Люди с оружием. Рассказы - Сергей Никитин

— Я вас, товарищ Данилов, специально прикрепил к нахимовцу. Вы же моряк! Расскажите, покажите ему все от киля до топа. А главное — влейте в него морскую душу! Без этого, вы знаете, и моряк не моряк.

Капитан-лейтенант наклонился к матросу, тихо добавил:

— Кто знает, может быть, он, этот мальчик, лет через двадцать пять адмиралом станет. Добрым словом помянет нас тогда. А?

— Все может быть, товарищ командир, — ответил серьезно Данилов.

— Так занимайтесь, и покрепче, построже… Ну, не вам говорить об этом, сами знаете!

Капитан-лейтенант ушел. Данилов постоял, подумал о чем-то, почесал затылок и неожиданно громко и твердо сказал:

— Есть! Сделаем по-морскому: как следует и как надо!

На пятнадцатый день практики, в воскресенье, Боря получил первое увольнение на берег. Перед увольнением Данилов осмотрел и даже ощупал нахимовца. У Бори все было в порядке: перчатки и пуговицы, ногти и уши. В левом кармане брюк — чистый носовой платок.

— Смотри, не опаздывай. Без пяти двадцать четыре быть на корабле, как штык, — напутствовал Данилов нахимовца.

— Есть.

Уже на улице города Боря еще раз взглянул в зеркальную витрину магазина и самодовольно улыбнулся: перед ним стоял настоящий моряк в мундире, с золотым шитьем на воротнике, золотыми буквами «Н» на погонах.

Боря гордо повернул голову вправо, развернул плечи и отдал честь своему отражению в витрине. Спохватившись, Похитайло оглянулся вокруг: не заметил ли кто его мальчишества, и быстрым шагом направился к матросскому парку. В парке отдыха он встретил своих товарищей по училищу, проходивших практику на эсминцах. Эх, как завидовал им Боря, когда они наперебой рассказывали о впечатлениях первого похода в море.

Стараясь быть равнодушным, Боря хвастливо заявил!

— Случись что, мы на помощь бы пришли. В случае аварии, посадки на мель, или там «банку», без нас все равно не обошлись бы. «СОС», «СОС», — и мы тут как тут.

— На настоящем корабле аварий не бывает, — возразили ему друзья. — На «банку» сесть моряку никак нельзя — это же позор на весь флот.

Довод этот был настолько убедительным, что Боря не нашел слов для ответа.

В разговорах о кораблях, старшинах и, особенно, командирах, в которых до тонкости разбирали не только служебные качества, но и жесты, манеру говорить, командовать, незаметно прошло несколько часов.

Боря проводил товарищей до причала, где стояли их корабли.

Друзья, прощаясь, предупредили его, показав на часы:

— Спеши, Борька, до твоего причала идти минут десять, а до двадцати четырех часов осталось пять минут. Не опоздай.

— Ерунда, успею. У нас насчет этого не строго. А потом все равно болтаться на привязи у стенки. Минутой раньше приду, минутой позже— не имеет значения, — рисуясь перед друзьями независимостью, соврал Боря.

Но когда товарищи ушли, Похитайло снял бескозырку и что есть духу побежал. И все-таки он опоздал на причал в тот момент, когда корабль разворачивался посредине гавани. Боря готов был зареветь от зависти и досады. Ведь и опоздал-то всего на одну минуту. Шестьдесят несчастных секунд — и пожалуйста! Не время, а ерунда, пустяк!.. И корабль ушел без него. Куда? Почему так экстренно? А вдруг пошли спасать кого-нибудь? И без него! Нет, этого выдержать никак нельзя. У Бори на глазах показались слезы. Невозможно вытерпеть, когда какие-то шестьдесят секунд лишают человека случая совершить героический поступок. Эх! Похитайло отчаянно махнул рукой и побрел к дежурному по береговой базе.

Между тем корабль, зарываясь в огромных волнах, на полном ходу спешил к месту бедствия самоходной баржи. Вскоре он отыскал ее во мраке штормовой ночи. Лишившись управления, с заклиненным рулем, баржа прыгала на волнах, как закупоренный бочонок. Волны и ветер стремительно несли ее к берегу.

Приблизиться к барже вплотную было опасно. Волны швыряли ее, и малейшая неосторожность могла привести к столкновению. Но делать нечего.

— По местам стоять, приготовиться к буксировке! — разнеслась команда по кораблю.

Выждав момент, командир направил корабль к барже, ослепительно сверкавшей в свете прожектора. Данилов сжал в руках бросательный конец. Когда баржа оказалась почти рядом, он сильным взмахом правой руки кинул конец. Тонкий трос, как змея на прыжке, изогнулся полудугой. Но сильный ветер отнес его в сторону.

На палубе баржи, ухватившись за трос, суетился маленький старичок, закутанный в клеенчатый плащ, в огромной зюйдвестке, нахлобученной до шеи. То и дело хватаясь свободной рукой за большую мокрую бороду, он подпрыгивал и приседал при каждом сильном ударе волны, но не двигался с места. Старика словно приклеили к тросу, подтянутому от носа до рубки баржи.

Данилов посмотрел на него с улыбкой.

— Эх, папаша! Боится оторваться от троса. Одно слово — моряк. Эй, Нептун, принимай! — кричал Данилов и снова и снова бросал конец, но безуспешно. Ударяясь о палубу баржи, он, подхваченный ветром, соскальзывал за борт.

Расстояние до берега стремительно сокращалось. Еще минута-две — и, брошенная разъяренным морем на камни, баржа погибнет. Людей и ценный груз поглотит море.

Минута решала судьбу судна и его команды. Побледневший капитан-лейтенант сжал руками поручни мостика.

В тот момент, когда нос корабля поравнялся с кормой баржи, капитан-лейтенант крикнул в мегафон:

— Матрос Данилов, приготовиться к прыжку на баржу! Прыжок!..

Данилов ловко перевалился через фальшборт и, сильно оттолкнувшись, прыгнул. Секунда — и он опустился на палубу баржи. Тяжелая волна накрыла его, окатила с ног до головы. Данилов упал и ухватился руками за ножку лебедки.

Волна схлынула, и матрос, вскочив, начал быстро выбирать конец, к которому был привязан буксирный трос. Подтянув петлю стального буксира к себе, Данилов ловко набросил ее на гак. Корабль дал полный ход назад, буксирный трос натянулся, как струна, и баржа остановилась, замерла в нескольких метрах от роковых камней. Все это произошло почти в одну минуту. Еще один-два наката волны, один-два удара, и баржа оказалась бы выброшенной на берег и разбитой.

Утром корабль возвратился в базу. Когда были закончены швартовочные работы и на берег подан трап, командир объявил «большой сбор».

Матросы построились на корме. Нахимовец проскользнул по трапу на корабль и тихонько пристроился на левый фланг боцманской команды. Данилов заметил Бориса, страдальчески поморщился и безнадежно махнул рукой: «Подвел, не оправдал доверия!»

У Бори защипало в горле.

На палубу вышел командир. Приняв рапорт помощника, он обратился к экипажу:

— Спасая баржу, личный состав отлично исполнил свой долг. Особенно отмечаю матроса Данилова. Одна минута, в которую он сумел перепрыгнуть на баржу и закрепить буксир, явилась решающей для спасения судна. Буду ходатайствовать перед адмиралом о поощрении матроса Данилова.

Командир окинул строй подчиненных ласковым взглядом. Заметив в строю нахимовца, он чуть нахмурился.

— Нахимовец Похитайло, выйти из строя! — приказал капитан-лейтенант.

Боря, стараясь избежать взгляда командира, вышел из строя. «Ну, — мелькнула мысль у него, — наказание!» Он весь съежился, прижал руки к бедрам и замер.

Но командир словно забыл о нем и, шагнув вперед, оставил нахимовца за своей спиной.

— Товарищи матросы, старшины и офицеры, — торжественно произнес командир, — благодарю вас за отличное выполнение боевого задания.

Ряды моряков дрогнули. От трапа до кормового клюза точно пробежал легкий шорох, и вдруг воздух сотрясло многоголосое:

— Служим!.. Советскому!.. Союзу!..

Только Борис Похитайло молчал. Он стоял отдельно от строя моряков и, опустив голову, смотрел под ноги. Блеск стальной палубы корабля вызывал болезненную резь в глазах нахимовца. Две крупные слезинки скользнули по щекам и шлепнулись на носки ботинок.

Два матроса

Телефонный коммутатор все гудел и гудел. Беспрерывно открывались клапаны бленкеров. Маленькие, смуглые открытые до плеч руки девушки быстро, но изящно и плавно бегали, как по клавишам рояля, по панели и рабочему столу коммутатора. Телефонистка звонко кричала в раструб микрофона:

— Второй! 0-45? Занято. Алло! Говорю — занято. Не отрывайте от работы, товарищ. Ах, это Владик? Минуточку. Говорите? Кончили? Владик, вызываю 0-45. Спасибо, Владик. А какая картина? «Бродяга?» Очень хорошо, обязательно буду. 0-45 отвечает. Соединяю. Алло! Второй. Вызываю…

Маше Челкинцевой очень нравилась работа телефонистки на узле связи военно-морского гарнизона. Работа ответственная, засекречена — не каждому доверят такой пост. К тому же здесь так хорошо относились к ней! «Маша, Машенька, Машута», — доносилось по проводам со всех концов гарнизона. Всем она нравилась. Никому не отдавая предпочтения, Маша со всеми поддерживала добрые отношения. Правда, с офицерами она была строга, не допускала фамильярности, руководствуясь правилом: с начальством нужно быть осторожней. Но с матросами Маша была проста и даже разрешала не слишком длинные неслужебные разговоры. Если ее приглашали в кино, парк или театр, она не отказывалась, но ввиду того, что приглашений было много, ей приходилось прибегать к маленькой хитрости. Все кинокартины и спектакли Маша делила на две категории: интересные и неинтересные. Только на «интересные» она и соглашалась идти. Ходила Маша и на танцы, чаще всего с Владимиром Ямпольским — Владиком — одним из элегантнейших матросов части.