На пути к войне - Чарльз Ингрид

– Предлагаю сделку, – произнес он. – Жизнь тех, кто помогал тебе, в обмен на твою собственную.

Это обязательство было нарушено прежде, чем дано, как сказала Тена. Беван опустил голову на росистую траву и попытался все обдумать. Яд внутри него забил ключом, как будто его напитал страх, и распространился по всему телу, вызывая панику, пробегая по костям и заставляя стучать зубы. Он старался дышать потише. Кровь в его сосудах налилась жаром. Он не мог умереть!

Беван поднялся на ноги. Ронин резко обернулся, тряся иглами.

– Я тебя вижу! – с торжеством воскликнул он.

Внутри Бевана что-то взорвалось. Перед его глазами серые и черные тона сменились алыми. Ему казалось, что он раскалился добела. Он горел так ярко, что не понимал, как его кожа способна выдержать такой жар. Он чувствовал, что желает причинить своему преследователю вред, но его ноги как будто приросли к земле. С пронзительным визгом ронин вспыхнул. Пламя яростно охватило его, освещая сумеречный лес, очерчивая силуэт существа. У него не было шанса убежать или затушить пламя – ничего. Одна секунда – и он превратился в пылающий факел.

Вонь паленого мяса и пластика наполнила округу. Беван вдохнул ее и закашлялся, заслоняя ладонью глаза от дыма. Ронин стоял, сгорая, как свеча.

При виде неожиданного пожара из хижин выбежали зариты. Тена подложила Бевану под голову обернутую передником руку, а пронзительные голоса считали потери.

Ронины паниковали. Пятеро их было убито в деревне, четверо погибли за ее пределами, а один, корчась в слюне и пене, бился в конвульсиях, умирая от отравления.

Тена отвела волосы со лба Бевана. На него падал отсвет пламени, в котором сгорал враг.

– Тебе нельзя оставаться с нами, – сказала она. – Надо найти способ увезти тебя с планеты.

Беван почти не слышал ее. Он смотрел на пылающее существо. Это сделал он. Но каким образом, он не мог понять.

Глава 9

В Чаролоне наступило жаркое ясное утро. Палатон поднялся вместе с солнцем, перебирая воспоминания и пытаясь предугадать то, в чем он больше не мог полагаться на интуицию. Он попросил принести чашку дымящегося брена, яйца и поджаренный хлеб – обычный завтрак пилота. Гатон оставил для него кипу сообщений. Просматривая их, Палатон понял, что на большинство документов уже дан ответ еще до того, как он проснулся.

Единственным сообщением, на которое до сих пор не было дано ответа, оказалось донесение о Заблудших, тысячами собравшихся на улицах и ступенях, ведущих ко дворцу. Они терпеливо ждали, пока Палатон встретится с Малаки, их избранным представителем.

Еще чувствуя во рту привкус брена, Палатон вышел из дворца и спустился по десятку ступеней, отделяющих его, наследника императора, от бывшего главы округа Данби. Малаки сидел. Обратив внимание на внезапно поднявшийся шум и суматоху среди вездесущих репортеров, он поднял голову и тут же вскочил на ноги.

Палатон помнил этого непреклонного правителя речной долины, населенной Заблудшими, который упрямо отказывался переселить свой народ, несмотря на рекомендации комитета ресурсов и непосредственное распоряжение императора. Этот рослый чоя почти не изменился: его роскошная иссиня-черная грива не поседела, хотя немного поредела. Огромный роговой гребень, почти такой же мощный, как у Риндалана, по-прежнему не был подрезан более коротко, по моде, а карие глаза с золотистыми пятнышками все так же проницательно впивались в собеседника и были столь же умными и живыми.

Они пожали друг другу руки. Мозоли от частой игры на ручном линдаре скользнули по пальцам Палатона. Он улыбнулся, вспомнив, как некогда пил вино цвета одуванчиков вместе с Малаки и слушал, как он извлекает давно забытую музыку из струн линдара.

Это было так давно, и тем не менее, будто вчера. Палатон возблагодарил Вездесущего Бога за то, что тот спас жизнь Малаки во время самого кровавого принудительного Переселения в истории чоя. Было бы недопустимо потерять такого чоя, как Малаки.

Тень пробежала по лицу Малаки, когда он выпустил руку Палатона.

– Ты помнишь, – произнес он, – детей, которые пришли поприветствовать тебя, узнав, что ты привез императора в Данби?

Палатон кивнул.

– Я не смог бы о них забыть.

Малаки обернулся и обвел рукой толпы за ним, простирающиеся до конца площади.

– Они снова здесь, – просто сказал он и опустил руку.

Толпа зашумела. На ее крик отвечало эхо от колонн массивной лестницы, на которой стоял Палатон. Были немедленно нацелены микрофоны, записывающие этот рев. Палатон обнаружил, что он не в силах двинуться с места, не в силах ничего сказать, пока рев не утих. Малаки как будто его не слышал.

Пока они ждали в молчании, Палатон вспомнил о предостережениях Риндалана и Йораны. Он оглядел толпу. Тысячи чоя стояли на площади рядами, тесно прижавшись друг к другу. Он опасался за их безопасность и одновременно удивлялся тому, насколько эти чоя преданы Малаки, ибо он сумел привести их сюда.

Когда шум стих, Палатон спросил:

– Как думаешь, они позволят нам поговорить?

– Мы слишком долго ждали такой возможности, – глаза Малаки блеснули.

– Тогда пойдем со мной. За этими стенами есть сад, где мы сможем сесть и побеседовать, – Палатон держал в руке пропускное устройство. Кнопки на нем давали возможность проникнуть через различные барьеры, защищающие дворец. Он подождал, пока Малаки возьмет коробку и прикрепит ее к борту легкой летней куртки, а затем повернулся и повел Малаки за собой.

Рев толпы и возбужденная скороговорка ближайших репортеров накатывались, как волны на берег, весь их путь до дверей дворца. За толстыми стенами древней крепости оглушительный шум превратился в отдаленный, неясный гул. Малаки подождал, пока Палатон не отпустил охрану и не указал ему на коридор.

Императорский дворец по сооружению был подобен лабиринту, но Палатон хорошо помнил, как выйти к саду. Ему не хотелось вести Малаки через библиотеку, где днем раньше он разговаривал с Йораной и Гатоном. Он направился к дальнему крылу дворца и вышел через ворота в сад. Здесь еще лежали утренние тени, трава была осыпана каплями росы, а цветы только-только открывали свои радужные головки навстречу первым лучам солнца, падающим через стены и крышу.

Они сели на каменные скамьи, которыми на протяжении веков пользовались так часто, что теперь они выглядели, как отполированные. Скамьи стояли друг против друга, позволяя говорить тихо и спокойно.

– Ты должен отослать их по домам, – произнес Палатон. – Чаролон не в состоянии заботиться о них, пока они заполняют улицы.

Губы Малаки сжались.

– Он мог бы, но не желает. Мы – простолюдины, Заблудшие, «лишенные Бога». У нас нет права голоса, но однажды ты уже давал нам его. За это, Палатон, мы бы все остались здесь, пренебрегая опасностью.

Палатон покачал головой.

– Я вам ничего не давал. Вы сами завоевали это право, заставив Чаролон покориться своей силе. Но если вы останетесь здесь, если конгресс начнет бояться этой силы, кровопролитие на улицах будет более страшным, чем у реки Данби. Ты знаешь об этом, Малаки. И знал, когда ответил на мою просьбу.

– Мы не уйдем.

– Вам придется уйти. У меня нет власти. Я – всего лишь марионетка, занимающая место в отсутствие Паншинеа.

Малаки откинулся на спинку скамьи, разбросал руки. Скамья казалась крохотной по сравнению с его внушительным телом.

– Интересно, знал ли ты, что делаешь, когда просил нашей помощи?

– Признаюсь, такого я не ожидал, – сухо отозвался Палатон.

– Твоя честность поразительна, – Малаки прищурил глаза. – Но это не помешает мне воспользоваться своим преимуществом. Мы здесь. Признай нас, признай за нами право голоса, иначе мы никогда не уйдем, даже если серые камни Чаролона пропитает наша кровь.

– Ты не сделаешь этого.

– Я не стал бы делать, если бы не крайняя необходимость. Даже если меня ждет мучительная смерть, я готов на это, лишь бы вы, живущие в Домах, обладающие силой и могуществом, обратили на нас внимание.

Палатон понял его отчаяние. Малаки не тревожился за собственную жизнь – решимость проявлялась во всем его гибком теле, расположившемся на скамье напротив. У Малаки была цель, и Палатон понял, что не сможет заставить его отступиться от этой цели.

– Отложи на время все, что ты задумал, – попросил он. – Это необходимо.

– По-моему, мы откладывали уже слишком долго. Мы ждали веками. Мы – не рабы, но и не равны вам. Как же ты можешь просить о терпении?

– Потому, что у меня нет выбора! Мы все стоим на пороге великих перемен, которые могут стать катастрофой. Я нахожусь здесь, чтобы сейчас удержать этот процесс – только для того, чтобы успеть подготовить вас, чтобы вы уцелели.

Малаки смутился. Неуверенность затуманила блеск его глаз.

– Бедствие объединит нас.

– Такое бедствие оставит нас беззащитными перед всеми хищниками Союза. Ты знаешь это, не можешь не знать.