Судебные речи - Андрей Вышинский

Дело лаборантов — это не отдельные эпизоды, не отдельные дела. Это организованный заговор преступников, знающих друг друга, чуть не родственников, кумовьев, которые собираются, совещаются, имеют на откупу у себя защитников-юристов, следователей, судей и обделывают свои грязные, позорные дела, подрывая самые устои нашего государства, метя в самое наше сердце. Товарищи судьи, к этому эпизоду мы должны отнестись с особой строгостью. Мы должны им показать, что умеем поражать их сердца раньше, чем они доберутся до нашего сердца. Этот заговор страшнее многих других. Мы имеем показания Шаховнина по этому делу. В этом показании Шаховнин говорит о том, как развивалась эта деятельность и по каким направлениям она шла. Я должен напомнить это показание: «Перед праздником пасхи, — показал Шаховнин, — когда дело лаборантов было в производстве старшего следователя Михайлова, мне Кузьмин предложил войти в их компанию по получению взяток, и я согласился». Вот первое доказательство того, что я не был голословен. Почему это так случилось, что побудило Шаховнина, Михайлова и Кузьмина вступить на этот путь преступления? Шаховнин ссылался в свое оправдание на тяжелое материальное положение.

Совершенно очевидно, что никакое самое тяжелое материальное положение не может оправдать такое гнусное преступление, как взяточничество. Но ссылка на тяжесть материального положения ложна. Мы знаем, что никакого тяжелого материального положения у обвиняемых не было, так как они были обеспечены не — хуже, а лучше многих других. Здесь нам была представлена справка, из которой видно, что в то время, когда следователи ГПУ получали не больше полутора тысяч рублей, подсудимые получали от трех до восьми тысяч рублей. Почему же они пошли на это преступление? Из нужды? Нет! Они пошли на него потому, что, как говорил Шаховнин, «наступал праздник пасхи и нам хотелось встретить его по-хорошему»!.. Он говорил: «Вот в последний день перед праздником мы сошлись в ресторане «Москва», Михайлов и я, и получили от Сенина по одной тысяче рублей». Коммунисты берут взятку, чтобы встретить светлое христово воскресение. Умилительная картина!

Мы потом от Шаховнина узнали, как у Кузьмина мелькнула, мысль о взятке, как он склонил других и как они получили от Сенина деньги, как вокруг этого Сенина все завертелись, как они — Михайлов, Кузьмин, Сенин и Шаховнин — начали посещать этот самый знаменитый ресторан «Москва». Роль Шаховнина, однако, технически была очень скромна. Может быть, он не такой «гениальный» человек, как Сенин и Кузьмин; может быть, это объясняется другими его душевными качествами, но роль его была технически очень проста и несложна. Ему было предоставлено немного — оформлять «дела» при помощи разных постановлений по указаниям Кузьмина или по просьбе Сенина и направлять дела именно в те народные суды, где можно было рассчитывать на содействие и соучастие судей в этой взяточнической эпопее. После того, как Михайлова вызвал губернский прокурор, он почувствовал, очевидно, что над его головой собираются грозовые тучи и что может грянуть гром. Тогда он сделал попытку выйти из «игры»: он попробовал передать это дело Шаховнину, вопреки прямому запрещению губернского прокурора. Это тоже весьма характерно.

Я уже имел честь докладывать Верховному суду, что Шаховнин действовал по предварительному соглашению с рядом посредников и, конечно, за денежное вознаграждение, в чем он здесь сознался, в чем он сознался и на предварительном следствии. Если вы пожелаете проследить роль Шаховнина в деле Фридлендер — Антимония, то она сводится к следующему. Во-первых, Шаховнин по уговору с Кузьминым принял от Михайлова это дело с целью отвлечь от Михайлова подозрение, возникшее у губернского прокурора. Во-вторых, он дал этому Михайлову специальное поручение передопросить Антимония для того, чтобы оправдать постановление о прекращении этого дела, вынесенное уже в это время, ибо в первом протоколе Антимония признавал себя виновным и дело, следовательно, при таком положении вещей прекратить было бы нельзя; нужно было изъять этот протокол и заменить его другим, в котором вина Антимония смягчалась бы. Это и сделал Михайлов по просьбе Шаховнина. Наконец, он получил вознаграждение за это от Сенина в размере одной тысячи рублей и получил еще вино.

Странно только то, что Сенин дает взятки вином. Ведь Сенин здесь в течение процесса неоднократно подскакивал и говорил, что он вина не пьет, и мы знаем, что, действительно, он пьет не вино, а лимонад. Так почему же он давал Шаховнину вино? Тут перед нами вскрывается новая картина — мы видим те тайные пружины, при помощи которых действовал Сенин, мы видим тот таинственный механизм, который держал в своих руках Сенин. Это нам рассказал на суде и еще раньше, на предварительном следствии, Михайлов, Он рассказал, что Сенин был человеком, который умел затягивать товарища в преступление. Он затягивал, спаивал, обволакивал или, как говорил тот же Кузьмин, обхаживал «приятеля» и, когда тот оказывался в его руках, он получал от него то, что ему было необходимо.

Не надо забывать, однако, что всего Сенин сделать не мог, ибо он был лишь следователем стрелкового корпуса, а эти дела были в губернском суде, следовательно, нужно было привлечь к участию в этих «делах» кого-либо из губернского суда.

Вот роль Шаховнина и Сенина — достаточно отчетливая и, я бы сказал, ответственная в полном смысле этого слова. А роль Кузьмина? Кузьмин на предварительном следствии решительно отпирался от всего того, что ему предъявляется: он ничего не делал, ничего не знает. Но с 1 декабря под тяжестью улик он сдает и рассказывает то, что нам уже раньше рассказал Шаховнин. Здесь он говорит о себе, как о человеке с «идеей». У него возникла «идея», и он поделился ею со своими товарищами, а потом делился с этими товарищами и теми деньгами, которые он получал от нэпманов. Роль Кузьмина в деле Антимония — Фридлендер сводится еще и к содействию, которое он оказал Михайлову.

Дело обстояло таким образом: Антимония вызывается на допрос, и в то время, когда Михаилов допрашивает Антимония, является Кузьмин и говорит с важным видом: «У тебя дело Антимония? Там, наверху, прокуратура интересуется». Антимония говорит: «Я струсил. Ого! Уже прокурор… Пожалуй потребует к себе да еще посадит».

Свою роль разыгрывает Кузьмин довольно успешно и именно после того, как у него на совете — на «военном совете» преступников — выясняется, что Антимония не дает денег.

Теперь нам ясно, почему Антимония говорил на суде: «Я на этот счет тугой, я два месяца думал — дать или не дать. Говорил — дам, а на самом деле думал — не дам. А пускай пройдет Фридлендер, который заплатит, а я петушком за ним бесплатно пройду». «Вы говорите — денежки, но дайте что-нибудь реальное, докажите, что вы делаете, а то деньги брать — вас много таких». И чтобы его припугнуть, чтобы сказать: «Ты торопись думать», — устраивается фиктивный допрос Антимония Михайловым, влетает Кузьмин и с начальническим видом заявляет о том, что делом Антимония интересуется сам губернский прокурор. Кузьмин мастер своего дела, он разыгрывает свою роль, как по нотам. Недаром один из подсудимых сказал здесь: «Первой скрипкой был Кузьмин». Тут, в этой оценке, только в одном ошибка; первых скрипачей здесь много, но это «персимфанс» — оркестр, играющий без дирижера. Все попадают в ту ноту, которая должна в данную минуту звучать. Это действительно квалифицированный «оркестр», и все участники — высокие мастера своего дела.

Иногда бывали у них и юридические разговоры. Например, Михайлов спорит с Кузьминым, можно или нельзя прекращать это дело на полном, так сказать, юридическом основании. Михайлов говорил — нельзя, другой говорит — дело пустяшное, какая-то мелочная взятка — коробка хлороформа и прочее. Спорили. Сговаривались, что если, мол, пустяк, то надо прекратить, и все будет по-хорошему, или, как Матвеев говорил, дела пойдут не худо. И действительно, дела шли не худо, но дельцы малость просчитались. Ничего не поделаешь. Без риска никто не работает.

Я особенно прошу помнить, товарищи судьи, что идея расшивки дела родилась в голове Кузьмина, хотя я вовсе не хочу сказать, что ответственность Михайлова, Шаховнина или Сенина по данному делу должна быть меньше. Но во всяком случае для правильной перспективы нужно иметь в виду, что возникла эта «идея» в голове у Кузьмина, который своей же головой и должен отвечать за эти преступления раньше, чем кто-либо другой.

Роль Михайлова. Во-первых, он признал себя виновным в том, что он выпивал вместе с Сениным (как будто его в этом кто-нибудь обвинял). Ну, а затем он признал, что взял деньги у Сенина. Потом признал, что выпивал с Шаховниным в ресторане «Слон», но утверждал, что о получении взяток по делу лаборантов ему решительно ничего не известно. Впрочем, тогда же он признал, что Сенин деньги брал на женщин, причем он «чувствовал, что Сенин чего-то хочет от него добиться», обхаживает его, как Кузьмин и Шаховнин.