Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека - Василий Бабков

С. Г. пришлось некоторое время заниматься преподавательской работой и после окончания гимназии, чтобы заработать на поездку в Россию для продолжения учебы и чтобы как-то обеспечить родителей (старшие братья довольно рано покинули семью).

В 1915 г., последним поездом – шло наступление на Литву немецких войск – С. Г. уехал в Петербург, где поступил на юридический факультет университета, но очень скоро стал студентом медицинского факультета I-го МГУ.

В 1919 г. С. Г. был мобилизован в качестве фельдшера в Красную Армию; затем, после того как очень тяжело переболел тифом, был демобилизован – для продолжения учебы.

В 1921 г. С. Г. вернулся в родной город (Литва уже не входила в состав России) за своей невестой (моей мамой). Родителей его уже не было в живых…» – писала для меня Тиля Соломоновна Левит, дочь С. Г. Левита.

В это время еврейская молодежь России стояла перед выбором одного из двух путей: преследование национальной идеи (религиозной, в конечном счете отъезд в Палестину) или же преследование идеи интернациональной. С. Г. Левит поначалу входил в Бунд, а после раскола Бунда вступил в большевистскую фракцию РСДРП.

Приведу здесь фрагмент телефонного разговора с Раисой Павловной Мартыновой, сотрудницы С. Г. Левита, 8 октября 1987 г., как он записан Тилей Соломоновной: «С. Г. очень уважал Н. И. Вавилова, дружил с ним. С Кольцовым – очень хорошие, очень уважительные отношения. Они ходили всегда на конференции в институты друг к другу. С. Г. выступал иногда с критикой евгенических взглядов. Н. К. Кольцов возражал, иногда отмалчивался. Их расхождения имели политическую основу». И еще один: «Очень чтил С. Г. работы Четверикова. Его брат, математик Н. С. – работал в Медико-генетическом ин-те. В трудные для Ник. Серг. годы и Ардашников, и Мартынова ему помогали – продуктами и т. д.».

Речь здесь идет об арестах Н. С. Четверикова. Зоя Софроньевна Никоро рассказала о том, что предшествовало одному из его арестов. В кольцовском институте женщина, занимавшаяся политпросвещением, кричит через коридор: «Николай Сергеевич, почему Вы не были на политинформации?» – Он кричит с другой стороны: «Я не вычитываю свои убеждения из утреннего номера “Правды”». З. С. Никоро посоветовала ему не ночевать дома, но он не послушал совета и был арестован.

Медико-Генетический Институт

Соломон Григорьевич Левит (1894–1938) по окончании 1 МГУ и службы в качестве фельдшера в Красной Армии, в 1921–1928 гг. работал в отделении клинической терапии проф. Д. Д. Плетнева. Организовал кружок врачей-марксистов при I МГУ и играл важную роль в Обществе биологов-материалистов Комакадемии. В 1925 г. стажировался в Германии (в лаборатории физической и коллоидной химии П. Рона); в 1929 г. опубликовал монографию «Геморрагические диатезы. Болезнь Верльгофа и сходные с ней патологические формы». В 1926–1930 гг. он был ученым секретарем Общества врачей-материалистов при Комакадемии. Одно время Левит держался ламаркистских воззрений. Это обычно для врача, физиолога, воспитателя, физкультурника: они наблюдают, так сказать, унаследование приобретаемых свойств в индивидуальном развитии и переносят наблюдение на развитие историческое. Но он быстро освоил современную генетику. Левит даже прошел стандартный дрозофильный практикум у А. С. Серебровского и стал, таким образом, научным внуком Кольцова.

С. Г. Левит был членом-учредителем Общества по изучению расовой патологии и географического распространения болезней. В конце 1928 г. С. Г. Левит создал Кабинет наследственности и конституции человека при Медико-биологическом институте. (МБИ основан В. Ф. Зелениным в 1924 г. как Клинический институт функциональной диагностики и экспериментальной терапии.) Кабинет был предтечей Медико-генетического института, дела жизни Левита.

Основные задачи Кабинета совпадали с задачами Общества расовой патологии. Это были: составление топологической карты хромосом человека (задача Т. Моргана, выяснение локализации генов на определенном участке хромосомы, на ином, несопоставимо более сложном объекте; в последние десятилетия ей соответствовал проект «Геном человека»). Далее, изучение географического распространения генофонда населения СССР (распространение на человека русской традиции экспериментальной генетики популяций С. С. Четверикова). Наконец, дифференциация патологических форм по данным генетики (новая задача, для нее были важны евфеника Н. К. Кольцова и теория генотипической среды С. С. Четверикова, а также изучение генетической гетерогенности нозологических единиц С. Н. Давиденкова).

Работа Кабинета включала стационарное изучение локальной популяции человека (на антропогенетической станции в селе Петровском); изучение близнецов, одно– и двуяйцовых; сбор генеалогий. В 1929 г. вышли «Труды Кабинета», том I [302] . В программной статье «Генетика и патология» в связи с современным кризисом медицины) С. Г. Левит опирался на последние достижения русской и американской генетики для новой постановки вопросов этиологии патологических форм. Передовая генетическая теория способна вывести клиническую практику из кризиса, утверждал Левит. (Как раз тогда, в декабре 1929 г., Сталин провозгласил отставание теории от практики и требовал находить такое отставание во всех областях деятельности.)

В 1930 г. Кабинет был расширен до Генетического отделения. В марте 1930-го Левит стал директором МБИ и переориентировал его на генетику человека, когда Зеленин впал в немилость и потерял некоторые из высоких постов [303] . «Труды», том II [304] , открывались статьей Левита «Человек как генетический объект и изучение близнецов как метод антропогенетики». Тогда же МБИ им. М. Горького поместился в новом роскошном комплексе зданий в стиле конструктивизма, на Калужской, напротив загородной усадьбы, где со второй половины 1930-х находится президиум РАН.

При завершении так называемой философской дискуссии (посредством которой И. В. Сталин навел свой собственный порядок в этой области деятельности) С. Г. Левит был подвергнут критике в качестве меньшевиствующего идеалиста. В декабре 1930 Левит по Рокфеллеровской стипендии уехал к Мёллеру и провел весь 1931 год в его Техасской лаборатории. Вернувшись в начале 1932-го в Москву (туда и обратно он ехал через Генетический отдел Н. В. Тимофеева-Ресовского в Берлин-Бухе), Левит узнал, что он больше не директор. Только что назначенный исполнять обязанности директора Б. Б. Коган свернул генетические исследования в пользу клинических. Левит провел полгода в Отделении патофизиологии 2-го Мед. Института. Он добился поручения ЦК и занялся восстановлением генетики в МБИ. Помогавшие ему друзья говорили, что это «равносильно самоубийству».

«С осени 1932 Институт после 8-месячного перерыва снова сосредоточился на разработке проблем биологии, патологии и психологии человека путем применения новейших достижений генетики и смежных дисциплин (цитологии, механики развития, эволюционного учения). Основные работы Института пошли по трем руслам: клинико-генетическому, близнецовому и цитологическому» [305] .

В день 5-летия института (март 1935) он получил название Медико-генетический, что отвечало тематике и методам. Работы 1934 и начала 1935 г. составили т. IV «Трудов МГИ» [306] . Том открывался работой Левита «Проблема доминантности у человека». Теория эволюции доминантности Рональда Фишера [307] , согласно которой вновь возникающие мутантные гены рецессивны, была общепринятой [308] . Тем временем Левит показал, что у человека большинство мутантных генов, в том числе патологических, доминантны, с низким и варьирующим проявлением. Его выводы нашли подтверждение в материалах по гередитарной патологии нервной системы С. Н. Давиденкова, сотрудничавшего с МГИ. Левит развил конкурирующую гипотезу, не нашедшую понимания у западных коллег. В 1958 г. вышло второе, дополненное и пересмотренное издание книги Фишера [309] . «Если через 25 лет эта глава потребовала пересмотра в большей степени, чем остальные, – писал Фишер в одном из добавленных фрагментов к главе «Эволюция доминантности», – это обязано, главным образом, прогрессу исследований в данном направлении, так что гипотетический и апологетический подход, который представлялся подходящим в 1930 г., был бы теперь вводящим в заблуждение» [310] . Теперь Фишер пытался объяснить не укладывающиеся в его схему факты наследственности у человека методологическими трудностями [311] , однако его аргументы, при сопоставлении с эмпирическими данными Левита, не представляются убедительными. Несомненно, различные объекты предрасполагают к разным выводам. Однако в свете работ школы эволюционной генетики Кольцова – Четверикова и школы неврогенетики С. Н. Давиденкова следует признать гипотезу Левита более адекватной.

Заметим, что в МГИ была переведена на русский язык пионерская книга Рональда Фишера «Генетическая теория естественного отбора», только первые семь глав (последующие главы VIII–XII посвящены евгенике в широком смысле: человеку и обществу, социальному отбору и наследованию плодовитости у человека, роли классов в эволюции человека, героизму и патриотизму, упадку цивилизаций и правящих классов). Материалы книги широко обсуждались и комментировались, к переводу проявлял интерес Фишер. Но печатание перевода было сперва задержано из-за идеологических придирок к евгеническим главам («…меня позабавило высказывание об анти-марксистском характере социологической части «Генетической Теории»…» – отвечал Фишер американскому биометрику Блиссу 15 февраля 1937 г., которого он просил узнать о печатании его книги в СССР), затем печатание книги было отклонено – из-за закрытия МГИ и связанной с ним кампании.