"Фантастика 2023-203", Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Синицын Владимир Сергеевич

— Ты? Еще одна вечная тень, еще один ветер…

— Ветер?!

— Тише. Ребенка разбудишь. — Безымянная поправила одеяло на маленьком Тамир-Феане, спящем на нескольких отрезах грубой некрашеной ткани рядом с мешком манны и грудой медной посуды. — Да, ветер… Пройдет время, и ты утратишь свой облик навсегда, забудешь о том, что было. И так даже лучше.

Лопо посмотрел на свои руки, и ему показалось, что пальцы стали длиннее, а сама ладонь вытянулась.

— Еще рано, — успокоила его Безымянная. — Не прошло и сотни дней с тех пор, как ты здесь. Мгновение.

— Мгновение… — повторил за ней Лопо, и разговор затих.

Четверка волов, похожих на серых длинноногих беззубых крокодилов, медленно, но верно тянула повозку на север. Растворившись в пространстве, он мог бы еще до заката солнца домчаться до вершин… Казалось, эта дорога займет остаток жизни, хотя… Какая теперь разница. День-ночь, день-ночь…

"…когда-то мир казался безграничным. Об этом, кроме Видящих, не знает никто… Даже те, до кого дошли древние легенды о краях далеких и неведомых, не верят, что так когда-то было. Там, за Бертолийскими горами, в Ирольне и Велизоре еще поют Песнь Начала, поскольку ей внимает сама басилея, но для них только Эленга —властительница и богиня, а Песнь Начала — лишь часть ритуала поклонения ей. Теперь от прежней бескрайности остался крохотный лоскуток. Весь Варлагор от края и до края путник способен пройти за четыре дюжины дней, еще семь восходов он встретит, идя по перевалам Бертолийских гор, а долину Ирольна в самом узком месте всадник пересечет за день и ночь. Мы не знаем, насколько велики земли Велизора, но едва ли они больше владений Родонагрона. От мира осталось лишь то, что однажды открылось взору бессмертных, а прочее отрезано от нас границей небытия, из-за которой поднимается лишь солнце и серебристая Сели, куда утекают реки и уносятся облака. Но Зрение подсказывает нам, что в ту ночь, что последовала за твоим явлением, Ничто отступило на север, а это значит, что там появился свой бессмертный, и это может быть лишь твоя спутница, та, с которой ты прошел сквозь горло Источника.

— Почему Сандра не поразила его молнией или еще чем-то, если она такая… Я про того великана, который напал на нас?

— Реальностью становятся не только желания бессмертных, но и их страхи… Лишь ее испуг мог сделать предводителя тланов столь могучим и неуязвимым.

— Почему она бросила меня?

— Ты представил себя червем, а значит, принял его обличие. Она могла думать, что все происходящее — плод ее безумия.

— Я боюсь, что она и впрямь свихнется. Она и раньше-то…

— Владение Жезлом или чем-то подобным может примирить с любой реальностью".

Лопо тряхнул головой, и сон-воспоминание рассеялся. Чуткий Олень правил волами, Безымянная дремала на плече, а юный вождь тигетов, уже оплаканный своим народом, спал или делал вид, что спит. Мальчишка все никак не мог оправиться от шока, он почти всегда молчал и старался ни на кого не смотреть. От хвори, ниспосланной бессмертным, лишь бессмертный может излечить, если на то будет его воля… Он поймал себя на том, что сам понемногу начинает думать и говорить на местный манер, витиевато и слегка высокопарно. Р-равнясь! Смирно! Равнение на команданте, прах вас побери. Свобода и процветание! Тактика партизанской войны как элемент глобальной стратегии… Не помогает. Надо скорее добраться до Сандры, хоть и страшновато это… Может, сидит она сейчас на хрустальном троне, рассылая по свету летучие корабли, и гребцы в красных камзолах без устали молотят воздух, добиваясь во славу повелительницы фантастических результатов в высоте и скорости полета. А по вечерам первобытные горцы, переодетые в кавалергардов, приходят к ней на балы и выплясывают кадриль на мраморном полу высокого зала, освещенного бесчисленными канделябрами. И прошлое для нее воистину перестало существовать в тот момент, когда все ее сны и мимолетные желания начали обретать плоть.

Итого: в голову лезет всякая чушь, и даже вполне здравые мысли и простые человеческие чувства обретают форму шизоидного бреда. Надо привыкать.

— Безымянная!

— Что? — Крик даже не заставил ее вздрогнуть.

— Я не могу больше ждать.

— Ты не хочешь больше ждать, — поправила она его. — Но куда тебе спешить? Куда спешить, если впереди вечность…

Она уперлась взглядом в затылок Чуткого Оленя, и тот натянул поводья, повинуясь ее мысленному приказу.

— Мы останемся здесь. Мы будем ждать. Ведь ты вернешься… — Безымянная не смотрела в его сторону, но он явственно чувствовал на себе ее взгляд.

76-я зарубка на Лампе, вечер

Едва показались первые вершины, он замедлил полет, ощупывая собственной бестелесностью каждый каменный выступ, каждую чахлую травинку. Он сталкивал вниз снежные наросты, и склоны сотрясались от грохота лавин. Стоило ему приблизиться, как горные единороги и снежные барсы, ощутив странное беспокойство, бросались наутек или забивались в расселины, а два капища, которые ему удалось заметить, оказались заброшенными.

Помнится, Сандра почитывала романы из времен войны за независимость… Значит, возможно, она отгрохала себе что-то вроде колониальной усадьбы — стройные колоннады, высокие арки, живые изгороди, пруд с лебедями, триста розовых кустов… Но внизу голые скалы сменялись снежными шапками. Пропасти и ледники, ледники и пропасти, пропасти и ледники… И вдруг, на третьем кругу, он почувствовал запах, который казался давно и прочно забытым: в воздухе появилась едва различимый привкус сладковатого табачного дыма и легкий аромат духов, тех самых, тех самых, и еще… Она была где-то рядом, она была где-то…

Лопо стоял на уступе скалы и смотрел вниз, где посреди крохотной высокогорной долины стоял одинокий домик с черепичной крышей. На самом деле, строение было не таким маленьким, как выглядело — два этажа, изящная мансарда, белые стены, большие окна в сад, и как будто нет вокруг ни скал, ни ледников, и канарейки, наверное, поют, псы Маргора лежат у ее ног и лижут ее колени…

Скальный карниз был таков, что на нем едва умещались его ступни, но страха высоты не было. Он никогда ничего не боялся, кроме высоты, и несколько прыжков с парашютом, которые ему пришлось совершить по службе, он вспоминал потом с содроганием — страшнее лобовой атаки на укрепрайон под Гидальго. А сейчас под ним было метров двести пустоты, но страха не было. Он даже знал, как спуститься вниз: достаточно сделать шаг.

Минуло лишь неторопливое мгновение, и он оказался возле ограды, сплетенной из легких чугунных роз, за которой действительно щебетали какие-то птахи. А дом был точь-в-точь, как летний епископский особняк при монастыре в Сано-Иво, куда Лопо пару раз сопровождал генерала Рауса.

«Первый сон бессмертного взывает к утерянному и желанному», — говорила Безымянная в тот день, когда они покинули Притвор, отправляясь на север. Да, Сандра как-то рассказывала, что до тринадцати лет воспитывалась в пансионате при монастыре. Значит, вот что так и осталось для нее домом…

Он хотел просочиться между прутьев, но ограда начала раскаляться, как только он прикоснулся к ней. Значит, здесь не может произойти ничего такого, чего не желала бы Сандра-бессмертная, Сандра-властительница… Властительница чего? Пока, наверное, у этих гор нет названия. Вот сегодня вечерком у камина за стаканчиком рома и под звуки арфы-самогудки придумаем, как будет называться королевство Сандры. Если, конечно, она сама уже что-нибудь не сочинила, Сандра-бессмертная…

Лопо двинулся было вокруг ограды в поисках калитки, но она вдруг оказалась прямо перед ним, распахнутая настежь, а в проеме сидел легендарный Бимбо, любимый басс-терьер команданте Гальмаро, умерший своей смертью лет десять назад, всенародно известный по изображениям на почтовых марках Южного Сиара. Пес тихонько рыкнул, облизнулся и исчез, а Лопо осторожно, словно босой ногой в холодную воду, ступил во владения Сандры.

На открытой веранде он обнаружил кушетку, небрежно прикрытую легким покрывалом, расписанным драконами, рядом с ней блестел полировкой невысокий столик черного дерева, на котором лежала раскрытая книга, а в мраморной пепельнице дымилась длинная сигарета с золотым ободком вокруг фильтра. На блюдечке с голубой каймой кверху донышком стояла изящная чашка из хуннского фарфора. Гадаем, значит, на кофейной гуще…