Марид Одран - Джордж Эффинджер

— Я понимаю, имам Абд ар-Раззак. Нам еще горы перекапывать в поисках этого. Мы надеемся представить вам доказательство, которого будет достаточно, чтобы изменить ваше мнение.

Старик несколько раз хрипло кашлянул.

— Надеюсь, что вы это сделаете — для вашего же блага. Но будьте уверены, что в первую очередь я буду заботиться о том, чтобы правосудие свершилось.

— Да, о мудрый.

— Чтобы закончить, я хочу знать, каковы ваши непосредственные планы, равно и то, как продвигается ваше расследование?

— Вот оно. Если бы имам был так шокирован моей настойчивостью, он мог бы наложить вето на расследование, и тогда я был бы, как говорится, дюной без тени.

— О мудрый, — медленно заговорил я, — мы обратили внимание на то, что не было проведено надлежащей аутопсии тела Халида Максвелла. Я бы хотел эксгумировать тело, предоставив это городскому коронеру.

Я не мог видеть выражения лица имама, но услышал его тяжелое дыхание.

— Вы же знаете, что Аллах приказывает хоронить мертвых немедленно.

Я кивнул.

— Эксгумация дозволяется только в чрезвычайных и неотложных случаях.

Я пожал плечами.

— Смею ли напомнить вам, о мудрый, что отаутопсии могут зависеть моя жизнь и жизнь Фридландер-Бея. Я уверен, что, даже если вы не согласитесь, на эксгумацию согласится шейх Махали.

Имам ударил по столу своей морщинистой рукой.

— Попридержи язык, мальчишка! — прошипел он. — Ты собираешься действовать через мою голову? Хорошо, в этом нет нужды. Я дозволяю эксгумацию. Но взамен я требую, чтобы доказательства были представлены не позднее чем через две недели, а не через месяц, как было заявлено раньше. Люди города больше не могут терпеть проволочек.

Он склонился над столом и взял чистый лист бумаги. Написал короткую записку и поставил свою подпись.

Абд ар-Раззак сделал наше оправдание почти невозможным. Две недели! Мне это вовсе не нравилось. Нам и двенадцати не хватило бы. Я просто встал, чуть опустил голову и сказал:

— Тогда, с вашего позволения, о мудрый, я пойду прямо к коронеру Будайина. Я не хочу более отнимать у вас время.

Я не видел его, а он больше ничего мне не сказал. Просто протянул мне лист бумаги. Я посмотрел: это был официальный приказ провести аутопсию тела Халида Максвелла до истечения двухнедельного срока.

Я еще несколько минут постоял в его темном кабинете, чувствуя себя все более и более неуютно. Наконец я подумал: «Да хрен с ним», и пошел прочь. Я торопливо прошел через обширную мечеть, обулся и сел в машину позади Кмузу.

— Отвезти тебя домой, йа Сиди? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — В Будайин.

Он кивнул и завел мотор. Я откинулся на спинку заднего сиденья и стал думать о том, что я узнал. Хаджар заявляет, что он свидетель? Что ж, я подозревал, что сумею поколебать его показания. Как бы там ни было, я чувствовал себя не так уж плохо. Даже поздравил себя с тем, что так удачно уладил дело с Абд ар-Раззаком.

Затем я получил два телефонных звонка, которые испортили мое прекрасное, свежее настроение.

Первый звонок был насчет денег.

— Мистер Марид Одран? Это Кирк Адван из банка «Дюны».

В этом банке у меня был счет.

— Ну? — осторожно спросил я.

Мы получили чек от Фарука Гуссейна на двадцать четыре сотни киамов. На оборотной стороне стоит ваша передаточная надпись. Она, так же как и имя мистера Гуссейна, написана вашей рукой.

— Ох… Чек, который бедный Фуад передал Жаку. Жак ждал оплаты чека, затем снял двадцать четыре сотни киамов и отдал их Фуаду.

— Ну? — сказал я.

Мистер Одран, мистер Хуссейн заявил, что чек краденый. Мы не хотим возбуждать дела, но если вы не внесете двадцать четыре сотни до пяти часов завтрашнего дня, то мы вынуждены будем привлечь полицию. Вы можете посетить любое наше отделение.

— Минуточку!

Поздно. Адван повесил трубку. Я закрыл глаза и молча выругался. Что это, какой-то наезд? Фуад слишком глуп, чтобы затеять что-нибудь сложное. Не замешан ли в этом Жак? А, все равно. Я доберусь до сути, и кто бы ни был в этом виноват, он сильно пожалеет. Лучше бы ему привыкнуть дышать мелким желтым песком.

Я был разъярен. Я даже начал что-то бормотать себе под нос. Примерно через час, когда мы с Кмузу собирались перекусить в кафе «Солас», снова раздался звонок.

— Ну? — нетерпеливо сказал я.

— А, это ты, Одран.

Это был лейтенант Хаджар, очевидец преступления.

— Мне кое о чем надо поговорить с тобой, Хаджар, — резко сказал я.

— Подожди своей очереди, нораф. Скажи-ка мне, не было ли у тебя назначено сегодня встречи с имамом Садиком Абд ар-Раззаком?

— Откуда ты знаешь? — сузил я глаза.

Хаджар фыркнул:

— Я много чего знаю. Короче, мне интересно услышать от тебя, как случилось так, что через час после твоего ухода секретарь снова вошел к имаму и нашел святого человека мертвым, лежащим на полу с полудюжиной отравленных стрел от игломета в груди?

Я уставился на Кмузу.

— Эй? — ласково сказал Хаджар. — Мистер подозреваемый? Не заедешь ли в участок сразу, как тебе будет удобно?

Я просто прицепил телефон к поясу. Теперь у меня оставалось две недели вместо месяца, чтобы доказать свою невиновность, да и неприятностей было больше некуда. Я сунул руку в карман, чтобы достать аптечку, — в конце концов, это был один из тех случаев, когда незаконные наркотики были предписаны определенно, но они остались в моей джеллабе.

«Что бы предпринял в такой ситуации шейх Хассанейн?» — спросил я себя. К несчастью, ответ был только один: удрал бы в бескрайние пески Руб-аль-Хали.

Может, это и не такая плохая идея… 

Глава 14

Я занялся обеими главными проблемами в тот же день, что еще раз подтвердило, что я сильно повзрослел. В прежние дни я просто залег бы в своей спальне, погрузился в соннеиновый дурман и на день-два забросил бы свои проблемы, пока ситуация не превратилась бы в критическую. С тех пор я усвоил, что куда проще разобраться с неприятностями, пока еще горит желтый свет.

Прежде всего мне нужно было решить, какая проблема поджимает сильнее. Что спасать в первую очередь — свою жизнь или кредитный счет? Ладно, со своим банкиром я всегда был в хороших отношениях — особенно с тех пор, как стал Папиным младшим администратором и начал получать пухлые конверты, набитые купюрами. Я решил, что банк «Дюны» сможет подождать пару часов, а вот у лейтенанта Хаджара терпения может и не хватить.

Когда Кмузу подвез меня к полицейскому участку на улице Валида аль-Акбара, все еще моосило. Как обычно, мне пришлось пробиваться через толпу чумазых мальчишек, которые сбились вокруг меня и громко требовали свой бакшиш. Я не понимал, почему мальчишки толкутся здесь, у полицейского участка, а не у отеля «Палаццо Марка Аврелия», где живут богатые туристы. Может, они думают, что у людей, выходящих из полицейского участка или входящих в него, другие мысли на уме и они окажутся более щедрыми? Не знаю. Я просто бросил на мостовую несколько киамов, и мальчишки рванулись к деньгам. Поднимаясь по лестнице, я услышал, как один из них насвистывает детскую песенку.

Я поднялся по лестнице в стеклянный кабинет лейтенанта Хаджара в самом центре детективного отдела. Он говорил по телефону, потому я просто вошел и сел на неудобный деревянный стул рядом с его столом. Я взял пачку Хаджаровой почты и стал ее просматривать, пока он с рассерженным видом не вырвал бумаги у меня из рук. Затем он пролаял в трубку несколько слов и бросил ее.

— Одран, — низко, плотоядно протянул он.

— Лейтенант, — сказал я, — в чем дело? Он встал и походил немного.

— Ты станешь на одну голову короче гораздо раньше, чем думаешь.

Я пожал плечами:

— Из-за того, что Абд ар-Раззак на две недели урезал время, которое нам дали для того, чтобы обелить себя?

Хаджар перестал расхаживать, повернулся ко мне, и его рожа расползлась в злобной ухмылке.

— Да нет, козел тупой, — сказал он. — Из-за того, что весь город набросится на тебя за убийство святого человека. Они с зажженными факелами вытащат тебя из постельки и разорвут на кусочки. Тебя и Фридландер-Бея. Ну, и из-за времени тоже.

Я прикрыл глаза и устало вздохнул:

— Я не убивал имама, Хаджар.

Он снова сел за стол.

— Подойдем к вопросу научно. У тебя в два часа была назначена встреча с имамом. Секретарь сказал, что ты вошел к нему около четверти третьего. Ты пробыл у него в кабинете не более пятнадцати минут. До половины четвертого никаких посетителей не было. Когда секретарь вошел к нему в половине четвертого, доктор Абд ар-Раззак был мертв.

— Целый час был для того, чтобы кто-то прошел мимо секретаря и убил этого сукиного сына, — спокойно сказал я.