Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Пользуйся, сколько возможно будетъ, твоимъ положеніемъ. Но ты еще не обвѣнчана, если я не ошибаюсь. Ты говоришь, что еще властна выполнить все, что захочешь предпринять. Можетъ быть ты сама обманываешься. Ты надѣешься, что возвратишь доброе мнѣніе и славу въ мысляхъ твоихъ пріятелей. Никогда, никогда того не будетъ, смотря по видимому; и я думаю, что ни того ни другаго не будетъ.,,Всѣ твои пріятели, говоришь ты, должны совокупиться съ тобою для испрошенія тебѣ прощенія:,, всѣ твои пріятели, то есть, всѣ, которыхъ ты обидѣла; какъ же хочешь ты, чтобъ они всѣ согласились въ такомъ несправедливомъ дѣлѣ?

Ты говоришь, что для тебя будетъ весьма огорчительно видѣть себя принужденною къ такимъ мѣрамъ, которыя могутъ сдѣлать твое примиреніе затруднительнымъ,,. Время ли теперь, моя любезная, опасаться принужденія и затрудненія? Когда бы ты могла ласкаться примиреніемъ, то не теперь случай о томъ мыслить. Надо разсмотрѣть только глубину пропасти, въ которую ты упала. Естьли я имѣю не ложныя извѣстія, можетъ случиться еще кровопролитіе. Человѣкъ находящійся при тебѣ, разположенъ ли добровольно тебя оставить? Естьли нѣтъ, кто можетъ отвѣчать за слѣдствія? естьли же расположенъ, о Боже мой! что надо мыслить о причинахъ его къ тому побуждающихъ? Я отгоняю такую мысль, зная твою добродѣтель. Но не правда ли, моя любезная, что ты не замужемъ, и безъ покровительства? Не правда ли, что не смотря на твои ежедневныя молитвы, ты впала въ искушеніе? А сей человѣкъ не гнусный ли обольститель?

Ты утверждаешь, моя любезная, и съ такимъ видомъ, который мало приличенъ чувствіямъ твоего покаянія, что по сіе время ты не можешь жаловаться на человѣка, отъ котораго опасались множество бѣдствій. Но прошла ли опасность? Я умоляю небо, что бы ты могла хвалиться его повѣденіемъ до послѣднихъ минутъ вашего союза. Дай Богъ, что бы онъ поступилъ съ тобою лучше, нежели со всѣми женщинами, надъ которыми онъ имѣлъ нѣкую власть Сего то я тебѣ желаю. Пожалуй не пиши отвѣта. Я надѣюсь, что твой посланный не разгласитъ, что я къ тебѣ пишу. Что касается до г. Ловеласа, я увѣрена, что ты ему не сообщишь моего письма. Я не съ лишкомъ остерегалась, потому, что полагаюсь на твое благоразуміе.

Я возсылаю о тебѣ молитвы.

Дочь моя не знаетъ, что я къ тебѣ пишу, никто того не знаетъ не изключая даже и г. Гервей.

Дочь моя весьма бы желала къ тебѣ писать; но защищая твою погрѣшность съ такимъ жаромъ и пристрастіемъ, что мы были тѣмъ встревожены, (это дѣйствіе, моя любезная, должнствующее произвести въ родителяхъ подобное твоему паденіе;) и ей запрещено было не имѣть съ тобою никакой переписки, подъ наказаніемъ лишить ее навсегда нашихъ милостей. Однако я могу тебѣ сказать, хотя и не соучавствую въ ея пристрастіи, что ты составляешъ единъ предметъ ея молитвъ, равно какъ и оскорбленной твоей тетки.

Д. Гервей.

Письмо СХXXІХ.

(Посылая къ ней предъидущее письмо.)

Въ субботу по утру 22 Апрѣля.

Сей часъ я получила слѣдующій отвѣтъ отъ моей тетки. Храни въ тайнѣ, моя любезная, что она имѣла милость писать къ своей нещастной племянницѣ.

Ты видишь, что я могу ѣхать въ Лондоиъ, или куда мнѣ заблагоразсудится, что со мною будетъ, о томъ нимало не беспокоятся. Я была расположена отложить мой отъѣздъ въ надеждѣ полученія извѣстій изъ замка Гарловъ. Мнѣ кажется, что естьли бы и оказывали явной упорности къ примиренію, я бы могла открыть г. Ловеласу, что я хочу имѣть совершенную свободу въ условіяхъ, когда онъ желаетъ когда нибудь владѣть мною. Но я примѣчаю, что влекома будучи неизбѣжимою судьбою, подвергнусь еще поноснѣйшимъ огорченіямъ. Должно ли мнѣ быть рабою такого человѣка, которымъ я столько недовольна? Письмо мое, какъ ты видишь по тетушкиному, теперь въ замкѣ Гарловъ. Я дрожу, воображая, какъ оно будетъ принято. Одно можетъ послужить къ услажденію моей горести, что оно освободитъ тогда любезную тетку отъ подозрѣнія, что она имѣетъ какое нибудь сношеніе съ несчастною, которой пагуба уже опредѣлена. Я не считаю за малѣйшую часть моихъ злоключеній сіе уменьшеніе довѣренности причиненное мнѣ между моихъ родныхъ, и сію холодность, съ каковою они взираютъ другъ на друга. Ты видишь, что двоюродная сестра моя бѣдная Гервей имѣетъ причину на то жаловаться вмѣстѣ съ матерью.

Моя Гове, любезная моя Гове, чувствуетъ также съ великимъ огорченіемъ дѣйствія моего проступка, потому, что она съ матерью своей имѣетъ за меня больше прежняго ссоры. Однакожъ я должна вручить себя человѣку, который меня ввергнулъ въ такую пропасть бѣдствій. Я много размышляла, и многаго опасалась прежде моей погрѣшности; но никогда еще не разсматривала ее съ такой худой стороны, какъ сего дня.

За часъ передъ моимъ мнимымъ побѣгомъ батюшка объявилъ откровенно, что онъ любитъ меня болѣе своей жизни; что онъ намѣренъ былъ поступать со мною съ родительскою милостію, что онъ хотѣлъ,… ахъ моя любезная, какая уничижительная нѣжность! Тетушка не должна была опасаться, что бы узнали ея откровенность. Отецъ на колѣняхъ передъ своею дочерью! Вотъ чего бы я навѣрное не выдержала! Мнѣ не извѣстно, чтобъ я сдѣлала въ такомъ плачевномъ случаѣ. Смерть показалась бы мнѣ меньше ужасною, нежели такое зрѣлище въ пользу человѣка, къ которому отвращеніе мое не истребилось, но я бы стоила быть уничтоженною, если бы могла видѣть отца моего безполезно на колѣняхъ.

Однакожъ, если бы нужно было токмо пожертвовать моею склонностію и личнымъ предпочтеніемъ, онъ бы сіе получилъ и меньшею цѣною, моя почтительность одна восторжествовала бы надъ склонностію. Но столь крайнее отвращеніе! торжество жестокаго и тщеславнаго брата, присоединяя ругательства завистливой сестры, которые бы отвратили отъ меня такую милость, и сожалѣніе родителей, о которыхъ я бы была удостовѣрена; должности супружества столь священныя, столь торжественныя когда сама я имѣю отъ природы нравъ не позволяющій мнѣ взирать на долгъ самый простѣйшій съ равнодушіемъ, тѣмъ болѣе на долгъ самопроизвольно подтвержденный клятвою у олтаря; какіе законы благопристойности могли уполномочить меня положить руку мою въ руку ненавистнаго, и произнесть мое согласіе на гнусное соединеніе? Вспомни, что соединеніе такое должно кончиться съ жизнію. Не дѣлала ли я глубочайшія о томъ разсужденія, каковыхъ прочія дѣвицы моихъ лѣтъ не употребляли? Не все ли я разбирала и изслѣдывала? Можетъ быть могла бы я оказывать меньше упрямства и досады. Чувствительность, когда я могу приписать себѣ такое качество, зрѣлость разума, размышленіе, не всегда щастливые небесные дары. Сколько бываетъ случаевъ, въ которые бы я желала узнать равнодушіе, еслибъ могла употребить его безъ порочнаго повѣденія? Ахъ! моя любезная, самая щекотливая чувствительность ни мало не служитъ къ доставленію намъ щастія.

Какой способъ намѣрены были употребить пріятели мои въ собраніи! Я смѣю сказать, что узнаю тутъ умыслы брата моего. Я полагаю, что ему бы поручено было представить меня въ совѣтъ, какъ дочь предпочитающую свою волю цѣлому семейству. Опытъ былъ бы колокъ, не должно о томъ сумнѣваться. Хорошо, если бы я его выдержала! какой бы ни былъ успѣхъ, то коль жестокое было бы мое мученіе!

Должно опасаться, по словамъ тетушки, что бы не было кровопролитія. Видно, что она увѣдомлена о дерзскомъ предпріятіи Синглетона. Она упоминаетъ о пропасти. Избави меня отъ того Боже.!

Она отдаляетъ мысль, на которой мнѣ и болѣе не возможно остановиться. Жестокая мысль! но кажется, что она имѣетъ худое мнѣніе о добродѣтели, которую ей угодно мнѣ приписывать, естьли не воображаетъ, что я въ состояніи превозмогать безчестную слабость. Хотя я никогда не видала мущины пріятнѣйшаго вида, какъ г. Ловеласъ, но пороки его нрава всегда предохраняли меня отъ сильнаго впечатлѣнія; и съ тѣхъ поръ, какъ я его вижу вблизи; то еще меньше прежняго имѣю къ нему склонности. И подлинно, я никогда менѣе теперешняго оной къ нему не имѣла. Я думаю чистосердечно, что возмогу его ненавидѣть, (если уже не ненавижу) скорѣе, нежели другаго мущину, къ которому я имѣла такое уваженіе. Причина тому явна: потому, что онъ меньше другихъ соотвѣтствовалъ моему мнѣнію, которое однакожъ не съ лишкомъ было превосходно, когда я предпочла остаться въ дѣвкахъ, да и теперь сдѣлала бы тотъ же выборъ, если бы я имѣла свободу слѣдовать моимъ склонностямъ. Такъ, еще теперь, когда бы примиреніе мое было несумнительно отвергнувши его, и если бы мои друзья о томъ мнѣ дали знать; то скоро бы увидѣли, что я бы съ нимъ вовсе разсталась; ибо я имѣю тщеславіе мыслить, что душа моя превосходнѣе его.

Ты скажешь, что мой разсудокъ заблуждается. Но получа отъ тетушки запрещеніе къ ней писать, узнала, что я должна отчаяваться о моемъ примиреніи; если средство сохранить свободу моего разума? И ты сама, моя дражайшая, должна чувствовать мое страстное смятеніе О! сколько я нещастна, согласясь добровольно на сіе пагубное свиданіе, и отнявши у себя власть ожидать общаго собранія моихъ пріятелей! я бы освободилась уже теперь отъ перваго моего страха, а кто знаетъ, когда окончатся настоящія мои безпокойствія? Избавлена отъ обоихъ мущинъ, можетъ быть находилась бы я теперь у тетки Гервей, или у дяди Антонина, въ ожиданіи возвращенія г. Мордена, который бы сдѣлалъ конецъ домашнимъ раздорамъ.