Далекие Шатры - Мэри Кайе

– Они и в лучшие-то времена недолюбливают чужаков, – сказал Манилал. – А если раджа умрет, они без раздумий перережут глотку всем нам, коли посчитают, что мы мешаем им сделать то, что они хотят.

– То есть устроить праздник. – Последнее слово Аш произнес с таким отвращением, словно оно имело мерзкий вкус. – Ты имеешь в виду, что они с нетерпением ждут чудесного представления с участием двух высокородных красивых женщин, которых приведут с открытыми лицами на площадку для сожжения и сожгут заживо у них на глазах.

– Совершенно верно, – невозмутимо согласился Манилал. – Возможность увидеть лицо умирающей рани мало кому выпадает больше одного раза в жизни, и потому для многих это действительно будет великим праздником. Но для других – для большинства – это станет священным событием, которое возвышает всех при нем присутствующих. По этим двум причинам бхитхорцы придут в ярость, если кто-нибудь попытается предотвратить сати, и лишь отряд хорошо вооруженных солдат или полицейских сможет удержать их. Но один человек, или два, или три ничего не смогут сделать. Только понапрасну лишатся жизни.

– Знаю, – спокойно сказал Аш. – Я уже все хорошо обдумал. Я еду туда, потому что должен. Но никто не обязан ехать со мной, и мой друг, присутствующий здесь сирдар, знает это.

– Он также знает, – вставил Сарджи, – что ни один человек, имеющий такого коня, как Дагобаз, не пустился бы в путешествие без слуги или саиса. Я могу выступить в роли одного или другого, а при необходимости – обоих сразу.

Аш рассмеялся:

– Ну вот видишь? Сирдар едет по собственной воле, и я не в силах помешать ему, как ты не в силах помешать мне. Что же касается Букты, он просто покажет нам тайные тропы в Бхитхор, чтобы мы добрались туда быстро и не заблудились в горах или не наткнулись на солдат, охраняющих главную дорогу, которые могут остановить нас, допросить и даже развернуть обратно. Как только мы выйдем на последний участок пути, нужда в услугах Букты отпадет, и он сможет благополучно вернуться обратно. Ты же, разумеется, должен отправиться в Бхитхор той же дорогой, какой приехал, – пусть все видят твое возвращение. Тебе не следует возвращаться тайно.

– А вы? – спросил Манилал, все еще сомневаясь. – Что вы будете делать, когда доберетесь до города?

– То ведомо лишь богам. Откуда мне знать, пока я не оценил ситуацию, не поговорил с хакимом-сахибом и не узнал, какие меры принял сиркар?

– Если они вообще хоть что-нибудь предприняли, – скептически пробормотал Манилал.

– Вот именно. Поэтому-то я и еду в Бхитхор. Я должен выяснить, делают ли они что-нибудь, и если нет – приложить все усилия к тому, чтобы они начали действовать.

Манилал пожал плечами и сдался. Но он предупредил Аша о необходимости соблюдать крайнюю осторожность при попытках войти в общение с Гобиндом: его хозяин никогда не пользовался популярностью при дворе Бхитхора, советники и придворные раджи с самого начала относились к нему враждебно.

– У хакима много врагов, – сказал Манилал. – Одни ненавидят его, потому что он из Каридкота, другие – потому что он превосходит их в искусстве врачевания, а третьи – потому что он, чужестранец, пользуется благосклонным вниманием раджи. Меня там не любят, потому что я слуга хакима. Но по счастью, меня держат за недоумка, а значит, мы с вами сможем встречаться в любой день – как незнакомые люди и якобы случайно – на главном базаре или на улице Медников, где всегда полно народа.

Следующие четверть часа они подробно обсуждали свои планы, а затем Манилал уехал на одной из рабочих лошадей Сарджи вместо гнедой кобылы Аша, которую они сочли слишком породистым животным для слуги хакима. Дорога в Бхитхор должна была занять у него больше времени, чем у Аша и Сарджи, собиравшихся отправиться туда тайным путем через горы, но Манилал полагал, что разница составит всего два дня, от силы – три.

В действительности оказалось почти пять дней. Никто в Гуджарате не знал тропы через джунгли и горы лучше Букты, чей отец, в юности сбежавший в Гуджарат (по словам шикари, он убил одного влиятельного человека в своих родных краях, где-то в Центральной Индии), научил сына охотиться и выслеживать зверя, едва тот начал ходить.

Букта заставил Аша и Сарджи прождать полчаса, чтобы Манилал успел уехать подальше, и все равно умудрился довести их до опушки джунглей к часу заката. Несмотря на сильно пересеченную местность, они покрыли почти пятьдесят миль за шесть часов, переправившись на пароме через Хатмати, и Сарджи заметил, что такими темпами они достигнут Бхитхора уже завтра. Но Букта покачал головой и сказал, что, хотя до сих пор дорога была легкой (Ашу так не показалось), в покрытых джунглями предгорьях двигаться будет все труднее и труднее и по многим тропам придется ползти черепашьим шагом.

Они расположились лагерем у ручья и, сморенные усталостью, крепко проспали всю ночь, по очереди заступая в караул: в джунглях водились тигры и леопарды, и Букта боялся за лошадей. Сарджи, несший дежурство последним, разбудил товарищей на заре, и к середине утра они уже выехали из джунглей и оказались среди голых горных склонов, где, как и предсказывал Букта, им удавалось покрывать лишь по нескольку миль в час, двигаясь гуськом.

Аш взял с собой компас, но скоро понял, что даже с таким вспомогательным средством он безнадежно заблудился бы здесь. Отроги и хребты тянулись в разных направлениях подобием однообразного, никуда не ведущего лабиринта. Но Букта видел и узнавал ориентиры, незримые для спутников, и уверенно двигался вперед – верхом, где позволяла местность, а кое-где пешком, ведя в поводу своего пони по узким выступам на скалах или по крутым склонам, покрытым сланцеватой глиной или скользкой, пожухшей на солнце травой.

Один раз они на час задержались у источника среди диких скал, а позже, ближе к вечеру, когда ущелья и овраги погрузились в тень, они спустились с высокого, до жути крутого утеса в маленькую лесистую долину длиной менее мили, которая лежала среди суровых скалистых гор подобием затерянного оазиса. Здесь еще один источник бил в скалах наверху и изливался тонким серебряным водопадом в глубокое озерцо, окаймленное травой и камышом и затененное деревьями, – удивительное зрелище в этой безотрадной местности и желанное, ибо день был очень жарким и лошади умирали от жажды.

К озерцу вели многочисленные звериные следы, четко отпечатавшиеся на влажных берегах, но ничто не свидетельствовало о недавнем присутствии здесь человека. Это обстоятельство, казалось, успокоило Букту, хотя он наверняка давно понял, что вот уже много лет ни люди, ни лошади не ходили тропой, которой они следовали целый день, иначе здесь остались бы недвусмысленные следы: конский помет и зола от старых костров.

Ничего подобного здесь не наблюдалось, и, только порывшись в земле между корнями старого искривленного фигового дерева, Букта извлек несколько почерневших камней и с довольным смешком объявил, что именно здесь они с другом-контрабандистом обычно разводили костер.

– Тогда я был совсем молодым, а вы оба еще и на свет не появились. Но мне совершенно ясно: никто, кроме диких зверей, не наведывался сюда долгое время, и это радует. Значит, я могу без опаски разжечь костер.

Они провели там ночь, поддерживая огонь, чтобы отгонять прочь диких зверей, упомянутых Буктой, и двинулись в путь еще до того, как солнце позолотило горные вершины. Этот день в точности повторял предыдущий. Правда, теперь попадались места, где лошади могли идти легкой рысью, а потому в целом они двигались быстрее, чем накануне, и с наступлением вечера Аш настойчиво предложил продолжить путь. Но Букта решительно отказался, заметив, что все они устали и что усталым людям свойственно ошибаться, а усталым лошадям свойственно спотыкаться. К тому же впереди один из самых трудных участков пути, и пытаться преодолеть его ночью – значит нарываться на неприятности, так как они запросто могут сбиться с дороги.

Перспектива заблудиться в бескрайних диких горах ему, Букте, нисколько не нравилась, а кроме того, разве слуга хакима не сказал, что в Бхитхоре принято закрывать городские ворота через час после заката? Коли так, спешить не имеет смысла. Лучше приурочить время своего прибытия к сумеркам следующего дня, когда люди и стада домашних животных возвращаются в город с окрестных полей и пастбищ, и путники смогут смешаться с толпой и остаться незамеченными.

– Он прав, знаешь ли, – сказал Сарджи. – Вечером, когда растоплены очаги и воздух насыщен дымом и пылью, освещение слабое, да и люди меньше расположены любопытствовать, занятые мыслями о еде и отдыхе.

Аш неохотно согласился. Они нашли пещеру среди скал на высоком хребте и, отпустив лошадей пастись, поели холодной пищи (костер разводить не стали, опасаясь привлечь чье-нибудь внимание), провели ночь и тронулись в путь только после восхода солнца.