Благоволительницы - Джонатан Литтелл

Я не понимал, чего ищу с этой молодой женщиной и не старался понять. В Хелене мне нравилась нежность, которая, я думал, существует только на полотнах Вермеера Делфтского, и то, что за этой нежностью явно чувствовалась несгибаемая, как стальное лезвие, сила. Вечер и мне доставил много приятных моментов, но большего я пока не искал и разбираться в себе не хотел. Раздумья, предвидел я, тотчас повлекли бы мучительные вопросы и обязательства, но в кои-то веки я не ощущал в этом потребности и был рад отдаться течению событий, как музыке Монтеверди. Всю следующую неделю, в перерывах на работе или дома по вечерам, я вспоминал ее серьезное лицо или спокойную, почти ласковую улыбку, приятный, дружелюбный образ, не вызывающий у меня страха.

Но такая уж вещь прошлое – если вцепилось однажды зубами в вашу плоть, больше не отпустит. Где-то в середине следующей после бомбардировок недели ко мне в кабинет постучала фрейлейн Пракса. «Оберштурмбанфюрер? С вами хотели бы поговорить два господина из криминальной полиции». Я разбирался в особенно запутанном досье и раздраженно ответил: «Ну и пусть, как все, запишутся на прием». – «Отлично, оберштурмбанфюрер». Она закрыла дверь, а через минуту снова постучала: «Извините, оберштурмбанфюрер. Они настаивают. Они велели сказать, что это по личному делу, касательно вашей матери». Я глубоко вздохнул и захлопнул папку: «Пусть войдут».

Те двое, ввалившиеся в мой кабинет, были настоящими, а не почетными, как Томас, полицейскими, в длинных серых пальто из грубой шерсти и со шляпами в руках. Поколебавшись немного, они отсалютовали: «Хайль Гитлер!» Я отдал им честь и пригласил присесть на диван. Они представились: «Комиссары криминальной полиции Клеменс и Везер из отдела V-б-1, “По тяжким уголовным преступлениям”». – «Точнее, – ввернул один из них, вроде Клеменс, – мы работаем для V-а-1, который занимается международным сотрудничеством. Французская полиция направила им просьбу о юридической помощи…» – «Извините, – перебил я резко, – могу я взглянуть на ваши документы?» Они протянули удостоверения и ордер, подписанный регирунгсратом Гальзовом, с распоряжением получить ответы на вопросы, переданные немецкому правосудию префектом департамента Приморские Альпы в рамках дела об убийстве Моро Аристида и его жены Моро Элоизы, вдовы Ауэ, урожденной С. «Значит, вы расследуете обстоятельства смерти моей матери, – произнес я, возвращая полицейским документы. – А какое отношение это имеет к немецкой полиции? Моро же убили во Франции». – «Вот-вот», – подтвердил второй, видимо, Везер. Клеменс достал из кармана блокнот, пролистнул несколько страниц: «Чрезвычайно жестокое преступление, – заметил он. – Тут явно сумасшедший или садист. Вы, вероятно, были потрясены». Я опять отреагировал сухо и сдержанно: «Комиссар, я в курсе произошедшего. Мои личные переживания касаются меня одного. Зачем вы пришли?» – «Мы хотели бы задать вам несколько вопросов», – сказал Везер. «Как потенциальному свидетелю», – добавил Клеменс. «Свидетелю чего?» – поинтересовался я. Он посмотрел мне прямо в глаза: «Вы встречались с ними в тот период, не правда ли?» Я тоже не опускал взгляда: «Абсолютно точно. Вы хорошо осведомлены. Я навещал их. Мне неизвестно, когда именно их убили, но очень вскоре после моего отъезда». Клеменс сверился с блокнотом, показал что-то Везеру. Везер продолжил: «По информации марсельского гестапо, двадцать шестого апреля вам выдали пропуск в итальянскую зону. Как долго вы пробыли у матери?» – «Только один день». – «Это точно?» – переспросил Клеменс. «По-моему, да. А что, собственно?» Везер опять заглянул в записи Клеменса: «По данным французской полиции, жандарм видел офицера СС, покидавшего Антиб на автобусе утром двадцать девятого. В этом секторе не слишком много офицеров СС, и они, уж конечно, не прохлаждаются в автобусах». – «Вполне вероятно, что я оставался на две ночи. Тогда я много путешествовал. Это важно?» – «Для дела пригодится. Тела обнаружены первого мая молочником, и к этому моменту они уже пролежали какое-то время. Судебно-медицинский эксперт счел, что смерть наступила в интервале от шестидесяти до восьмидесяти четырех часов до этого, между вечером двадцать восьмого и вечером двадцать девятого числа». – «Со своей стороны заявляю, что, уезжая, оставил Моро в полном здравии». – «Итак, – подытожил Клеменс, – если вы уехали утром двадцать девятого, то их убили днем». – «Возможно. Я не задавался этим вопросом». – «Как вы узнали об их смерти?» – «Мне сообщила сестра». – «Действительно, – Везер наклонился к блокноту Клеменса, – она приехала почти сразу. Второго мая, если быть точными. Вам неизвестно, откуда она узнала о случившемся?» – «Нет». – «Вы виделись с ней после этого?» – перебил Клеменс. «Она живет с мужем в Померании. Могу дать вам адрес, но не знаю, на месте ли они сейчас. Они часто бывают в Швейцарии». Везер взял у Клеменса блокнот и что-то записал. «Вы не общаетесь с сестрой?» – осведомился Клеменс. «Редко», – отозвался я. «А с матерью регулярно виделись?» – перехватил эстафету Везер. Полицейские постоянно говорили по очереди, и их игра сильно действовала мне на нервы. «Нет, тоже редко», – произнес я сухо. «Короче, – обобщил Клеменс, – вы не слишком близки с семьей». – «Господа, я уже предупреждал, что не собираюсь обсуждать с вами личные переживания. И не понимаю, какое вам дело до моих отношений с семьей». – «Когда совершено убийство, герр оберштурмбанфюрер, – нравоучительно изрек Везер, – полиции есть дело до всего». Они определенно смахивали на парочку копов из американских фильмов. И наверняка у них так и было задумано. «Господин Моро приходился вам отчимом, не так ли?» – не унимался Везер. «Да. Он женился на моей матери в тысяча девятьсот двадцать девятом, если не ошибаюсь. Или двадцать восьмом». – «В тысяча девятьсот двадцать девятом, правильно», – Везер сверился с блокнотом. «Вам известны распоряжения по наследству?» – резко вмешался Клеменс. Я отрицательно покачал головой: «Нет. Откуда?» – «Господина Моро бедным не назовешь. Вы можете унаследовать кругленькую сумму», – конкретизировал Везер. «Я бы очень удивился. Мы с отчимом не ладили». – «Допустим, – согласился Клеменс. – Но у него нет ни детей, ни ближайших родственников. Если он не оставил завещания, то вы с сестрой разделите его имущество». – «Я об этом даже не помышлял, – искренне признался я. – Но давайте не будем сотрясать понапрасну воздух: завещание найдено?» Везер полистал блокнот: «Честно говоря, нам пока не доложили». – «В любом случае ко мне по этому поводу никто не обращался», – уведомил я. Везер нацарапал заметку в блокноте. «Еще вопрос, герр оберштурмбанфюрер: у Моро нашли двух мальчиков. Близнецов. Они живы». – «Да, я их видел. Мать сказала, что это дети одной приятельницы. Вы знаете, кто они?» – «Нет, – проворчал Клеменс. – И французы, очевидно, тоже нет». – «Они стали свидетелями убийства?» – «Они до сих пор рта не раскрыли», – обронил Везер. «Весьма вероятно, они что-то видели», – встрял Клеменс. «Но говорить отказываются», – повторил Везер. «Возможно, у них психологический шок», – объяснил Клеменс. «И какова их судьба?» – полюбопытствовал я. «Вот это действительно странно, – воскликнул Везер. – Ваша сестра забрала их с собой». – «И неясно, почему и как», – сказал Клеменс. «К тому же здесь налицо явное нарушение закона», – прокомментировал Везер. «Явное, – вторил ему Клеменс. – Но тогда последнее слово было за итальянцами. А от них ожидай чего угодно». – «Да уж, действительно, – подтвердил Везер, – кроме путного расследования». – «Впрочем, с французами та же штука», – посетовал Везер. «Абсолютно, один к одному, – согласился Клеменс. – Работать с ними – удовольствие ниже среднего». – «Господа, – прервал я их диалог, – все это прекрасно, но меня никоим образом не касается». Клеменс и Везер переглянулись. «Поймите, я сейчас чрезвычайно занят. Если у вас больше нет конкретных вопросов, я думаю, мы можем закончить?» Клеменс кивнул. Везер опять полистал блокнот, вернул его владельцу и встал: «Извините, герр оберштурмбанфюрер». – «Да, – эхом отозвался Клеменс и тоже поднялся. – Извините. Это пока все». – «Да, все. Спасибо за понимание», – поблагодарил Везер. Я протянул им руку: «Если возникнут вопросы, обращайтесь без стеснения». Я вытащил две карточки из визитницы и протянул каждому. «Спасибо», – Везер сунул карточку в карман. Клеменс разглядывал свою: «Специальный уполномоченный рейхсфюрера СС по организации труда заключенных, – прочитал он. – И что это?» – «Государственная тайна, комиссар», – парировал я. «О, извините!» Оба отдали мне честь и направились к выходу. Клеменс, который внушал больше доверия, чем Везер, открыл дверь и исчез, а Везер остановился на пороге и повернул назад: «Еще раз извините, герр оберштурмбанфюрер. Я забыл одну деталь». Он обернулся: «Клеменс! Блокнот». Снова зашуршал страницами: «А, вот: когда вы поехали в гости к матери, вы были в форме или в штатском?» – «Не помню. А что? Это существенно?» – «Вообще-то, нет. Оберштурмфюрер, выдававший вам пропуск в Марселе, утверждает, что вы были в штатском». – «Возможно, ведь я ехал в отпуск». Везер кивнул: «Спасибо. Мы позвоним, если что-то понадобится. Простите, что явились без предупреждения. В следующий раз запишемся на прием».