Расшифровка - Май Цзя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цзиньчжэнь сел напротив.
– Ты кто?
– Цзиньчжэнь.
– Да нет, – засмеялся учитель, – я имею в виду: кто ты такой? Откуда родом? Где раньше учился? Лицо у тебя какое-то знакомое. Кто твои родители?
Цзиньчжэнь замялся.
– Точно! – вдруг воскликнул Залеский. – Я понял! Ты родня той статуи перед главным корпусом, ну то есть той Лилли, Абак Жун-Лилли! Ведь родня, да? Ты ей кто, сын, внук?
Цзиньчжэнь указал на тетрадные листки на диване.
– Я правильно решил? – невпопад спросил он.
– Ты мне еще не ответил, – сказал преподаватель. – Родня ты ей или нет?
– Вам лучше у господина ректора спросить, – неловко выкрутился Цзиньчжэнь, не подтверждая и не опровергая догадку Залеского. – Он мой опекун. Я сирота.
Цзиньчжэнь лишь пытался уйти от вопроса о его родстве с Жун-Лилли – запутанной темы, которой он не хотел касаться. Но Залеский вдруг засомневался и, в упор глядя на Цзиньчжэня, спросил:
– Раз так, скажи честно: ты эти задачи сам решил или тебе подсказывали?
– Сам! – твердо ответил Цзиньчжэнь.
Тем же вечером Залеский явился с визитом к Лилли-младшему. Увидев гостя, Цзиньчжэнь решил, что иностранный профессор пришел из-за сомнений в его, Цзиньчжэня, честности. На самом деле ученый отказался от своих подозрений сразу, как только их озвучил. Если бы кто-то ему помогал, думал Залеский, хоть ректор, хоть ректорова дочка, он совсем по-другому решил бы эти задачи. Когда Цзиньчжэнь ушел, наставник еще раз изучил листы с ответами. Причудливые ходы решения вызывали восхищение, и пусть в логике порой мелькало что-то по-детски наивное, в то же время острый ум и изобретательность юноши поражали. Поначалу Залеский не знал толком, как выразить свои мысли, но в разговоре с ректором постепенно нашел нужные слова:
– Мы будто посылаем его отыскать какую-то вещь в туннеле, а туннель такой темный, что протянешь руку – и уже пальцев не видно, да еще кругом одни развилки и западни, без света и шагу нельзя ступить. Значит, перед тем, как спускаться в туннель, надо подготовиться: можно взять с собой фонарь, светильник, факел, да хотя бы спичечный коробок. А он ничего из этого не берет – то ли не знает, что это за штуковины, то ли знает, но не может их сыскать – словом, ничего этого у него с собой нет, а есть одно только зеркало, и он под каким-то хитрым углом ловит им солнечные лучи, чтобы они освещали туннель… Как дойдет до поворота – опять крутит зеркало так, чтобы по-новому преломить луч. Свет все слабее, а он идет себе вперед и одну за другой обходит все ловушки. Что еще удивительнее, добравшись до развилки, он будто бы интуитивно знает, в какую сторону повернуть.
Впервые на памяти Лилли-младшего Залеский так кого-то превозносил. Мало кому удавалось заслужить его одобрение, и Лилли-младшему непривычно и удивительно было слышать от него такую безоговорочную, горячую похвалу. А все же я первым обнаружил талант мальчика, подумал Лилли-младший, а ты, Залеский, только вторым. Ты только доказал то, что и без тебя было известно. Хотя, конечно, что может быть точнее доказательств самого Залеского? Коллеги погрузились в увлеченную беседу.
Но стоило им заговорить о планах на обучение Цзиньчжэня, как они тут же разошлись во взглядах. Профессор считал, что мальчик уже достаточно подкован в математике, учить его основам нет смысла и лучше бы перевести его на старшие курсы, а то и вовсе усадить за дипломную работу.
– Ну уж нет, – наотрез отказался Лилли-младший.
Мы знаем, что Цзиньчжэнь был холоден в общении, держался обособленно, у него был низкий социальный интеллект. С этим его недостатком, ловушкой, подстерегавшей его на жизненном пути, Лилли-младший боролся как мог. Молодому человеку, с его неумением общаться, робостью и необъяснимой враждебностью к посторонним, скорее пристало бы водиться с теми, кто младше него, чтобы он мог расслабиться. При этом он был самым юным студентом в группе. Лилли-младший понимал, что мальчик и без того сильно отдалился от сверстников, а взрослый круг общения еще больше испортит его характер. Впрочем, Лилли-младший не собирался объяснять это Залескому – тема как-никак деликатная, личная. Свое мнение он выразил так:
– У нас в народе говорят: «сталь требует закалки». Цзиньчжэнь – мальчик умный, но ему не хватает твердой теоретической базы. Ты сам только что сказал: уж сколько существует инструментов, бери и пользуйся, а он что же? Ловит журавля в небе и в упор не замечает синицу в руке. Вряд ли это нарочно, просто ему деваться некуда, а голь, как говорится, на выдумки хитра. Здорово, конечно, если можешь выкрутиться с зеркалом, вот только если он и дальше будет растрачивать талант на «зеркала», изобретать то, что не имеет практической значимости, – ну, станет он ненадолго местной диковинкой, а дальше-то что? Тут нужен индивидуальный подход, Цзиньчжэню сейчас самое время учиться, углублять знания. Пока как следует не освоишь то, что уже знакомо, не распознаешь важное в незнакомом… Слышал, ты в позапрошлом году привез с родины много редких книг. Я в прошлый раз хотел было одолжить у тебя парочку, но потом увидел на книжной полке табличку «НЕТ, ПОЧИТАТЬ НЕ ДАМ». Так я что думаю, может, сделаешь для Цзиньчжэня исключение? Ему это будет полезно, не зря же говорят: «в книгах кроются золотые чертоги».
– Ну уж нет, – наотрез отказался Залеский.
В то время по университету ходил слух о двух чудаках с математического факультета. Первым чудаком, вернее, чудачкой была профессор Жун Иньи (мастер Жун), которая вышла замуж за пачку писем, хранила им верность, а в сторону мужчин и не смотрела. Вторым чудаком считался иностранный профессор Залеский, оберегавший свои книжные шкафы, как женину честь. Так что Лилли-младший хоть и попросил профессора одолжить книги, но в душе не верил, что тот согласится, понимал, как мала вероятность такого везения, запишешь числом – выйдет ноль целых и сколько-то десятых; округляем до целых, и если цифра после запятой меньше пяти, при округлении получаем ноль – что-то было, и вот уже ничего не осталось.
Поэтому когда однажды
