Мир-о-творец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

– Проявление Дьявола? – удивился его визави.

– Вот скажи мне, знаток Законов. Каково наиболее емкое определение Шайтана в известных тебе учениях? С каким термином ты даже и спорить не станешь, приняв его сразу?

– Лжец. Отец Лжи. Это будет совершенно бесспорно, ибо искажение Истин Аллаха – суть основное занятие его противника.

– Отлично. Я также считаю. А теперь представь себе несколько крупных, сильных народов, которые душой и умом стали считать, что для Спасения достаточно только Веры. Без дел. Без усилий. Без доказательств. Чей приход станут приближать такие народы? А ведь они сумеют добиться очень многого! Это честный человек ограничен правдой. Лжец же может лгать все, что ему вздумается.

– Даджаля… – тихо произнес Аятолла и скосился на главу ордена иезуитов, что также присутствовал при разговоре. – Они станут приближать приход Даджаля! Антихриста!

– Вот! – произнес Император, назидательно подняв палец…

В разговор подключился Игнатий де Лойола. И дело пошло намного бодрее. Что буквально через три дня породило неожиданную концепцию…

– Все мы согласны с тем, что приход Антихриста неизбежен, – говорил Аятолла с трибуны Собора. – И с тем, что он поработит на какое-то время всех, живущих на Земле, что станут славить его как Бога! Ложный это будет Бог, но люди, согнутые страхом и ослепленные ложью, не смогут противится искушению!

Он сделал паузу чтобы глотнуть воды. И продолжил.

– Но может ли Даджаль явиться в мир, где для его прихода нет предпосылок? Где люди стараются жить по заветам людей Книги? Где добро творится во имя добра, а народы стараются быть людьми, не жаждущими лишь выгод мирских, но заботящимися о том, что они оставят после себя и с каким грузом предстанут перед Всевышним? Где не накопится как лавина масса подлецов и лгунов, достаточная для явления Антихриста – отца Лжи? Почему я это говорю? Посмотрите на протестантов. Их учение лицемерно и порочно в сути своей, ибо оправдывает Спасение милостью Господа. Просто так. Вне зависимости от дел и того, как человек прожил жизнь.

Аятолла вновь взял паузу. Перевел дыхание. Окинул взглядом слушателей и, заметив, что они заинтересованно и внимательно ему внемлют, продолжил со всем пылом и жаром душевным, на который только был способен:

– Истину вам говорю – при дальнейшем существовании их установиться власть на Земле не от Бога. Власть, которая дабы сохранить свое положение станет хитрить, изворачиваться, лицемерить и открыто лгать. Отрицать очевидное и называть белое черным, а черное белым! Власть, которая поделит людей по признакам, нужным лишь ей, а не по делам их. И будет эта власть, и страны, живущие ею, Большим Сатаной, погружающим народы во грех, убивающим несогласных и готовящим почву для прихода своего Господина – Антихриста. Цари же, короли и шахи этой власти, могут и не быть, слугами Иблиса прямо. Ибо не будет нужды в том! Но делами своими, они будут славить только Отца Лжи, сеять ложь везде, где только можно, наслав туман на головы подданных! И долг каждого, кто не хочет потомкам своим участи такой, кто желает, чтобы откровение сие, не сбылось сдвинутое свободой волей человека – искоренять тех, кто могут стать ростками таких дел! И пусть Даджаль придет, ибо это предречено! Но придет он намного позже, и народы впадут в скверну по иным причинам!..

Концепция делегатам понравилась.

Где-то на идеологическом уровне. Где-то на практическом.

Главное – Собор ее принял.

Оформил.

И через нее фактически вывел протестантов не только за скобки христианства, но и вообще людей Книги. Более того – позволив квалифицировать как сатанистов, то есть, тех людей, которые вольно или невольно выступают пособниками отца Лжи.

Для XVI века концепция получилась довольно свежа. Во всяком случае в таком формате она оформилась сама лишь во второй половине XX века в Иране. Под влиянием действия Великобритании и США. Но, подсказав идею и немного направив своих собеседников в нужное русло, Император сумел добиться желаемого результата здесь и сейчас.

Чем это грозило протестантам?

Сложно сказать. Но очевидно – ничем хорошим.

Впрочем, беседы в кулуарах Вселенского собора велись не только духовные. Очень быстро и Папа, и Патриархи, и Аятолла, и прочие поняли – Андрей скорее всего действительно побывал там, за кромкой. И очень стали любопытствовать по поводу разных вещей…

– А что же философский камень? – не унимался Пий IV. – Кто им владеет?

– Это метафора, – расплывшись в улыбке ответил Андрей. – Настоящий философский камень есть у каждого из нас. И находится он вот здесь. – постучал он себя по черепу.

– И как это понимать?

– Человек был создан по образу и подобию Всевышнего. Но подобие не значит равенство. Мы с вами лишены изначального совершенства, но имеет способ его достигнуть. Через развитие и познание Вселенной, сотворенной Им, что действует по законам, установленных Им для всего сущего. Наш разум – вот истинный философский камень. И его настоящее назначение – найти дорогу в Рай, через самосовершенствование. Разговоры же о превращении свинца в золото с помощью какого-то волшебного камешка – не более чем нелепица.

– Так это невозможно?

– Почему? Возможно. Но у атома свинца ядро несколько тяжелее, чем у золота. Из-за чего для коррекции потребуется управляемая реакция распада для того, чтобы выбить несколько протонов… ну и откорректировать количество электронов на орбиталях. В ближайшие века это не осуществить. Да и потом будет дорого. Запредельно дорого и сложно. Золото таких усилий не стоит.

– У атома есть ядро? – удивился сидящий тут же Игнатий де Лойола. – Но атом же неделим!

– Так считал Демокрит. На самом деле это не так. Атом состоит из ядра и вращающихся вокруг него электронов. Само ядро состоит из протонов и нейтронов. А те, в свою очередь, из более элементарных частиц…

В общем – грузил он их иной раз по полной программе. Развлекаясь лекциями по КСЕ. Однажды, когда дело дошло до летоисчисления, он поведал им о том, что Земля – это шарик в некотором приближении и ему 4,5 миллиарда лет. Вселенной же еще больше. А потом прочитал увлекательную лекцию по палеонтологии насколько сам о ней хоть что-то помнил. В качестве любопытства в свое время смотрел ролики Упоротого Палеонтолога и прочий научно-популярный контент на тему. Ну и «отличился», поведав про вымирания, древних животных и так далее. Про странные кости, вроде как из камня, все из этих иерархов прекрасно знали. Теперь же узнали откуда они взялись… Понятное дело – в камерной, не публичной обстановке, где им пришлось бы вступить с Андреем в спор…

А еще он раз за разом апеллировал к тому, что человек не совершенен. И кем бы он там не вдохновлялся, способен отразить мир весьма убого, однобоко и примитивно. В том числе и потому, что мыслит на том или ином языке, на котором может попросту не существовать слов для правильного выражения идей откровения. Не говоря уже об упрощении, вызванного другими причинами.

Это все иерархам было слушать неприятно. Но возражать они не стремились. Да и зачем? Их просто разжигало любопытство, и жажда заглянуть хоть немного за кромку. Что там? Как там? Андрей же постоянно уводил тему в сторону. И иной раз даже опыты показывал им по физике или химии, вызывающие немалое удивление. Но выводов не следовало. Ибо слова Император в этих кулуарных, камерных встречах слишком сильно диссонировали с теми знаниями о мире, которыми его собеседники владели. И им требовалось время, чтобы осознать и осмыслить все те тезы, что им озвучили.

Андрею же было сложно.

Очень сложно.

В первую очередь, конечно, сохранять спокойствие. Объясняя совершенно обычные и очевидные для него вещи в понятном для собеседников ключе. Все-таки кругозор и уровень образования в XVI веке даже у самых продвинутых людей был не очень высок. И они многого из самых элементарных вопросов того же естествознания попросту не знали. А местами его слова вызывали даже резкое, жесткое и последовательное отторжение. Но Император не стремился войти с ними в системные противоречия. То есть, пытался не пытаться отрицать религию или как-то уничижать ее значимость. Он просто не видел в этом никакого практического смысла. В сложившейся ситуации намного разумнее было стремиться к некой гармонизации нарождающейся науки с религией. Чтобы они в пустую не ломали копья, а занимались каждый своим делом.