Повседневная жизнь египетских богов - Димитри Меекс

Во время своего путешествия по небу, от восхода до заката, солнце проходит несколько этапов, то есть воплощается в нескольких хеперу, наиболее важные из которых обозначаются именами Хепри, Ра и Атум. По ходу рассказа об уже не раз упоминавшейся тяжбе Хора и Сета верховный бог именуется без какой-либо системы в этих обозначениях Ра, Ра-Хорахти, Атум, Ра-Атум или Хепри, причем боги не испытывают сомнений в том, что говорят об одном и том же божестве.{235} Тот факт, что каждое из наиболее важных божеств может обрести хеперу только во взаимодействии с другими, подобными ему, показывает, что в таком случае подлинная полная сущность солнечного бога ускользает от всех них и постижима для них лишь в некоем приближении. Каждой из этих форм солнечного бога соответствуют свои иру, ощутимые и узнаваемые отличительные признаки солнца в его движении: скарабей, сокол, старец с бараньей головой и многие другие. По сути, хеперу и иру настолько неотделимы друг от друга, что оба эти термина могут выступать в тексте в качестве синонимов. Ни одна форма не может безраздельно принадлежать только одному божеству: даже самое известное проявление каждого из них может, с разными целями, время от времени передаваться другому богу. Исида превращается в Сохмет, чтобы наилучшим образом расправиться с врагами своего супруга; Сет принимает облик Анубиса, чтобы обмануть стражей гробницы Осириса.{236}

Если то, что люди узнают божество в первую очередь по его внешнему обличью (иру), а хеперу могут постигать лишь посредством духовной и религиозной практики, очевидно,{237} то менее ясен вопрос, в каком аспекте боги воспринимали друг друга в своей собственной среде. Мы заметим, что дифференциация их внешних обличий, о которой шла речь выше, связана по своей сути с иру.{238} Тем не менее каждый бог мог обладать тайными хеперу или иру, неизвестными остальным.{239} Это предполагает, что в мире богов можно было обнаружить два уровня их проявлений — но только в том случае, если божественные существа, о которых идет речь, хотели этого сами. Сама природа таких проявлений, так же как и своеобразная «игра в прятки», которую она порождала, показывают, что тело божества невозможно обнаружить, не бросив на него взгляд. Собственно говоря, некоторые ситуации и подводят богов к тому, чтобы скрываться от чужих взглядов, именно потому, что их тела созданы, чтобы быть видимыми. Неузнаваемость бога при его появлении затрудняет его идентификацию и вызывает некоторое потрясение, которое подчеркивает его значимость и становится чем-то вроде откровения. Такое появление божества происходит с большой помпой, и присутствующие при нем вопрошают: «Что за бог появился здесь?» Вновь прибывший объясняет: «Я разорвал свою пуповину, я заплел свою бороду, я проявляюсь в качестве Хапи!»{240} — то есть бога разлива Нила. Все это не является очевидным для свидетелей его появления; однако тексты поясняют нам, что Ра «распределил свое обличье среди (других) богов».{241} Если мы понимаем эти слова правильно, речь идет здесь о возникновении облика божества, под которым оно становится видимо всем остальным.{242} Нечто подобное происходит и в случае с Исидой, обезглавленной собственным сыном. Демиург, увидев богиню, превратившуюся в безголовую статую, спрашивает Тота: «Кто эта вновь прибывшая, что не имеет головы?» И Тот отвечает: «Мой прекрасный господин, это Исида… Хор, ее сын, обезглавил ее». В обоих этих рассказах схема «узнавания божества» одинакова: по поводу него, как некоего «нового пришельца», задают вопросы те, кто стал свидетелями его появления. Ответы на них, содержащие описания его новых отличительных черт, позволяют его опознать. Этот диалог утверждает связь между атрибутами божества и его именем, в результате чего оно занимает свое место в «системе координат» сообщества богов.{243}

В описанных случаях божество желает или испытывает потребность в том, чтобы его узнали, и благодаря этому происходит данный процесс узнавания, подобный предъявлению богом «удостоверения личности». Божеству достаточно избежать этой процедуры, чтобы сохранить такой облик, который будет недоступен постижению даже собственных сородичей; это бывает необходимо как для защиты в случае угрозы, так и для обмана остальных. Особенно искусна в приемах такого рода Исида. Боги знают об этом и принимают меры к тому, чтобы не быть обманутыми, но часто это бывает напрасным. Пример такого рода мы встречаем в рассказе о тяжбе Хора и Сета.{244} Чтобы пощадить Сета и предотвратить воздействие Исиды на собрание богов, и без того склонившееся в ее пользу, решено созвать суд на острове, куда доступ для Исиды будет закрыт. Только один плот служит для сообщения собрания с внешним миром.{245} Перевозчик Немти получил четкий приказ не переправлять на остров ни одну женщину, похожую на эту богиню: при этом в запрещении подчеркиваются возможное сходство странницы с Исидой и способность богини принимать разные обличья. Тогда Исида приняла облик бедной старухи. Немти конечно же не доверился ей и сослался на то, что ему запрещено перевозить каких бы то ни было женщин. Отметим сдвиг, произошедший в формулировке запрещения. От сходства с Исидой акцент смещается на принадлежность к женскому полу вообще, как будто перевозчик знал, что богиня может появиться в любом женском обличье. Но Исида хорошо знала о жадности перевозчика и подкупила его золотым кольцом. Перевозчику следовало бы быть осторожнее, поскольку всем было известно, что старуха — это обличье, иру, которое Исида принимает для демонстрации своего вдовства, но также и магических способностей.{246} Прибыв на место суда, Исида оставляет это скромное обличье и превращается в прелестную юную девушку. Поскольку все боги считаются юными и прекрасными, Исиду в данном случае делает неузнаваемой не это обличье само по себе, а отсутствие в нем каких-либо специфических ее черт. Сет, закоренелый бабник, заметив ее издали, не мог не влюбиться в нее без памяти. Исида пользуется этим, чтобы высмеять его перед равными ему богами и ослабить его позиции в обсуждаемом деле. Перевозчик Немти был жестоко наказан за непослушание. Его лишили пальцев на ногах и заставили отдать золото, побудившее его совершить оплошность.{247} Такое наказание показалось бы чрезмерным, если бы оно следовало за неспособность опознать кого-то, кто сделал себя неузнаваемым. Однако Немти ставится в вину прежде всего то, что он поддался подкупу, несмотря на то, что узнать Исиду действительно было в его силах.

Этот эпизод показателен в том смысле, что, согласно ему и судя по употребленным в его описании выражениям, естественным и наиболее обычным обличьем божества было обличье человеческое.{248} Примем также во внимание, что в противном случае, когда речь идет о человеке или о царе, подобном богу или представляющем собой его реплику, это сходство оказывается функциональным, но никоим образом не физическим, не внешним. Не вполне ясно, были ли люди, согласно представлениям египтян, созданы по образу и подобию демиурга.{249} Заметим также, что Исида принимала только женские обличья, судя по тому, что запрет на доступ в собрание богов распространялся лишь на женщин. Это обнаруживает барьер, который боги в своих превращениях не могли преодолеть — барьер различия полов.

Вне рамок вопроса об обличье богов и возможностях опознать каждого из них материальность их тел носит двойственный характер. В начале существования мира сама субстанция их тел не существовала: она будет сотворена только после установления демиургом права владения только что возникшей землей.{250} Дальше мы увидим, что тело бога может быть искалеченным и кровоточить, что позволяет предполагать, что оно создано из обычной плоти. Слово «плоть», кстати, часто употребляется по отношению к телам богов. Но их способность претерпевать без вреда очень тяжкий ущерб показывает, что божественная плоть отлична по своей природе от человеческой. В сущности, плотские качества тел богов обозначаются предельно четко только в случаях, когда речь идет о мучениях врагов благих божеств. Кроме того, эти враги богов подвергаются метаморфозам, превращаясь в момент их казни в людей или в жертвенных животных. За исключением этих случаев о телах богов обычно говорится, что они сотворены из драгоценных камней и металлов. Их плоть — золото, кости — серебро, волосы — ляпис-лазурь.{251} Благодаря этому от них исходит сияние, аура, которая делает бога «блистающим и облаченным в бирюзу».{252} Сияние солнечного бога таково, что скрывает его от взоров его собственных детей.{253} Согласно египетским представлениям, камни не стареют и существуют вечно.{254} Исходя из этого, тела богов считаются неразрушимыми: именно по этой причине даже мертвое тело Осириса не может по-настоящему начать разлагаться или быть расчленено.{255} Своими природными свойствами и цветами камень и металл образуют палитру качеств, которые позволяют нам понять, что могла представлять собой сущность богов. Коль скоро их плоть была золотой, можно представить себе, что она имела красноватый оттенок, так как для египтян золото было не желтым, а именно красным.{256} Их волосы цвета ляпис-лазури должны были быть черными с синеватым оттенком — как мы сказали бы, цвета воронова крыла.{257} Исида, как правило, считается «той, у которой черные волосы и красная кожа»:{258} здесь речь идет о поэтическом переосмыслении типичных внешних черт египтян, которые были в древности такими же, как и сегодня. Если боги не соответствуют этому человеческому стандарту, это связано с их особыми качествами: так, те из них, у которых кожа черного или синеватого цвета, обладают способностью к физическому возрождению после смерти.{259}