Газета Завтра 2 (1206 2017) - Газета Завтра

Великая Мадемуазель научила женщин выбирать правильные драгоценности, а лучше — бижутерию. Искусственный жемчуг — по её мнению — ничуть не хуже настоящего. Кстати, бижутерия Дома Chanel стоит весьма дорого и не уступает в цене иным изделиям из драгметаллов. Экспозиция содержит изделия 1930-1990-х годов — некоторые из них изысканны, другие — аляповаты. Шанель полагала, что любое скромное одеяние может превратиться в вечерний наряд, если умело подобрать аксессуары — бусы или, например, бутоньерку. "Роскошь должна быть удобной", — убеждала мадемуазель. Это лозунг всей современной моды, а потому Шанель всегда современна. Своевременна. Время Шанель.

: Empty data received from address

Empty data received from address [ http://old.zavtra.ru/content/view/muzon-223/ ].

Апостроф

Апостроф

Александр Репников

12 января 2017 0

Юлиус ЭВОЛА. Восстание против современного мира. М.: Прометей, 2016. — 476 с.

Главный труд итальянского мыслителя-традиционалиста "Восстание против современного мира" (1934 г.) впервые полностью выходит на русском языке в молодом издательстве "Прометей". Работа над переводом этого сложного текста стала последней для Виктории Ванюшкиной (1966–2013), успевшей перевести 7 из 37 глав (остальные переведены Е. Истоминой и О. Молотовым). Наверное, есть нечто закономерное в том, что книга вышла в год пятидесятилетия Виктории, и публикаторы посвятили издание её памяти.

Современный обыватель, легко адаптирующий под себя и свои мозги, не воспринимающие "много букв", и религию, и консерватизм, и иерархию и всевозможные "измы" из прошлого, споткнётся на этой книге. Живущие сиюминутным давно похоронили Традицию. Но в действительности мертва не Традиция, а они сами. "Мёртвых найти легко — они вокруг повсюду: трудно отыскать живых", ведь "мёртвые больше всего на свете терпеть не могут видеть что-то живое" (Ч. Буковски). "Живые мертвецы" особенно не терпят тех, кто ставит им диагноз, а диагнозов болезней нашего времени в работе Эволы много.

Первая часть книги "Мир Традиции" посвящена пониманию веры, власти, государства, закона, аристократии, иерархии, войны, взаимоотношений мужчины и женщины с традиционалистской точки зрения. В определённом смысле это краткое, но чрезвычайно насыщенное изложение тем, получивших более детальное рассмотрение в последующих работах "Люди и руины" (1953 г.), "Метафизика пола" (1958 г.), "Оседлать тигра" (1961 г.) и др.

Во второй части — "Происхождение и облик современного мира" — показывается упадок, который пережило и продолжает переживать человечество, стремительно порывающее со всеми элементами Традиционного мира. На место здоровья приходят различные болезни. Со временем человечество сживается с ними, пестует их, начинает считать болезни и отклонения естественными. А одна из отличительных особенностей Традиции в том, что она выступает за иерархию и аристократичность власти, веры, философии, политики, искусства, поведения, в конце концов… Больное не должно быть выше здорового. Отклонение — не есть норма! Традиция определяет, что безобразно, а что — возвышенно, но в современном мире "человек Традиции" уже не находит крепкой опоры. Критерии размыты или утрачены. Человек, воспитанный в рамках Традиции, не напрягаясь определял, какое яблоко гнилое, а какое — свежее. Современный мещанин и (или) идеолог постмодернизма возразит: говорить, что яблоко гнилое, — не толерантно, надо менять точку зрения, поскольку это — "альтернативно пахнущее" яблоко.

Эвола предлагает нам свои критерии, с которыми можно соглашаться или не соглашаться. В том числе и с чётко выраженным мнением, что капиталистический путь Америки и социализм представляют, по сути, две дороги к одному обрыву (сравнению большевистской России и Запада посвящена последняя, 37-я глава книги, также переведённая Ванюшкиной).

Изучать, переводить, публиковать работы мыслителей, писавших о кризисе современного мира в эпоху триумфа победившего мещанства и прославления победной поступи прогресса, — это уже само по себе накладывает определённые обязательства.

Диагноз поставлен. "Современный мир" болен, но реставрация Традиции невозможна. То, что когда-то было самоочевидно, теперь нужно постоянно доказывать, но будет ли услышан один голос на фоне тысячи безумных криков? Может быть, тогда надо стать "как все" и слиться с "массой"? Универсального ответа в книге нет. Каждый идёт своим путём — в "рай" ли, в "ад" ли. Но, думается, неслучайно на последнюю страницу обложки вынесена цитата, которую хочется привести полностью: "Единственное, что сегодня имеет значение — это действия тех, кто может “оседлать волну” и оставаться твёрдыми в своих принципах, незатронутыми никакими уступками, безразличными к лихорадкам, конвульсиям, суевериям и проституции, характерным для нынешних поколений. Единственное, что имеет значение — это тихая стойкость меньшинства, чьё бесстрастное присутствие в качестве “каменных гостей” позволит возникнуть новым взаимоотношениям, новым дистанциям и новым ценностям и поспособствует созданию стержня, который, хотя определённо не спасёт этот мир растерянных и уставших людей от самой его сути, тем не менее поможет передать некоторым ощущение истины — ощущение, которое может стать для них началом кризиса, ведущего к освобождению"…

Фильм-подлог

Фильм-подлог

Наталья Ростова

12 января 2017 0

на экраны выползло новое творение Кирилла Серебренникова

Об этой ленте под названием "Ученик" стоит высказаться, ибо сама она является попыткой высказывания, причём достаточно громкого. Режиссёр здесь выступает не в роли художника, а в роли идеолога.

Главный герой — ученик средней школы, который вдруг взял Библию и стал её читать — себе и миру. Нет, это не история о тайне духовного рождения. Не попытка проникнуть в непостижимость христианства. Не современные рассказы странника своему духовному отцу, которому вступил в голову главный вопрос — "что есть непрестанная молитва?". Но это и не история о судьбе христианства в нынешнем мире. О той бездне, которая лежит между циничным, а главное — антропологически-скудным миром с одной стороны и требованиями веры — с другой. О чём же высказывание режиссёра?

Герои фильма нарочито примитивные, кукольные, поделочные, а сюжет предельно схематичный. Такой художественный минимализм вполне достаточен для того, чтобы передать главную идею. Однако он заставляет зрителя лишь наблюдать за вполне предсказуемым ходом истории и ждать последнего слова автора. Хотя главное автор говорит сразу — подбором персонажей. Во-первых, это мать героя, не способная описать причину переживаний своего сына кроме как в терминах "неконтролируемой эрекции" и наркотиков. Во-вторых, это учителя школы, на досуге заслушивающиеся тюремными песнями и отнюдь не чуждые всяких скабрёзностей. В-третьих, это священник, тот самый "поп с золотыми часами", суетливо засовывающий какие-то сомнительные брошюрки в полиэтиленовый пакет. Казалось бы, в этом списке низвергнутых авторитетов не хватает ещё фигуры власти, но и портрет Путина мелькает на заднем плане в кадре, дополняя картину. В целом мир выражают школьники, которые демонстрируют свои холёные тела, издеваются над хромоногим и обращаются друг к другу посредством таких слов, как "придурок". Но автора волнует другое, его удар направлен не на церковь или государство, не на учителей и родителей, а на христианство само по себе. Режиссёр посредством главного героя будто заходит со стороны внутренней логики христианства и хочет продемонстрировать уродливость и этой последней стороны мира. В мире осталось ещё то, что претендует на авторитет. Это вера и открываемый ею трансцендентный горизонт. Высказывание автора адресовано именно этой сфере.

Однако Серебренников не Достоевский, не тот, кто ставит глобальные проблемы — теодицеи, слезинки ребенка и мирового зла. Не тот, кто обрушивается на христианство с вопросом о соотношении свободы и благодати, страха и веры, "меча" и "мира", религии и крови. Или хотя бы с вопросом о чудесах и мифах на фоне современных достижений науки. Он не ставит своей задачей разбираться в тонкостях христианства и не желает что-либо противопоставить ему. Напротив, он бежит от всякой истины. Его целью оказывается не художественная постановка и исследование проблемы, но дискредитация идеи абсолюта. Истину он желает отождествить с относительным, трансцендентное — с субъективным, веру — с психозом, христианство — с антисемитизмом, фашизмом и терроризмом. Для этого автор сопровождает действия нерефлексирующего подростка цитатами из Писания и даже видением "Распятого" на кресте. Библия осуждает соблазняющие одежды женщин, значит, нельзя ходить в школьный бассейн. Библия заявляет о сотворении мира, значит, можно хулиганить на уроках биологии. Библия свидетельствует о чудесах, значит, нужно привести матери незваного гостя и заставить её накормить всех двумя рыбами. Христос говорит о силе веры, значит, можно криками заставить короткую от рождения ногу вырасти и т.п. Но на все события, требующие от героя последовательности, он отвечает истерикой, трусостью и подлостью. Когда издеваются над хромым, он остаётся в стороне; когда ему отвечают теми же цитатами из Библии, он лишь хрипит по-звериному; а когда происходит судилище на педагогическом совете, он вдруг обвиняет учительницу в сексуальных домогательствах. Режиссёр, очевидно, хочет вызвать в нас чувство отвращения к герою. Апофеозом оказывается эпизод с убийством, когда герой, апеллирующий к словам апостола Павла о том, что всё "очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения" (Евр. 9:22), выпив вина, убивает булыжником своего приятеля — якобы за иудово предательство. Режиссёр таким образом обращается не к теме фундаментализма. Ему важно показать не то, к чему может привести признание Истины, а то, что Истины нет. Как её не оказалось для героя, который, вопреки собственным словам о готовности умереть за веру, клевещет на одного и убивает другого. Здесь стоит напомнить о том, что христианство — религия, которая зиждется на тайне крови Бога, а не другого. Апостол Павел в цитируемом фрагменте говорит о спасительной крови Христа, которая приходит на смену крови козлов и тельцов в ветхозаветной традиции. Христос своей кровью очистил грехи мира, а Иуда, постигнув своё предательство, удавился сам. Режиссёр же, проводя явную аналогию между героем и Христом, у которого появился ученик, вдруг представляет этого "Христа" как убийцу "ученика-Иуды", искусственно обосновывая кульминацию словами из Евангелия.