Отчаянная - Анатолий Баяндин

— Там, Отчаянная! — держась за лодку, взвизгнул Гришаня. — Охрименко накрыло. Его не ищи. А там, — он указал вниз по течению, — кажись, Воробьев.

Под самым носом девушка увидела в воде качающееся красное пятно — и ей вдруг стало холодно. Набухшая одежда сковывала движения, ноги сводило судорогой.

На берегу уже трещали автоматы, хлопали гранаты. Значит, Шкалябину все же удалось высадиться, Аня плыла по течению, внимательно приглядываясь к плывущим предметам.

Каким бы хорошим пловцом она ни была, но здесь, в одежде, среди пенящихся бурунчиков, силы быстро таяли. Аня чувствовала, что долго не продержаться. «Прости, Паша, я не могла спасти тебя!»

Девушка повернула к берегу и сделала несколько сильных рывков. Те, с перевернутой лодки, уже причаливали к берегу. А там, далеко сзади, отчаливали от правого берега другие лодки… много лодок.

Неожиданно справа в нескольких метрах Аня заметила что-то черное, над которым пузырилась вода. Ведь это же человек! Скорей, скорей, его еще можно спасти! Аня подплыла ближе и ухватилась за волосы утопленника, которые, точно водоросли, медленно раскачивались под толщей воды. Аня узнала Пашку. Он был без сознания. Неужели захлебнулся? Нет, не должно быть! Откуда же тогда пузыри? Значит, он дышит, значит, жив.

Девушка крепко ухватилась за волосы и, работая одной рукой, поплыла. Тело Пашки стало податливым и легким. Во всяком случае, она не чувствовала тяжести, только вот ноги… А что, если попытаться стащить сапоги? Нет, это не поможет. А течение относит все дальше и дальше. Шкалябин и Рогачев высадились гораздо выше. Здесь напротив, вероятно, враги. Эта мысль точно ужалила девушку. Как же быть? Ведь Пашке необходимо оказать помощь, привести его в сознание. Как быть, как быть? Правильно ли она сделала, бросившись спасать утопающих? Там, где сейчас идет бой, тоже, наверно, нужна ее помощь. А что, если Пашка мертв? Аня подтянула его к себе и, положив голову Пашки себе на грудь, поплыла на спине. Тело солдата по-прежнему оставалось неподвижным.

Над Вислой плывут тонкие, прозрачные облака, а на их фоне, будто отпечатавшись, чернеет косяк «юнкерсов». Они идут бомбить берег, там, где остались Савельев, командир полка, Шура Солодко… А вот и левый берег, отороченный густыми зарослями, но он не радует девушку. Там притаились враги.

Сил уже нет, все равно надо выбираться на берёг, Она даже не может нащупать свой пистолет — заняты руки. У Пашки оружия нет.

Снаряды пролетают над головой и грохаются где-то за этими зарослями. Осколки рикошетят от воды, с пурханьем улетают дальше.

Ани нащупывает дно и тащит Пашку на себе. Сейчас он стал тяжелым и рыхлым. Взошло солнце. Косые лучи, казалось, подожгли реку. От множества ослепительно ярких пятен рябит в глазах. Аня делает последние шаги и падает на прибрежную отмель.

16

Вот уже двадцать минут Шкалябин со своей обескровленной ротой дерется за кусок земли. Двадцать минут… А может, всего пять, а может, час?

Немцы не ожидали русских — это было ясно. На берегу не оказалось вражеской пехоты, только несколько артиллерийских позиций маскировалось в прибрежных зарослях да два-три пулемета охраняли эти позиции. Вероятно, пехота концентрировалась где-то в другом месте.

Шкалябин знал, что противник с минуты на минуту может перебросить сюда стрелковые подразделения, и тогда будет трудно. Но главное, он сумел высадиться и занять пусть маленький, а все же плацдарм. Сумеет ли комбат переправить батальон до подхода вражеских сил?

Немецкие артиллеристы, побросав пушки, взялись за автоматы и винтовки. Появились первые раненые. Несколько наших солдат погибло. Давлетбаев пока один справляется со всеми ранеными. Рогачев с группой солдат отбил одну из пушек. Теперь солдаты защищаются прямо на позиции, повернув пушку в сторону гитлеровцев.

Вражеских солдат становится все больше и больше. Значит, немцы откуда-то стягивают силы. Лейтенант замечает, что они появляются справа. Они могут блокировать его роту, и тогда батальону не высадиться.

Шкалябин решает, оставив один взвод здесь, двумя другими атаковать, занять полоску вниз по течению, чтобы обезопасить подход остальным лодкам. Другого выхода нет.

Лейтенант подзывает Рогачева и оставляет его за главного. Командир взвода ранен.

— В случае чего отходите в нашу сторону!

— Нет, лейтенант, — твердо говорит комсорг, — мы не имеем права никуда уходить. — Он несколько секунд смотрит на сдвинутые брови командира роты, потом быстро уходит на позицию. — У нас же пушка! — оборачиваясь к Шкалябину, на ходу бросает он. Лейтенант раздвигает брови, складки возле губ разглаживаются. Ведь и он, Костя Шкалябин, был комсомольцем. Когда? Вчера, год назад? Время не играет роли. Важно, что он был комсомольцем.

Раздумывать некогда. Каждая потерянная секунда грозит провалом всей операции. К лейтенанту подбегает Коля Крыжановский. У него перевязана левая рука.

— Товарищ лейтенант! Надо выручать Аню. Она может попасть к фрицам!

Шкалябин давно думает о девушке, но признаться, что ей грозит смертельная опасность или еще хуже — плен, не находит в себе сил. Каждая секунда, каждая секунда… Нет, он не имеет права думать о ней, о себе, о каждом в отдельности. Здесь решается судьба победы, а это важнее, чем… Да что в конце концов этот юнец пристал к нему?! Знает ли он, что такое настоящее чувство… любовь?! И все же хочется обнять этого паренька-огонька, сказать ему по-отечески: «Коля, иди и разыщи ее, спаси!» Но вместо этого из груди лейтенанта вырывается противный сиплый крик:

— Какого черта вы с такими вопросами суетесь ко мне?!

Крыжановский оторопело смотрит на лейтенанта и пятится назад.

— Шли бы вы лучше в тыл!

А где тыл, когда за спиной двадцатиметровая полоска земли!

Коля хлопает глазами, но говорит упрямо:

— Никуда я не пойду!

На этот раз его голос не срывается, как у несовершеннолетнего юнца.

— Но ты же ранен! — переходя на ты, уже мягче говорит командир роты.

Коля кладет раненую руку на автомат и быстро шевелит пальцами, по которым все еще стекают струйки крови.

— Пустяки, царапина.

Откуда в этом пареньке столько упрямой настойчивости, выдержки, отваги? Кто воспитал его? А тебя кто, Костя Шкалябин? Разве ты не носил в кармане серую книжицу комсомольского билета с силуэтом Ильича? Разве не вся жизнь в этом?

Каждая секунда… каждая секунда…

Шкалябин ласково смотрит на Колю, говорит:

— Будем атаковать, товарищ гвардии сержант!

— Слушаюсь!

— Немедленно, слышишь, немедленно!

17

Пашка приоткрыл глаза. Солнечный луч ослепил его, и он снова зажмурился, но уже ощутив всем своим здоровым крепким телом жизнь. Да, он жив, жив вопреки всему и всем. Воздух сам просится в грудь, и Пашка, широко раскрыв рот, глотает его полной мерой, пока нёбо и язык не пересыхают.

Как же так случилось, что он не умер? Ведь последнее, что он помнит… А что он помнит? Какие-то качели, желтое небо, словно отцовский медный чайник, который он всегда брал с собой, уходя на долгую охоту, черные-черные пихты и ели… и опять качели…

Кто-то держит его за руку в том самом месте, где врачи нащупывают пульс. Кто бы это мог быть? Он боязливо приоткрывает веки. Стук в висках заставляет закрыть глаза. Он делает глубокий вдох и тихо говорит:

— Это ты, Отчаянная?

— Очнулся! — Аня смеется. — Ну и поглотал же ты воды. С полведра пришлось выкачать.

Пашке хорошо, она держит его за руку. Ему даже не хочется говорить. Он улыбается и шепчет:

— Отчаянная, хорошая, Анечка!

Лениво набегает на отмель волна, с прибрежных ив со звоном шлепаются тяжелые капли: тю-п, тю-п, тю-п.

— Можешь встать? — спрашивает девушка. Голос ее звучит необычайно красиво, задушевно.

Пашка приподнимается на локтях, смотрит на Аню, опять падает.

— Голова кружится.

— Пройдет!

Из-за кустов доносится топот десятков ног и чужая незнакомая речь. Аня вздрагивает и выхватывает из кобуры пистолет. С него стекают капельки воды — это пугает девушку: может не сработать. Она растерянно оглядывается.

— Анечка! — говорит Пашка. — Я сейчас, сейчас… — Он с трудом поворачивается на бок и торопливо шарит по карманам. — Где же они делись? — Лицо Пашки перекосилось. — Анька!

— Что ты ищешь?

— Гранаты мои!

— Вот твои гранаты, — говорит девушка, извлекая из мокрого песка две лимонки.

Пашка обрадованно тянется к ним.

— Лежи, не двигайся!

Аня берет гранаты и заползает в заросли ольшаника. В глазах Пашки тревога.

— Анька! Отчаянная, что ты надумала? — Пашка в бессильной злобе скрипит зубами и зарывается лицом в мокрый песок. «Эх, парень! И завсегда девка берет верх над тобой!»