они принадлежат к крупной финансовой группе, которая выразила желание построить гостиничный комплекс прямо в Фонтенблоском лесу. Комплекс должен располагаться на лоне пока еще не тронутой природы, среди вековых деревьев и по соседству с историческим замком – поэтому, как им кажется, он будет привлекать туристов со всего мира.

– Так ведь постановлением префекта Фонтенблоский лес объявлен природным заповедником, – удивился комиссар.

Дюпейрон пожал плечами.

– Разумеется, у нас здесь не Корсика и не Лазурный Берег, где подрядчики выжигают пустоши, чтобы потом все поделить на охраняемые земельные участки и пустить их в продажу. Но и нам приходится учитывать экономические соображения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Поскольку Максимилиан Линар пребывал в недоумении, Дюпейрон убедительным тоном уточнил:

– Вам ли не знать, что число безработных у нас в округе весьма велико. А безработица таит в себе угрозу безопасности. И влечет за собой кризис. Наши гостиницы закрываются одна за другой. Наш округ умирает. Если мы и дальше будем сидеть сложа руки, наша молодежь покинет здешние края и нам не хватит местных налогов, чтобы поддерживать школы, административные учреждения и полицию.