Социально-политическая психология - Герман Дилигенский

Наиболее низкий уровень познавательной активности лежит в основе того типа социально–политических представлений, который может быть назван инертно–фаталистическим. Психологически определяющим для него является восприятие социально–политической действительности как сферы действия сил и процессов, не поддающихся ни пониманию, ни контролю индивида и его социальной группы. При общем низком уровне интереса к общественно–политическим событиям и слабой информированности представители этого типа могут интересоваться теми из них, которые непосредственно затрагивают их личные судьбы. Однако поскольку происходящее на общественно–политической арене кажется им хаосом событий, не подчиненных какому–либо организующему принципу, они не испытывают желания понять причины и связи явлений. Их представления о конкретных процессах и событиях случайны и изменчивы, зависят от тех сведений и интерпретаций, которые в последний момент поступили к ним от доступных источников информации, от «чужих мнений» или стереотипов, распространенных в их социальной среде.

Предлагаемая типология социально–политических представлений, как и всякая типология, разумеется, условна и относительна: она намечает лишь модели некоторых познавательных процессов и отнюдь не должна рассматриваться как какая–то жесткая классификация людей по признаку их когнитивно–психических характеристик. Важно иметь в виду, что «чистые» представители названных типов встречаются в жизни относительно редко. Большинство людей используют различные способы выработки своих представлений, причем эти способы и типы представлений могут особенно резко различаться в зависимости от конкретного объекта или сферы действительности. Например, один и тот же человек может иметь стихийно–рациональные представления об экономических отношениях и мифологические о сфере этнических и национально–государственных отношений или вовсе ничего не думать и не иметь сколько–нибудь значимых сведений о мало интересующих его сферах. В 80–х годах половина опрошенных американцев не знали, какая партия контролирует конгресс и 40% - считали народ Израиля арабской нацией[45]. Подобная степень невежества в конкретных вопросах внутренней и внешней политики — не означает, что эти люди не имеют рациональных представлений или идеологических стереотипов по ближе затрагивающим их проблемам общественно–политической жизни.

Когнитивный диссонанс

Одним из важнейших качеств социально–политических представлений является уровень их динамизма, способности к изменению и обновлению под влиянием новых знаний и опыта. Механизм реакций человека на новую информацию, противоречащую его сложившимся представлениям (убеждениям, ценностям) интенсивно изучается в социальной психологии. В исследованиях по этой проблеме центральную роль играет концепция когнитивного диссонанса, сформулированная в 50–х годах американским социопсихологом Л. Фестингером. Суть ее состоит в том, что при конфликте двух релевантных, т.е. соотносимых по своему объекту, относящихся к одному и тому же вопросу, но несовместимых между собой «когниций» (знаний), человек испытывает чувство психологического дискомфорта. Дискомфорт становится побудительной силой психической активности, направленной на преодоление конфликта. В зависимости от индивидуальных особенностей людей, культурных и иных факторов конфликт преодолевается разными способами. Человек может усвоить новое знание и отбросить старое или же, напротив, он может стремиться укрепить старое представление, всячески преуменьшая значение и достоверность новой информации, психологически «отворачиваясь» от нее. Фестингер приводит пример курильщика, получившего информацию о том, что курение вызывает раковые заболевания. Знание об удовольствии, доставляемом курением, вступает в конфликт со знанием об его губительных последствиях. Под влиянием новой информации одни курильщики предпримут волевые усилия, чтобы преодолеть вредную привычку, другие будут искать аргументы, снижающие ее достоверность[46].

Нетрудно найти примеры, подтверждающие действие механизма когнитивного диссонанса в социально–политической психологии. Вернемся к ситуации, которая уже упоминалась выше и особенно близка опыту российских читателей. За относительно краткий период, начавшийся в годы перестройки, множество советских людей перешли от веры (пусть довольно вялой и формальной) в социализм сначала, к идеологии глубокого реформирования, «очеловечивания» социализма, а затем и к полному отказу от этой веры и переориентации на «западные» социально–политические ценности. Решающую роль в этом процессе сыграла новая информация (не только фактическая, но и аналитическая и обобщающая) о том, «как мы жили и как живем», ставшая доступной благодаря гласности. В то же время другая, меньшая часть общества, напротив, укрепилась в консервативных–коммунистических и национал–патриотических воззрениях, предельно идеализируя старые тоталитарные порядки. Их сопротивление новому привело страну в октябре 1993 г. на грань гражданской войны. По всей вероятности, среди тех, кто, потрясая красными знаменами, портретами Ленина и Сталина, выходил на митинги оппозиции, было немало таких, кто десятью годами раньше не проявлял никакого идеологического рвения, ругал власть и жаловался на тяжелую жизнь.

Характерно, что и сторонники противоположного «рыночного» мировоззрения тоже отсекали от себя информацию, противоречащую их вновь обретенным взглядам. И в реформаторской прессе, и в обычных частных разговорах западный мир представал чуть ли не земным раем, все что еще недавно говорилось о «пороках капитализма», в том числе и вполне достоверные знания об его теневых сторонах, старательно изгонялось из памяти.

Все эти сдвиги в общественном сознании частично объяснимы психологической теорией когнитивного диссонанса. В известных опытах Дж. Брема этот феномен исследовался в связи с процессом принятия решения. Испытуемым предлагалось оценить два бытовых электроприбора. Затем им передавался выбранный прибор и вновь предлагалось оценить оба прибора — выбранный и отвергнутый. Выяснилось, что испытуемые значительно повысили оценку ранее выбранного прибора и снизили отвергнутого. Иными словами, они испытали потребность в подкреплении принятого решения, обусловленную когнитивным диссонансом — противоречием между знанием, обусловившим принятое решение, с одной стороны, и данными (негативными характеристиками выбранного и позитивными отвергнутого объекта), ставящими это решение под сомнение, — с другой. Диссонанс преодолевался путем завышения качеств первого и занижения второго[47]. В идеализации Запада советским общественным мнением в сущности проявился тот же психологический механизм.

Приведенные примеры показывают, что теория когнитивного диссонанса позволяет проникнуть в некоторые психологические механизмы, регулирующие идейно–политическую дифференциацию общественного сознания в условиях резкого обновления социального опыта и знаний (вероятно, излишне добавлять, что она регулируется отнюдь не только этими механизмами). Теория помогает понять психологическую природу отторжения нового, консервативного синдрома, присущего многим людям и социальным группам, объяснить, почему расхождения во мнениях, в принципе, преодолимые на основе их рационального, логически обоснованного сопоставления и синтеза, нередко перерастают в непримиримую конфронтацию. Однако такое объяснение сталкивается с рядом трудностей, связанных с недостаточной ясностью самой теории Фестингера.

Одна из таких трудно разрешимых проблем, отмечаемых в социально–психологической литературе, состоит в определении условий, при которых возникает когнитивный диссонанс, границ самого этого явления. Можно ли любое противоречие между старым представлением и новым знанием считать когнитивным диссонансом, т.е. внутренним психическим конфликтом, вызывающим дискомфорт и потребность в его преодолении? Фестингер выделяет четыре класса ситуаций, обусловливающих когнитивный диссонанс: логическое несоответствие, несоответствие культурным образцам, несоответствие нового знания более широкой системе представлений, несоответствие прошлому опыту. Однако, как показали экспериментальные исследования, существуют сильные индивидуальные различия в психической реакции на все эти несоответствия. О двух основных типах реакций: изменении представлений и отторжении нового знания уже говорилось выше; в первом приближении их можно объяснить уровнем динамизма индивидуального интеллекта, различиями между ригидным и пластичным его типами.

Однако различия в реакциях не ограничиваются этим. Как отмечает известный исследователь когнитивного диссонанса Э. Аронсон, «разным людям нужна различная сила диссонанса, чтобы привести в действие силы, направленные на его уменьшение»; то, что является диссонансом для одних, другими вообще не воспринимается как конфликт или несоответствие[48]. В сфере социально–политической психологии это наблюдение можно подтвердить, например, данными о динамике рейтинга ведущих политических деятелей. Как известно, они меняются очень часто и быстро под влиянием текущей политической конъюнктуры, причем, получая одну и ту же информацию о действиях данного персонажа, одни люди перестают доверять ему, а другие остаются на прежней позиции. Имеем ли мы в подобных случаях дело с когнитивным диссонансом? Ведь вполне возможно предположить, что новая информация о лидере у одних не приходит в какое–либо противоречие с их представлением о нем, а другие изменили свое мнение без какого–либо внутреннего конфликта и дискомфорта, иначе рейтинги не менялись бы так легко и быстро, не повышались бы вновь после резкого снижения.