Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

— Нисфиур! — зову я, и он оборачивается с таким видом, словно оскорблен моим обращением. — Нисфиур, правительница не сможет покинуть Шин без своего брата…. Она связана с ним… Это потому что она и ребенок… Нас связала магия.

Я путаюсь в словах, тороплюсь, задыхаюсь, пытаясь объяснить все сразу. Нельзя отпустить ее, нельзя!

— Ты… — Он всматривается в мой шрам и хмурится. — Ты помогла ей бежать, шембученка. Тебя надлежит казнить сейчас же за нарушение моего запрета.

— Она умрет, если выедет из Шина без Цилиолиса, — повторяю я, не отрывая от него взора. — Правитель, я умоляю тебя поверить мне. Речь о ее жизни. Так было решено… не нами.

Нисфиур отворачивается почти сразу же, но я успеваю заметить на его лице досаду. Решено не нами — значит, решено Энефрет. Ее имени я не произношу, но оно повисает между нами, как плотное облако дыма, сквозь которое мир вокруг кажется уже совсем другим. И правителю придется принять этот мир, потому что в том облаке дым рисует и его судьбу.

— Разыщите Цилиолиса. Где он находится?

— В лекарском доме, — говорю я.

— Я могу привезти его, нисфиур! — подает голос Тревис, и я вздрагиваю — я и забыла о нем, забыла о том, что он здесь. — Я знаю, как выглядит брат правительницы. Я привезу его сюда.

— Хорошо. — Нисфиур кивает так, словно и не ждал другого. — Привези его до конца этой ночи — но никому ни слова о том, что видел меня здесь. Награда будет достойной. Солдаты, оставаться на страже. Асклакин, твои работники смогут устроить мне трапезу, пока я буду дожидаться?

Ему не нужен ответ. Он разворачивается и заходит в дом, и за ним — фиур Шинироса и двое воинов, видимо, из личной охраны. Инетис проносят мимо меня, и я заставляю себя опомниться и показываю воинам, где находится ее сонная. Серпетис идет за нами, но не за отцом и его воинами, а за мной.

Я все еще не верю, что это происходит на самом деле. И я не могу заставить себя поверить в то, что говорит мне Серпетис, когда воины опускают Инетис на ее кровать и уходят, оставив нас наедине.

— Вам нужно уйти отсюда.

46. ВОИН

Унна отворачивается от Инетис, идет к тазу с водой и мочит в нем кусок чистой ткани. Она словно не слышит, что я говорю, и мне приходится повторить снова, заступив ей путь от кужа к кровати, на которой лежит Инетис:

— Как только Инетис придет в себя, она должна перенести вас в другое место.

— О чем ты? — Глаза Унны вспыхивают, как пламя, в которое подбросили орфусу. Она смотрит на меня снизу вверх, потом качает головой и отворачивается, потянувшись за стоящей на куже миской с какой-то мазью темного цвета. — Она этого не сделает. Они этого не хотят.

Унна омывает в тазу пальцы и опускает их в мазь, начиная ее перемешивать. Как будто разговор уже закончен, и я могу идти.

— Здесь становится опасно, — говорю я, но она качает головой

— Если бы она хотела, мы бы давно ушли. Мы останемся, я знаю, что она так уже решила. И мы с Цилиолисом тоже.

— Послушай меня, — терпеливо начинаю я. Мне не нравится говорить с ее спиной, но не хватать же ее за плечо, чтобы развернуть к себе лицом. — Отец приехал сам, чтобы забрать ее и Кмерлана, не побоявшись оказаться в Шине в разгар сражения. Он знает, что если Инетис умрет здесь, то все — Асморанте конец, потому что не будет никакого Избранного и никакого спасения. Потому он и приехал. Он думает об Асморанте не меньше вас. Он смотрит в будущее.

— Никто не знает, что нас ждет в будущем, — тут же поспешно говорит Унна, но я обрываю ее — хватит, хватит, неужели после того прорицания, которое изрек ребенок, она все еще не верит в возможность предвидения?

— Ребенок знает. Знает Энефрет. И все, кто слышал ее слова, тоже знают.

— Ты думаешь, он так сильно верит в Энефрет? — спрашивает она, наконец, отрывая от миски взгляд.

— Он запретил магию, но это не значит, что он не верит своим глазам, — говорю я. — И он убедился в ее существовании сегодня, когда Инетис подожгла одного его воина и заморозила двух других.

— Но ведь город захватят, если мы уйдем…

— Он знает, что делает, — говорю я. — Мой отец делает все только во благо Асморанты.

Унна берет миску с мазью и нерешительно замирает. Ей не пройти, пока я не отодвинусь, а я еще не закончил разговор, и ей тоже приходится говорить.

— Пока ты лежал в лихорадке, я слушала, что говорят воины Асморанты — те, кто пришел из Шинироса и те, кто прибыл с лекарками из Алманэфрета, — наконец, решается она. — Все говорят, что правитель помешался после смерти Лилеин. Он запретил магию, потому что она не помогла ей, и погубил сотни людей за зло, которого они не совершали.

Я тоже слышал эти разговоры, когда притворялся, что сплю после снадобий, которые давали мне Унна и Глея. Они меня не удивляют.

— Ты многого не знаешь, — говорю я.

Унна молчит, глядя на меня, затем отводит глаза. Она была там, на улице, и видела то же, что видел я. Муж приехал, чтобы проучить непокорную жену. Владетель земель от неба до моря и до гор приехал на линию боя — но не чтобы участвовать в битве за одну из своих богатейших земель, нет. Чтобы выкрасть жену, от которой однажды отрекся — и