И ад следовал за ним: Приключения - Михаил Любимов

Поезд с честным гражданином Австралии (и Югославии) остановился у вокзальчика и выпустил на перрон целый легион лыжников, переливающихся всеми цветами радуги. Гремя лыжами и галдя, они окунулись в слепящие лучи горного солнца и двинулись всем кагалом к лыжной станции.

– Как я мечтаю побывать в Монтре! – говорила Римма. – Как прекрасно написал о нем старик Эрнест!

Тогда в Мекленбурге нашей молодости вдруг издали Хемингуэя, и голодное студенчество, измученное духовной диетой, яростно набросилось на него и заодно на “Анизет де Рикар”, столь же неожиданно (как и все в Мекленбурге) выброшенный на прилавки, – то самое перно, которое распивали все герои потерянного поколения в уютных кафешках на Монмартре.

Римма читала мне вслух о похождениях мистера Уилера в Монтре и о том, как падал снег на перрон, и как Уилер зашел в ресторан и дурачил официантку, а она дурачила мистера Уилера (“Фрейлин, если вы пойдете со мной наверх, я дам вам триста франков!” – “Какой вы мерзкий!” – “Триста швейцарских франков!” – “Я позову носильщика!” – “Носильщики мне не нужны, мне нужны вы!”), причем американец знал, что наверху помещений нет, и фрейлин тоже знала и жалела об этом, и было грустно, и на платформу падал снег.

Потом мы разыгрывали этот рассказ в лицах и хохотали до слез (Римма играла мистера Уилера, а я – официантку), мы тогда любили друг друга и не скучали вместе…

И вот все наяву: и снег, и ресторанчик, и даже носильщик, ушедший греться в вокзал, – точно так же в мою жизнь вплыли миссис Лейн с сеттером, выплыв из каких-то романов Диккенса, – вот он, Монтре! До явки оставался целый час.

Я поднялся по деревянным ступеням в ресторан, где прислуживал расплывчатого вида швейцарец, равнодушный и к похождениям мистера Уилера, и к чувствам своей уже почившей предшественницы, и к самому писателю, пустившему себе пулю в рот из охотничьего ружья.

Я заказал женевер, на перрон падал пушистый снег, стрелки часов медленно ползли к пяти.

Глава пятая о преимуществах тряпки, пропитанной одуряющей смесью, перед многоствольным пистолетом “Венус”, калибр 5,6 мм, скорострельность 5000 выстрелов в минуту

Однажды мои соседи обнаружили у себя в квартире странные явления: каждую ночь что-то упорно и долго шелестело в мусорном ведре, и каждое утро отходы обнаруживались в самых не подходящих для них местах. Стали исчезать картошка, лук… Крысы! – мелькнула догадка. Сердце у соседей екнуло и наполнилось до краев чувством брезгливости. Бр-рр-р!

Что делать? В панике бросились за помощью на дезстанцию ГУЗМ.

Много неожиданностей сваливается на голову нашего брата: и забудешь о левостороннем движении, и кейс с секретными документами вдруг раскроется на глазах у полиции посредине площади de la Concorde, и соседа по коммуналке встретишь в снегах Килиманджаро, но я обомлел, когда увидел внизу знакомые уши, приделанные к лошадиному черепу в вязаной красной шапочке. Это был он, незабываемый и яркий, как явление Христа народу, – на плечах лыжи и небольшой рюкзачок (о, мастера легенды!) – он дергал головой и косил глазами по сторонам, пытаясь нащупать запрятавшихся в горных пещерах мышек-норушек с подзорными трубами. Любой читатель низкосортных детективов без особого труда распознал бы в нем иностранного шпиона: вот он будто бы небрежно прошелся по перрону, любуясь восхитительнейшими альпийскими пейзажами и вдыхая озон иссохшей от кабинетных сидений грудью, – беспечный турист, искатель наслаждений, великий спортсмен! Поправил красную шапочку, еще раз оглянулся вокруг (чего бояться, мой друг кондовый? диппаспорт всегда убережет тебя от неприятностей, в худшем случае дадут коленом под зад, как персоне нон грата, – это тебе не сырая камера с зарешеченным окном, не допросы с детектором лжи и не пуля в спину за попытку к бегству!), чуть выпятил свою мощную челюсть, развернулся и, как напуганный гусь, поплыл обратно по перрону Все это будет пересказано им в праздничных тонах Мане и Бритой Голове, разукрашено до неимоверности и, уж конечно, укрепит его оперативную репутацию – понавешает он им на уши о своих подвигах, и тестю голову заморочит, и не только ему.

Я допил свой женевер, расплатился с безликим официантом и встал.

Без одной минуты пять, невероятная оперативная точность.

Начальственная спина Ника маячила в конце дороги, около буйных кустов, торчащих во все стороны, как волосы сумасшедшего, – он повернулся, и мы пошли на сближение, постепенно превращаясь в двух старых знакомцев, залетевших на знаменитый курорт то ли для принятия грязевых ванн, то ли по пути к дому Чарли Чаплина в Веве, то ли к месту убийства Воровского в Лозанне, а скорее всего, для совместного перехода через Альпы под водительством непобедимого Суворова.

– Как тебе нравятся мои лыжи? – Мы, естественно, отбросили все формальности с паролем, а его распирало от гордости за лыжную легенду, столь надежно камуфлирующую весь его подрывной рейд на горный курорт, – представляю, как он опускается на личном самолете на тайную встречу на международной авиационной выставке в Фарнборо.

– Грандиозная выдумка! Я не знал, что ты ходишь на лыжах. Как доехал?

– Все чисто. Проверялся часа три. С контрнаблюдением. Как у тебя?

– О’кей! Честно говоря, не ожидал тебя увидеть. Что-нибудь случилось?

Может, зайдем в ресторан? – я был любезен, как королевский мажордом.

– Не стоит, вдруг там “жучки”! Давай лучше погуляем, так спокойнее… – Легкий втык дураку Алексу, вечно забывающему о конспирации. – А потом я пройду на лыжах, не зря же я их тащил.

Уже виделся его отчет: “После тщательной проверки с использованием машины, электрического поезда и автобуса я в точно обусловленное время вышел на встречу с тов. Томом”… Интересно, захватил ли он с собою лыжную мазь?

– Что нового дома?

– Все в порядке. Твои здоровы, любят и целуют, – коротко ответил он, давая понять, что сейчас не время для лирических отступлений.

Мы двинулись вверх по дороге, истоптанной жаждущими и страждущими лыжниками. Впереди чернели подъемники, внизу за тонкой пленкой снежной пыли дрожали бледные контуры Монтре.

– Сначала расскажи мне подробно о всех своих делах. Конечно, все твои сообщения мы изучали очень внимательно, но на бумаге не изложишь всего…

– Чтобы не забыть: на моменталку со мной выходил один рыжий из посольства, – капнул я, – так у него плащ… прямо ширпотреб, сразу видно, из какой он страны…

– Спасибо. Конечно, мелочь, но, как говорят, дьявол прячется в мелочах. – Он что-то черкнул в блокноте.

Мы медленно шли по дороге, и я рассказывал ему в занудных деталях о всех душераздирающих приключениях с Генри, о своих контактах с Хилсменом и допросах на детекторе лжи и, конечно, о загадочном визите.

– Что ж, тебя можно поздравить… внедрение проходит нормально, без особых осложнений. Очень хорошо, что “Эрик” получил у “Берты” шифры: это укрепляет твое положение, поднимает ценность выданных тобою людей. Думаю, нам не следует форсировать “Бемоль”, а дожидаться спокойно, когда сами янки окончательно убедятся в твоей честности и начнут давать тебе серьезные задания. Только так мы выйдем на Крысу. Но встретиться мы с тобой решили вот по какому поводу: месяц тому назад в Мадриде исчез некто Евгений Ландер, скорее всего, он встал на путь предательства и попросил политического убежища. Вот его фотография и описание.

Я увидел фото шатена с густыми волосами и крупным, чуть крючковатым носом, на котором сидели роговые очки.

– Ты его не знал? – осведомился Челюсть.

– Не помню. Вряд ли.

– Ему тридцать семь лет, рост сто семьдесят восемь, вес восемьдесят пять, лицо, как ты видишь, овальное. Руки маленькие, некрасивые… он грызет ногти. На правой части подбородка – бородавка. Знает он испанский и плохо английский, несколько лет работал в Латинской Америке. Оставил жену и троих детей. Что еще? Мы проанализировали все его дело и пришли к выводу, что ни тебя, ни твою агентуру он не знает и знать не может!

– И все же ты меня спросил…

– На всякий случай. Извини, старик.

– И какое это имеет ко мне отношение? – Известие меня насторожило.

– Я не исключаю, что это он нанес визит Генри.

– Но ты сам говоришь, что он никак не касался моих дел.

– Это по официальным данным… А в жизни все бывает, А вдруг он связан с Крысой? – Челюсть посмотрел мне прямо в лицо.

– Я уже думал об этом. Даже если Крыса знает Генри и его шифровальщицу, то мне ничто не грозит: это знают и американцы. Главное, чтобы Крыса не знала о “Бемоли”!

– Тут ты можешь быть уверен на сто процентов! – Голос его прозвучал так торжественно, словно он открывал юбилейный вечер Самого-Самого.

– А этот Ландер не может быть той самой Крысой, которую мы ищем?

– Я лично не могу дать тебе определенного ответа. Но все руководство уверено, что Крыса знает гораздо больше, чем Ландер, который не занимал в службе большого положения.