По секрету всему свету - Тарас Кинько

Время на выступления истекло. Председатель дал звонок.

- Вы просите дополнительное время? - спросил Иванушка.

- Еще чего! - изумился деревянный солдат. - Армия ничего не просит. Армия требует и берет... Ладно, не нравится вам мой фанерный бушлат, так подумайте о детях - сыновьях и дочерях полков. Сколько они слез прольют, когда засядут зубрить эти ненужные никому языки! А разве справедлив закон, который держится на детских слезах - чистых, как березовый сок? Нет! Наша армия - против несправедливости. А если кому-то хочется говорить на родном языке - пожалуйста! Но только так, чтобы никто не слышал. Шепотом, а лучше про себя.

Рокот и звонки председателя все же согнали деревянного солдата с трибуны.

Микрофон в зале включили для реплики Айболиту.

- Я доктор, - сказал он, - и мое дело исцелять...

- Не доктор, а ветеринар! - закричал Незнайка. - И не исцелять, а делать привики от бешенства...

- Доктор и ветеринар, - согласился Айболит, - а также детский врач. Я далек от вопросов языка. Но как детский врач...

- Как ветеринар! - снова заорал Незнайка.

- Как детский врач я считаю, что изучение национальных языков и вопросы защиты детства медицински не связаны. Как детский врач я не смогу освободить от изучения этих языков сынов и дочек полков, поскольку тогда мне пришлось бы освобождать их то от тарабарского, то от математики. Именно дети легко учат языки. И чем раньше - тем лучше. Поэтому их надо обучать, а не освобождать. Предлагать освободить их от изучения языков коренной национальности может только тот, у кого чурбан вместо головы. В защите нуждаются не дети полков. А национальные языки.

- Почему ветеринар говорит о детях?! - возмущался депутат Незнайка. По какому праву? И вообще: мы же не язык животных обсуждаем!

Но его уже никто не слушал.

На этом первый день работы депутатов закончился.

Глава 8. Споры подолжаются.

Слово для выступления имеет депутат от сказок неманского края человек по имени Джюгас! - объявил председатель.

- Долго я молчал, - начал он, - накипело на сердце. Скажу, что думаю. При царе Горохе худо жилось. Вот все народы против него и восстали. Из последней денежки сковал я у кузнеца-великана серебряную пулю и пошел воевать с неправдой. Многих богачей та пуля догнала и ко мне назад вернулась. Мечтал я жить в стране, где ни господ надо мной не будет, ни начальников. "Что ни посею, - грезилось мне, - для себя посею, что ни сожну - все в свои амбары свезу, что ни намолочу - все в свои закрома ссыплю. Свой хлеб себе же на стол и поставлю!" Так мечтали все в неманском крае да и в других землях тоже. Сослужила серебряная пуля добрую службу и пропала. А я и не горюю: зачем она, если мир наступил? Вроде сбылась моя мечта. И работаю с песней, и детей ращу без думы тяжелой. Ни перед кем спину не гну! Да недолгим было мое счастье. Вместо царя Гороха стал править товарищ Бармалей. Прислал в наш край своих деревянных солдат. "Мы вас не звали", - говорим. "А мы сами явились, не запылились, - отвечают деревянные солдаты. - Любите нас и жалуйте. Мы пришли все народы в одну семью объединить!" А следом за ними и толстяки прибыли. Нам в начальники. Приблудился толстяк-проныра, пузатый задира и ко мне. Видит, поднимаю целину. Винтовкой поиграл, хлыстиком помахал и молвит: "Товарищ Джюгас! Хватит в одиночку хозяйничать! Отныне я твой начальник. Будешь все, как я велю, делать. Отдай свою лошадь! Не то в интересах государства и братства народов я тебя самого оседлаю и на тебе верхом поеду!" Отдал я лошадь. А что делать? Только никак не припомню, чтобы этого толстяка в товарищи брал. А он и говорит: "Меня товарищ Бармалей к тебе товарищем назначил! Для твоей же собственной пользы". Ну, думаю, какая-то ошибка вышла. Выгнал корову в луг. А толстяк-проныра, пузатый задира тут как тут. Ус колючий, с папиросой вонючей. И командует: "Товарищ Джюгас, я твой начальник! Отдай корову! Не отдашь - в лагерную пыль сотру, так далеко пошлю, что отсюда не видно! И все в интересах государства и братства народов". Пошел в хлев свинью резать. А толстяк деревянных солдат привел. И говорит: "Товарищ Джюгас! Разве ты не знаешь, что с этих пор свинину одни начальники есть будут? Отдавай! Не то в интересах государства и братства народов на первом же суку, как колбаску, на веревочке повешу!" Все отобрал у меня толстяк-проныра, толстый задира. А я думаю: в интересах какого государства мужика вешать? В интересах какого народа? На весь неманский край такое горе свалилось. Людей и взнуздывали, и ссылали, только их и видели. А послушать толстяка-проныру, пузатого задиру, так лучшей жизни и не пожелаешь. Сам товарищ Бармалей по всей Стране Дураков объявил: "Жить стало лучше, жить стало веселй". Живу - ни коня, ни семян, с семьей с голоду пухну. Не до смеха. А толстяк-проныра, пузатый задира, ни свет ни заря в дом ломится - на работу гонит."Товарищ Джюгас! - кричит. - Я твой начальник. В интересах государства и братства народов приказываю, чтобы пашня была унавожена, вспахана, взборонена и засеяна. Мигом! Такова воля самого товарища Бармалея!" А на дворе - стужа лютая. Потерял я терпение. "Погоди, - говорю, - товарищ брюхо, свиное ухо. Воробьиным навозом пашню удобрю, кошку запрягу - вспашу-взбороню, вшей с твоего затылка соберу и засею!" "Товарищ Джюгас! - завизжал толстый проныра. - За такие слова я запрещаю в интересах государства и братства народов говорить тебе на родном языке!" Плюнул я ему в рожу - и в лес. Много нас таких туда бежало. Да кузнец-великан уже сгинул. Одолели его числом деревянные солдаты. Некому стало новую серебряную полю сковать. Вернулся как-то ночью - ни жены, ни детей. Выполнил угрозу толстый проныра! Угнал их туда, откуда не возвращаются. А избу мою спалил. Собрал я головешки в узелок и пошел правду искать. Всюду про свою беду рассказывал. А еще более толстые начальники говорили: "Товарищ Джюгас, это сделано в интересах государства и братства народов". И звали деревянных солдат.

Решил я поглядеть на это государство. Узнать, какой народ от моего горя счастливее стал, кому такое братство по душе. Везде люди мучились. Всюду меня понимали. Все говорили, что такое братство толстые проныры, пузатые задиры выдумали для того, чтобы дураков братством манить, а все добро в Шлараффию увозить. И только в Тарабарии слушать меня не хотели. Обобрали толстяки тарабарцев до нитки. Один родной язык им оставили. Тем и одурачили. "Раз тарабарское правительство на нашем языке тарабарит, а не на языках других братьев, значит, оно за нас, - решили местные дураки. Тогда и мы за них. И против всех остальных народов-братьев. А кто по-своему говорит - тот нам враг. И кто против толстяков - тот тоже"... Так толстяки за тарабарцев спрятались. Окружили свою Шлараффию заборами глухими. Ни одной щелочки в них не оставили. Чтобы не видно было, как они на лодочках по молочным рекам с кисельными берегами катаются. Птица через те заборы и то не перелетит, такие они высокие. Это чтобы гор хлеба, масла и колбас голодные да нищие не увидели. Живут толстяки припеваючи. Жиреют. А деревянные солдаты их стерегут. От кого? От нас с вами. А уже потом и от заморских злодеев. Понял я, кто мою лошадь, свинью и корову слопал. Не тарабарцы - толстяки! Понял я, в интересах какого государства семью мою загубили. В интересах толстяков. А теперь они и с народом моим решили расправиться - языка лишить. А братством - прикрыться. Толстяки да деревянные солдаты говорят, что это по-братски. Но в неманском крае больше этим сказкам не верят! Разве это по-братски? Да, я за братство. Но за такое, которое поможет нам сообща от толстяков с их деревянной армией защититься и снова жить свободно и честно. Знаю: наш Верховный Совет не сможет за это проголосовать. Ведь избирают в него по едокам. И большинство здесь - депутаты толстяков. Скольких толстяк объест, за стольких и проголосует. И среди тарабарских депутатов много одураченных. Вот кривда и стала правдой. Неравные силы! Надо, чтобы за языки голосовали не числом, а по республикам - от каждой республики один голос. А еще лучше - чтобы свои дела каждый народ решал сам и ни у кого не спрашивал разрешения, на каком языке разговаривать в собственной отчизне. Тогда и развеется заговор толстяков.

Мертвая тишина стояла в зале.

Вслед за Джюгасом слово взяла беловолоска и голубоглазка в эстонском костюме.

- Я Маазикас - депутат от сказочной страны Калева, - растягивая слова, напевно сказала она. - Извините, что плохо говорю по-тарабарски. Выступление деревянного солдата заслуживает нашего осуждения. Скажу о трех вещах. Не дело воина воевать с языками. Дело честного воина - защищать. Но еще больший позор идти в атаку на языки и прикрываться детьми. Как это делают деревянные солдаты. Это не военная хитрость. Это подлость. Второе. В Мире Сказок тоже есть парламент. Там все говорят на родных языках. Их больше ста пятидесяти. И все хорошо! Там не говорят о братстве. Почему? Потому что оно есть не на словах, а на деле. А в нашем Верховном Совете тарабарят лишь по-тарабарски. Мы знаем, почему: ради братства народов. Среди которых товарищ Бармалей старшим назначил тарабарский. Потому что он самый-самый большой. А остальные языки какие - не братские? А какие? Может, вражеские? Почему всюду преимущество тарабарскому языку? Даже за пределами Тарабарии? Потому что так было еще при царе Горохе? Но мы сбросили царя Гороха. Его больше нет. А неравенство остается. Народ Калева считает: где нет равенства - там нет братства.