Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим - Владимир Михайлов

— Для меня человек никогда не будет инструментом. Он…

— Я знаю, Фермер. Ну что же, если он не выдержит, пойдет ко мне — можешь вытащить его. Спасти еще раз. Что касается меня, я дважды не спасаю. Но достаточно об этом. Посмотри лучше сюда и скажи: все ли, по-твоему, хорошо? Что-то мне не нравится, но я еще не понял — что, а чувство молчит.

— Твое чувство, Мастер?

— Мое чувство. Оно молчит, но это ненадолго. Ведь быть человеком, даже таким, как мы с тобой, — не одни лишь тяготы. Это и радость изредка. Когда удается работа. И — много реже — когда нас посещает…

— Не люблю, когда это слово произносится вслух, Мастер. Оно — не один только звук.

— Согласен. Видишь, даже нас, вечных спорщиков, оно объединяет.

Время даже не утекало — оно выхлестывало, как вода под неимоверным давлением, когда вырвавшись из отверстия, она сразу превращается в пар, в облако; и ничем не закрыть отверстия, нет такого вещества или поля, из которого можно было бы построить экран для времени, чтобы отражать его, не подпускать, запретить течь через нас. Такое ощущение было у Форамы, когда он стоял перед люком скоростного разведывательного катера из космической армады; стоял, прощаясь со штаб-корнетом Хомурой — в последний раз, наверное, а впрочем — кому дано знать это? Время исчезало на глазах, и Форама нетерпеливо переминался с ноги на ногу — ему сейчас двигаться надо было, стремиться, расходовать энергию (хотя бы мнимо) на действия, потому что в процессе ожидания потенциал этой энергии повышается порой настолько, что сердце может не выдержать… Но Хомура все еще находился рядом, и то, что говорил он, было важно, и пропускать это мимо ушей никак нельзя было. Хотя мгновениями Фораме казалось, что штаб-корнет говорит далеко не самое главное.

— Катер может дойти до предела разрешенной зоны.

— Я не очень-то и надеялся, что он сядет там, где мне хочется… Это далеко?

— Еще до входа в атмосферу. По взаимному соглашению, разведывательные корабли могут подходить к планете противника не ближе такого расстояния. Иначе…

— Ну, что «иначе»? Разве их противодесантные средства не вышли из строя точно так же, как здесь?

— Не надо путать. Взорвались малые ракеты, но они ведь — только вторая очередь, их задача была — встретить на относительно небольшом расстоянии те немногие десантные корабли, что пробьются через первый пояс. А ракеты первого пояса еще в полном порядке.

— Прямо прелесть, как у вас все продумано.

— Итак, дальше. Там катеру придется остановиться.

— А как же я смогу…

— Будут две возможности. Командир катера их, конечно, знает. Первая — более комфортабельная: обождать, пока откроют окно для какого-то из их кораблей — контрабандиста или разведчика — и попытаться прошмыгнуть в их пространство, пользуясь тенью этого корабля.

— Сколько же придется ждать?

— Этого никто предсказать не может. Где-то в пределах суток, остальное зависит от везения.

— Не годится, Хомура. Я не собираюсь полагаться в таком деле на случайность. Мне легче пойти на самый сумасшедший риск.

— И все же советую воспользоваться этим способом.

— Отпадает. Каков другой?

— Выброситься в капсуле. Она настолько мала, что может и проскочить сквозь их сеть слежения. Однако полной гарантии и тут не дается. Зависит от точности управления ею, от того, насколько бдительны будут в тот миг их посты… и опять-таки от того — насколько повезет.

— Радужная перспектива.

— При хороших навыках управления капсулой…

— Откуда же они у меня, мар Хомура?

— Тогда… я опять советую предпочесть первый способ.

— Думаю, что это я решу в пути. Какое задание дано экипажу?

— Я тоже знаю только то, что сказал Полководец. Думаю, что экипажу приказано как можно скорее доставить к вражеской планете разведчика с особым заданием. Большего им знать и не надо.

— И прекрасно. Ну — всего доброго!

— Минутку, мар… Конечно, есть и третий путь. Экипаж ни в коем случае не пойдет к поверхности. Но если бы управление катером в критическую минуту взял на себя решительный человек…

— Я? Но ведь я уже сказал, штаб-корнет, что у меня нет ни малейшего представления о том, как управлять.

Штаб-корнет Хомура Ди усмехнулся.

— Пульт там простой, — сказал он, — стоит лишь посмотреть, как будет работать пилот… И неужели Земля так плохо готовит своих капитанов?

После почти незаметной паузы Форама протянул ему руку.

— Жаль, — сказал корнет. — Мы узнаем друг друга лишь в самый миг прощания.

— Наверное, так и должно быть. А ты, значит, упорно считаешь себя воином по призванию?

— Знаешь, если бы тебе пришлось быть одним из трехсот, погибших…

— Я понимаю. Прощай. Или — до встречи?

— Где-нибудь не здесь, капитан. Желаю тебе найти ее.

— Спасибо, друг.

Форама шагнул с площадки стартового устройства, и люк тотчас же захлопнулся за ним. Он едва успел устроиться в отведенном ему тесном уголке, как уже дали старт.

Что-то все еще рвалось на упрятанных глубоко в землю позициях. Земля содрогалась. Хомуру в лифте шатало. Но он все же добрался до центрального поста, где флаг-корнет Лекона по-прежнему неотступно находился у пульта.

— Отправил, Хомура?

— Проводил.

— Что там, наверху?

— Кажется, начало конца. А здесь?

— Здесь — непонятное. Наше собственное начальство молчит. Зато всеобщее — выражает удовольствие. И требует продолжать в том же духе.

— Надо полагать, малыш их чем-то ублажил. Передай и ты им от себя: разработка задачи завершена, команды на исполнители поданы.

— А дальше?

— Дальше — будем сидеть и ждать.

— Хорошо. Команды и в самом деле поданы — на все исполнители. Малыш ухитрился как-то связаться с этим…

— С нею, Лекона. С нею.

— Ну конечно. И они договорились выбросить все за атмосферу, направление — бесконечность, все подряд. И со стартовых, и со складов. Вся автоматика пришла в движение. Со стороны, наверное, можно и впрямь подумать, что начинается Большой праздник.

— Пожалуй, многие удивятся, увидев, куда на самом деле уходят ракеты.

— Скорее это будет приятное изумление. Когда они увидят, что бомбоносцы той стороны не пикируют нам на головы, а тоже уходят неизвестно куда.

— Они сообразят. И быстро.

— Поймет вся Планета. Каждый, кто осмелится поднять голову. Поймут в момент, когда чужие бомбоносцы сойдут с орбит — но не для того, чтобы приблизиться.

— И наши чуткие охотники помчатся вслед за ними.

— Что будет, Лекона?

— Радость. Громадная радость у всех, от первого до последнего. За исключением, может быть, единиц.