Поколение победителей - Павел Дмитриев

Но чем дальше в лес, тем толще становились партизаны. Пытливые умы научного отдела быстро выяснили очевидное – спектр оцифрованного сигнала обладает периодической структурой. Кроме низкочастотной части, отображающей нужный нам звук, он имеет еще и высокочастотные компоненты, которые существенно портят запись. Пришлось паять специальный фильтр низкой частоты, чтоб «зарезать» перед АЦП нежелательные сигналы. Кроме того, 8‑разрядная оцифровка сама по себе означает всего лишь 256 переходов между соседними значениями и порождает немалую высокочастную помеху, которая на слух воспринималась как искажение. Для маскировки этого явления добавили генератор белого шума. Качество на самом деле немного улучшилось… По крайней мере, после нескольких прослушиваний я научился замечать разницу.

С выводом звука тоже все оказалось не очевидно. Вроде бы что может быть проще примитивного ЦАПа на основе цепной R‑2R схемы?[951] Всего‑то 16 резисторов на 10 и 20 килоом, но… Подбирали их по номиналам несколько дней, в дело пошла едва ли одна маленькая керамическая трубочка из сотни. Этим дело не ограничилось. К выходу устройства быстро добавился ФНЧ, потом мне начали объяснять необходимость цифровых фильтров перед ЦАП, ругаться словами типа «Баттерворт», «Чебышев», «Кауэр»,[952] говорить о повышении частоты дискретизации с помощью интерполяции и прочих страшных вещах. На светлой идее применения сигма‑дельта‑модуляции[953] я сломался и прекратил удовлетворение любопытства сотрудников за государственный счет в декларативном порядке. Хотя сомневаюсь, что даже бумажка строгого приказа сможет остановить этот веселый процесс.

И после такой тщательной и долгой подготовки – полное фиаско практического применения! Обидно, хотя и вполне предсказуемо… Просто надо было не играть в Джеймса Бонда, а вовремя посоветоваться с Катей.

Но кому как, а мне эпизод с поздравлением от лица БЭСМ‑4 настроения не испортил. Причина этого лежала далеко за границами М‑града и заключалась в билетах на праздничную премьеру первого советского полнометражного мультфильма «Красавчик». Если я правильно понял, именно так в этом мире будет называться «Шрек». Супруга Семичастного, неформально курирующая применение в СССР художественных материалов из будущего, на днях прислала через фельдъегеря билеты в кинотеатр с диковатым названием «Ударник». Надеюсь, это не самая страшная киношарашка Москвы, в которой Антонина Валерьевна после неудач с продажей музыки Ванессы Мэй решила тихо похоронить мою работу. Ведь летом 1965 года, перегоняя с помощью Picasa ключевые кадры из фильма в карандашные наброски для последующего фотографирования, я питал очень серьезные надежды когда‑нибудь посмотреть союзмультфильмовскую версию похождений бравого огра.

…Презрев советскую псевдодемократическую моду «директор сидит впереди», я плюхнулся вместе с Катей на заднее сиденье служебной «Волги» и с некоторым опасением выдал начальственный приказ:

– Рудольф Петрович, надо попасть в кино «Ударник».

– Хорошо, – спокойно отозвался водитель, даже не попытавшись переспросить, где находится это славное заведение.

Это был обнадеживающий признак, который меня полностью успокоил. И не зря. Уже через пару часов неспешного колыхания на волнах асфальта выяснилось, что смутившее меня название относится к огромному и явно культовому сооружению в самом центре столицы, рядом с кремлевскими стенами.[954] Не иначе, главный кинозал страны. Более того, обилие расставленных вокруг черных «волг», «чаек» и даже уродливых чешских «татр» с узко посаженными фарами недвусмысленно говорило об уровне премьеры.

Уже привыкнув к тяжелой роскоши общественных зданий сталинской эпохи, я был поражен простотой и лаконизмом внутреннего убранства фойе и зала. Прямые колонны, легкий купол, простой, заметно обшарпанный паркет, светлая краска стен без намека на крытую позолотой лепку и графику в сине‑красной гамме… Даже перила тонкие и без завитков, а перекладины ограждения – простые металлические прутья. Разве что люстры… Вполне канонического вида, из тяжелого пожелтевшего хрусталя, снабженные многочисленными подвесками, они смотрелись в этом просторном сооружении как седло на корове. Но больше всего меня поразил огромный буфет с немыслимо богатым по советским меркам ассортиментом еды и напитков. Он занимал добрую половину верхнего этажа, и через стекла его похожих на витрины окон открывался вполне приличный вид на широкий проспект и кусочек набережной.

Что касается самого фильма, то впечатление было очень неоднозначным. До оригинала ему как до Луны пешком. Многие детали упростили, шутки стали площе и потеряли «второе дно», куча сцен вообще исчезла. Пластика героев стала какой‑то рваной, а совершенно иная цветовая гамма «выносила мозг». С другой стороны, озвучка знаменитыми советскими артистами принесла неожиданный колорит. Савелий Крамаров легко представлялся на месте Осла, Фиона говорила голосом Нины из только что прокатившейся по киноэкранам «Кавказской пленницы»,[955] в Шреке вполне узнавался грубоватый образ Алексея Смирнова.

Но это на мой испорченный будущим вкус. Самым интересным оказались чуть слышные комментарии колоритной парочки, сидевшей прямо перед нами. Похожая на небольшого бегемотика дама со сложной курчавой прической и тяжелыми золотыми сережками оказалась на удивление качественным критиком:

– Вань, а Вань, – шептала она мужу прямо в ухо, – сценарий мультфильма писал иностранец! Вот голову на отсечение даю!

– Да ну Надь! – с мягким малороссийским акцентом басил в ответ крупный мужчина, не иначе «ответственный товарищ». – С чего ты такое придумала?

– Эх! – притворно хмыкнула дама. – Спрашивается, ты вообще зачем на закрытые просмотры ходишь? В этой новой картине половина сюжета – просто какая‑то пародия на американские мультфильмы! Вон, посмотри на экран, там прямо вылитая добрая фея из «Золушки»![956]

– Погоди, погоди! – красноречиво потряс затылком мужчина. – Но ведь «Золушка» – это советский фильм, там еще Жеймо играла.

– Да не похоже это на наше кино совсем! – передернула полными плечами дама.

– И с зеркалом, вспомни, Надь, – настаивал «ответственный товарищ», – выходит прямо один в один «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях».[957]

– Вань, ты главного не понимаешь. – Дама решила зайти с другой стороны. – Этот мультфильм явная диверсия против нашей страны! Он все с ног на голову ставит, насмехается, издевается над окружающим миром, и вообще… – Упорная тетка чуть задумалась и перешла на новый уровень: – Это однозначно вредительский фильм, Иван! Его надо непременно запретить к показу!

– Да ну тебя! – не сдержал досады муж. – Придумала невесть что! И вообще, дай посмотреть, смешно ведь!

– Все тебе забавы, – тихо посетовала дама. – Ладно, дома поговорим!

По окончании фильма зал разразился странными очаговыми аплодисментами, где‑то хлопали громко и радостно, в других местах зрители, лениво шлепнув пару раз, переглядывались, возмущенно поджимая губы. Впрочем, цветов вышедшему на сцену коллективу мультипликаторов натащили немало. Однако по красноречивой тишине газет мне было понятно: шансы «Красавчика» оказаться «на полке» вполне реальны.

Как уже не раз бывало, помогли враги. За два года я успел заметить, что политика СССР удивительно, можно сказать болезненно, зависима от мнения капиталистов. Уж не знаю, сами они по ночам «грюндиги»[958] крутят или читают отчеты референтов Международного отдела ЦК КПСС.[959] Другое дело, что было очень сложно предсказать, какой именно фортель выкинет комплекс неполноценности членов ЦК в каждом отдельном случае. Хотя чаще всего там руководствовались принципом «если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек». В смысле, делали «назло», чтоб проклятые вражины «знали наших». В общем, после премьеры я слушал «вражеские голоса» с удвоенным вниманием. Тем более что без Интернета они стали единственной тоненькой ниточкой, дававшей связь с реальностью.

Недели через три Би‑би‑си рассказывал о сожженном латвийскими патриотами «Доме колхозника»,[960] который на поверку оказался построенным зэками символом сталинизма, размещенным в московском форштадте прямо на месте какого‑то Гостиного двора. Причем последний, оказывается, являлся «подлинной жемчужиной старой Риги» и очень ценным памятником архитектуры времен самого Наполеона Бонапарта. Но это не остановило новых варваров‑коммунистов, которые умудрились особо ценные деревянные колонны вместо музея отдать на музыкальную фабрику.

Едва не заснул под неожиданно качественный рассказ об особенностях зодчества XVIII века, но тут английская редакция неожиданно переключилась на «Красавчика». Похоже, кто‑то из зрителей‑диссидентов не удержался, накатал развернутую рецензию и умудрился переправить ее на Запад. Да такую, что у меня от удивления отвисла челюсть.