Повести и рассказы - Александр Вельтман

Два будочника ввели Зарецкого; за ним вошел содержатель театра.

Городничий

Имя твое?

Зарецкий (в сторону)

Господи боже мой! Ошибка! И где же? На сцене, вовремя представления! Он должен был сказать имя ваше? (К городничему.) Конрад Туринский.

Содержатель театра

Он пьян… Ваше высокоблагородие… Он повторяет роль свою из драмы «Вольные судьи».

Городничий

Тс! Никто не перебивай слов моих! Звание?

Зарецкий

Имперский барон и член сего судилища.

Городничий

Как? Что? Новый подлог? Хорошо! (К письмоводителю.) Пиши. (К Зарецкому.) По какому случаю прибыл в сей город?

Зарецкий (в сторону)

Боже! Он не знает своей роли! Он и меня собьет с толку! (К городничему.) Защищать мою невинность и занять место!

Городничий

Хороша невинность! О друг, ты займешь место в тюрьме!

Зарецкий (в сторону)

Чорт знает, что он говорит! Дураку дали роль Вольного судьи! (К городничему.) Какое мое преступление?

Городничий

Как? Какое преступление? Запираться! Нет, приятель! Свидетель целый город… Говори, каким образом и с какою целью уговорился ты с господином казначеем сыграть роль генерал-губернатора! А?

Зарецкий (в сторону)

Врет! Я? Роль генерал-губернатора? (К городничему.) Где ж мой обвинитель?

Содержатель театра

Да он, ваше высокоблагородие, спьяна бредит ролями, которые играл на театре.

Городничий

Тс! Тем лучше: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. (К Зарецкому.) Отвечай на вопрос: с какою целью? А? Не с тою ли, чтоб похитить казенные суммы и вместе скрыться? Да!.. Я и позабыл было. (К квартальным.) Извольте отправиться немедленно, сейчас же и без малейшего отлагательства арестовать казначея. Если он скроется, то вы будете отвечать. Слышите ли? (К Зарецкому.) Ну, говори, с какою целью? А?

Зарецкий (в сторону)

Не то! (К городничему, с удивлением.) Какой звук голоса!

Городничий

Говори! Что ты будешь на это отвечать?

Зарецкий

Что судилище слишком справедливо, чтоб наказывать заблуждения или чтоб расставлять сети.

Городничий

Какая дерзость! Сети!..

Зарецкий (перебивает)

Да, сети! Всей Германии известны связи дружбы, родства…

Городничий (перебивает)

Связи, дружбы и родства! А! Наконец! (К писарю.) Пиши: «связи, дружбы и родства!..» Пиши! Вот оно что! Теперь-то объяснилось!

Зарецкий (в сторону, с сердцем)

Гадишь, портишь! Не дал всего высказать!

Городничий

А что казначей обещал тебе за это?

Зарецкий (в сторону)

Вместо: вы это обещали? чорт знает что говорит! (К городничему.) И сдержал слово; он был мой друг…

Содержатель театра

Да он, ваше высокоблагородие, декламирует роль из «Вольных судей»!

Городничий

Тс! Молчать! Здесь не вольный, а казенный суд!

Зарецкий (продолжает)

Мой гость, а я изгнал его; он простирал ко мне руки, а я умерщвлял его…

Городничий (перебивает)

Позднее раскаяние!

Зарецкий (в сторону)

Совсем сбил меня! Что бишь? Да! (К городничему.) Должен ли он умирать два раза, два раза переносить томление при смерти! Кто б ты ни был… если это твое мнение, то у тебя сердце людоеда! (Бросается к городничему.)

Городничий (вскочив с места, с ужасом)

Он убьет! Схватите его! Он убьет!.. Закуйте его в железа.! Тащите его в тюрьму! Колодки на ноги!..

Содержатель театра

Ваше высокоблагородие! Он пьян; он спьяна это все наделал. Извольте прислушать, он говорит не свои слова; это роль…

Городничий

Рогатку на шею! А завтра в кандалах представить его для вторичного допроса и личной ставки с казначеем! Разбой среди белого дня!

Глава X

Заключение

В тюрьму к Зарецкому тайно приходила добродетельная преступница. Она застала его в беспамятстве, бросилась в его объятия, вскричала, как Ангелика:

– Роланд! Взгляни на скорбь мою о тебе!.. Успокойся, друг мой!..

А он отвечал:

– Здравствуй, здравствуй, благородная дочь дикого Сакрипанта! Здравствуй!.. Как! Ты одна убежала от твоего отца?..

А она, видя, что нет надежды возвратить бедному Роланду-Зарецкому рассудка, произнесла горестно, как Ангелика:

– Несчастный! – и удалилась из тюрьмы скорыми шагами, чтоб не опоздать на репетицию.

Настоящий генерал-губернатор, до которого дошли слухи об этом происшествии, смеялся над ним от души и велел перевести Роланда-Зарецкого из тюрьмы в сумасшедший дом, а казначея переместить в другой город.

По сю пору казначейша во время ссоры с мужем посылает его навестить зятя своего в желтом доме; а Зарецкий без отдыха декламирует: то, воображая себя честолюбцем Фиэско, заносит преступную руку на Джианеттино, поражает стену кулаком, клянет судьбу над трупом Розабеллы, низвергается в море с кровати и лежит без памяти на полу; то, вдруг очнувшись, является маркизом Лафастом и клянется в любви Софии; то перед лицом Вольного судилища защищает права и невинность имперского барона. Но в роли Неистового Роланда он превосходит самого себя; все сумасшедшие, находящиеся с ним в одной камере, забывают свою манию, – музыкант перестает перебирать на воздухе клавиши, – духовидец забывает ловить за хвост чортиков, которые садятся ему на нос, – у поэта выпадает из рук воображаемое перо, – оратор не откашливает слова, которое остановилось у него в горле, – и все внимательно, безмолвно, разинув рот, дивятся исступленному искусству Зарецкого.

Аленушка

I

Приятель мой Северин, по выражению г-жи Жанлис, произошел на свет от благородных родителей, от Петра Ильича и Евлампии Федоровны.

Богач Петр Ильич жил открыто, двор его был всегда полон экипажей, передняя полна слуг, часто в пунической ливрее. В одной гостиной зеркала во всю стену отражали образы превосходительств и сиятельств с их семействами, в другой гостиной в золотых рамах заключались головы Рембрандта, неблагопристойности фламандские, огородные овощи Шнейдера, извозчики Орловского, море Вернета, баня Тициана, и все это оригинальное, нисколько не копия. Тут же бюст Венеры Калипиги, тут же все амуры, порожденные от Юпитера, от Марса, от Меркурия, от Адониса, от Аполлона, от Зефира, от Александра, амуры с крылышками птичьими, мотыльковыми, без крылышек, вооруженные колчаном, лучком и стрелой, и амуры мирные, не вооруженные. В буфете на сто персон серебра, фаянсу и хрусталя, в кабинете натуральная история по части окаменелых грибов, в шкафах в красном переплете фолианты французских писателей прошлого века, за стеклами, и отвратительный крик попугаев по всем окнам, и коверканье африканского пигмея.

Много было забот и хлопот у Петра Ильича, но втрое было забот у Евлампии Федоровны. И кто не согласится, что заботы жизни общественной ужасны. Завести знакомства, поддержать знакомства, хитро уклониться от знакомств, уметь принять гостя, уметь выжить гостя, быть многоречивым и не обмолвиться, не отстать от моды, знать ее тоны и приличия, обратить на себя внимание и не показаться странной; знать, кому оказать на деле честь, кому на словах одолжение, и мало ли, мало ли труда и забот; едва достанет времени на отдых и на туалет: весь день на визитах, вся ночь на выставке моды, только от утра, золотого утра, святого утра, скрываются тени в раззолоченные свои гробы.

Безбожно истреблять богатство жизни и потом жаловаться на бедность сил, на слабость здоровья, на небо!

В роскошном быту родился Северин. За ним ухаживали, его учили подданные трех просвещенных наций Европы, он был вполне предоставлен им; отец и мать жили в водовороте большого света.

Их жизнь стоит описать подробно. Я короток был в доме.

Как ни хорошо, казалось, шли дела Петра Ильича, вокруг него было тепло всем, кто принадлежал к сфере его, однако ж судьба вздумала сделать надлежащие во всем исправления и перестройки.

Петру Ильичу не жилось трудами двух тысяч наследственных рук, он вздумал и сам трудиться. Прослышал он, что сосед его, удобрив землю известью, утроил урожай полей, и вздумал удесятерить плодородие своих земель. Сам поехал он распоряжаться в поместье. Закупил на наличный капитал и в долг несколько барок извести, выписал арнаутки, убелил известью свой чернозем, засеял и на другой год проклял все нововведения; на третий год сделал заем под залог именья, на четвертый продал именье за половинную цену, пустил капитал в оборот, по совету истинных друзей своих, и оборотил свое благосостояние вверх дном.