Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вы машете? – спросил Артемьев.
– Ему! Может, заметит.
Накоротке – дольше не позволяло их тяжелое состояние – поговорив с возвращавшимися из плена нашими, Артемьев позаимствовал у Иванова «эмочку», чтобы доехать до штаба, и по крутой дороге стал взбираться на Баин-Цаган. Едва въехав на гору, он неожиданно дня себя столкнулся с Климовичем, которого не рассчитывал увидеть раньше завтрашнего дня.
Климович возвращался с кладбища, куда он отвозил заказанный саперами в Чите и наконец доставленный оттуда жестяной венок с фарфоровыми цветами на могилу Русакова.
Они встретились с Артемьевым на перекрестке трех дорог, одна из которых вела вниз, на переправу, вторая – к Хамардабе, а третья, малонаезженная, выводила на обрыв, к видному за много верст танкистскому кладбищу. В центре его, среди деревянных пирамидок со звездами, на постаменте из обломков японского оружия стоял обугленный, избитый снарядами танк.
– Тебя-то мне и надо, – сказал Артемьев, когда они с Климовичем оба вылезли навстречу друг другу из машин. – Я был вчера у тебя дома. – И он протянул Климовичу записку Любы.
Прочитав записку, Климович спросил: правда ли, что дочь уже ходит или это пока плод воображения жены? Услышав утвердительный ответ, он улыбнулся и, кажется, собирался спросить что-то еще о дочери, но вместо этого спросил, сильно ли спешит Артемьев.
– По правде говоря, надо поскорей доложить о сегодняшней передаче пленных, – признался Артемьев. – Пять минут постоим – и ехать надо.
– Раз пять минут, давай походим, что ж на месте стоять?
И они пошли рядом вдоль края баин-цаганского обрыва.
– Значит, передали пленных? – спросил Климович.
– Передали.
– Что наши рассказывают?
– Один без сознания, а другой сидел в гиринской каторжной тюрьме. Говорят, выживет, но сейчас похож на умирающего. За два месяца потерял двадцать пять килограммов. А руку срастили так, что теперь придется опять ломать и снова сращивать. Рассказывает, что китайцев в этой гиринской тюрьме мучают еще больше, рубят головы без суда, а коммунистам, когда они молчат на допросах, вливают через нос по два ведра воды.
– Ладно, не рассказывай, – прервал Климович, – а то начинаешь жалеть, что бои кончились!
Они прошли несколько шагов молча.
– Помнишь это место?
Артемьев огляделся: кругом валялись стреляные гильзы, ржавые куски железа, кое-где белели кости.
– Здесь палатка Камацубары стояла, – сказал Климович, – и здесь я тебя после боя второй раз встретил: ты сидел и документы разбирал.
– А ты приехал и сразу же уехал, – сказал Артемьев, – даже не поговорили.
– Я тогда злой был. У меня из всего батальона семнадцать танков оставалось. Пойдем к машинам. Тебе ехать пора! – Климович крепко одной рукой обнял Артемьева за плечи, показывая этим молчаливым движением силу дружеского чувства к нему.
– Подожди, постоим еще минутку, – сказал Артемьев, – посмотри, какое небо кровавое.
В самом деле, вдали за свинцовой полосой Халхин-Гола, за желтым горбом высоты Палец, над далекой грядой отрогов Хингана, небо, черно-фиолетовое вверху, чем ниже, тем делалось все багровей и багровей. Разорванное острыми пиками гор, оно красной полосой горело в неровных промежутках между ними.
– Как будто там, за горами, кто-то идет со знаменами, – сказал Артемьев, вдруг вспоминая рассказ старшины о гиринской тюрьме и молчавших на допросах китайских коммунистах.
– Ветер будет, – сказал Климович.
1950–1965
Случай с Полыниным
1
Седьмого ноября сорок первого года полковника Полынина выписали из госпиталя, где он пролежал десять дней с растяжением сухожилия правой ноги. Подняв от ветра воротник кожанки и опираясь на палочку с разноцветным плексигласовым набалдашником, которую ему прислали в госпиталь механики, он вышел на крыльцо и несколько минут стоял, принюхиваясь к погоде. Серое мурманское небо висело над самыми крышами, шел снег, видимости почти не было. Полынин подумал, что при такой погоде немцы не полетят на Мурманск, да и наши навряд ли пойдут на бомбежку. Значит, летчикам его полка не придется сегодня ни прикрывать город, ни летать на сопровождение.
К подъезду госпиталя подошла «эмка»; рядом с водителем, упираясь головой в крышу «эмки», сидел Грицко – начальник штаба полка и ближайший друг Полынина.
– А мы у приемного покоя вас ждали, – сказал Грицко, нагибая голову и вылезая навстречу Полынину. – Садитесь вперед, товарищ полковник, меньше трясти будет.
Полынин пожал руку Грицко, положил на переднее сиденье «эмки» палочку и осторожно сел рядом с водителем.
– Здравствуйте, Горбунов.
– Здравствуйте, товарищ полковник. С выздоровлением вас.
– Выздоровление еще не полное, – сказал Полынин. – Врачи пока вылетать запретили. Как в полку? – повернул он голову к Грицко, когда «эмка» тронулась.
– В полку порядок, – сказал Грицко. – Вчера ганса сбили.
– Сбили или записали?
– Сбили. С подписью и печатью – прямо на улице, около гостиницы «Арктика», на асфальт положили.
– А как соседи? – ревниво спросил Полынин.
Соседями полка по аэродрому были две эскадрильи англичан. Они летали на «харрикейнах». Летчики полынинского полка с помощью англичан первыми осваивали здесь эти начавшие прибывать по лендлизу английские истребители.
– Соседи тоже один сбили. Брюс сбил. Не сам Брюс, а его брат, долговязый.
– Не долговязей тебя.
– На сантиметр, мы два раза с ним мерились.
– Вижу, вам делать было нечего, – улыбнулся Полынин.
Теперь, когда он возвращался в полк, его радовало все: и немец, сбитый нашими, и немец, сбитый англичанами, и то, что сзади него сидит Грицко, с которым они воевали еще в Испании, и то, что Грицко мерился ростом с этим Брюсом, который уже сбил здесь, в Мурманске, трех гансов, или, как они называли их по-своему, «джерри».
– Позавчера погоды не было, – сказал Грицко, – ходили в гости к англичанам, вот и померились.
– А еще какие новости? – спросил Полынин.
– У нас больше никаких, – сказал Грицко, – а у вас есть. – И он через плечо Полынина протянул своей длинной рукой номер «Красной звезды» за четвертое ноября. – Посмотрите на второй странице.
Полынин развернул газету и, увидев свою фамилию, стал читать.
– Хотите, товарищ полковник, мимо «Арктики» поедем, сбитого «мессера» посмотрите? – спросил водитель.
– Что, я их не видел, что ли? – сказал Полынин, не отрываясь от газеты.
В статье под названием «Мурманское небо» описывался тот самый воздушный бой Полынина, после которого он, сев на вынужденную, растянул сухожилие и попал в госпиталь. Полынин и сам знал, что этот бой был из ряда вон выходящий, но корреспондент расписал его так, что чтение статьи вогнало Полынина в краску.
В общем-то в статье все было фактически верно. Действительно, тогда, 27 октября, Полынин вылетел в этот бой очень злой.
