Кровавые Ангелы: Омнибус - Джеймс Сваллоу

Сержант последовал примеру Цериса и снял шлем. Темные волосы длиной до плеч свободно опустились на броню. Не испытывая жалости Рафен изучал чужака.

— Ты понимаешь, что я говорю, ксенос?

Тау не отвечал, но через мгновение заговорил Церис.

— Он понимает.

Кристаллы слегка пульсировали, и Рафен ощутил в холодном воздухе слабый запах озона — последствие избытка острожного психического давления на инопланетное существо.

— Ла'Нон говорит на вашем языке, гуе'ла, — сказало существо шелестящим, слабым голосом.

— Мы кое-что ищем, — ответил ему Рафен, — здесь, в твоей колонии. Тебя заставят помочь нам найти искомое.

Он кивнул в сторону Цериса. Вывод был очевиден. Псайкер наклонился и немигающим взором уставился на дрожащего тау.

— Здесь ничего нет, кроме мучений, — проскрипел чужак, — ничего полезного для вас. Только мучения и голоса.

Игнорируя то, что его прервали, Рафен продолжил.

— Мы ищем другого… другого гуе'ла.

Его лицо скривилось в гримасе, будто слово ксеносов было мерзким на вкус.

— Расскажи нам все, что знаешь.

— Несущий-боль! — чужак выкрикнул имя с внезапным рыком. — Ты… Ты такой же!

Позади себя Рафен услышал грубое, раздраженное рычание.

— Мы не такие как он, — обронил брат Туркио.

— Покажи изображение, — продолжил сержант. Он повернулся к брату Кейну, который стоял поблизости с оружием наготове.

— Мы должны быть уверенны.

Лицо Кейна было скрыто шлемом, но его движения выдавали раздражение.

Как и остальные, Кейн имел укоренившееся острое желание уничтожить все инопланетные жизненные формы, с которыми сталкивался, и с трудом сдерживал себя.

Рафен понимал его, он ощущал тоже самое, но миссия прежде всего, и, для того чтобы довести ее до конца, он сделает все — даже позволит недостойному ксеносу прожить чуть дольше.

Молодой Астартес достал из кармана на поясе похожий на диск пикт-планшет и шагнул вперед, протягивая его на вытянутой руке чужаку.

Тау сморгнул кровь и глуповато уставился на экран, и в следующую же секунду вся его трупно-серая кожа поблекла. Рафен узнал выражение на лице существа. Оказалось, ужас выглядит одинаково на лицах любых разумных существ. Чужак поднял руки и закрыл глаза. Одна из них была длинная и худая, другая толстая и мускулистая.

— Рука существа, — по общему каналу в комм-бусине раздался голос Туркио, слышимый для всех остальных космических десантников, — с ней что-то не так.

Рядом с Туркио, словно статуя, сжимая тяжелый болтер, стоял брат Пулуо, который выразил свое немногословное мнение.

— Мутация?

— Нет, — ответил Аджир, и в его голосе слышалась скука, — я убил их достаточно, чтобы отличить одно от другого. Тут что-то иное.

Он взглянул на командира.

— Может быть, следует перерезать ему глотку и отправить на корабль. Дадим сангвинарным жрецам сувенир, пусть позабавятся.

Тау взирал на них со странной смесью ужаса и желания подчиниться, словно знал, о чем они говорят, хотя ни один звук не донесся из запечатанных шлемов или комм-бусин космодесантников в капюшонах. Моргая, он осторожно встал на ноги. Он сутулился и почти не дышал. Он вытянул трясущийся палец во тьму.

— Ниже, ниже, — бормотал он, — Несущий-боль! Ниже.

— Ты нам покажешь, — не дрогнувшим взглядом приказал Церис.

— Гуе'ла, мое говорит — нет. Нет. Нет.

Ксенос начал дергать себя толстой, раздутой конечностью.

— Не могу идти назад. Не пойду, — он указывал мимо Астартес на внешние двери воздушного шлюза, — наружу. Да. Увидеть вселенную, взглянуть ей в лицо. Остановить голос. Голос, голос, голос…

— Существо расстроилось, — фыркнул Аджир. После чего снова поднял болтер.

— Зачем нам нужен проводник, лорд? — он взглянул на Рафена.

— Оно боится, — заметил Церис, — пытка страхом вытолкнула его за границы вменяемости. Существо верит, что его заставят пройти через еще большую боль, если оно вернется на внутренние ярусы колонии.

Лицо кодиция скривилось в гримасе, словно его тошнило от чтения мыслей тау. Чужак помахал рукой.

— Да. Да. Больше нет боли.

Рафен сурово посмотрел на тау.

— Ла'Нон. Делай, что велено, и я прекращу твои мучения. Навсегда.

Когда тау поднял глаза, его умоляющий взгляд был жалок.

— Ты клянешься? Своим божеством?

Церис прищурился, его уверенная мощь давила на слабую волю существа. Рафен кивнул.

— Покажи нам, — потребовал он, — веди нас к несущему-боль.

БОРМОЧА и спотыкаясь, тау вел вперед, переходя из коридора в коридор, казалось, бесцельным и блуждающим курсом. Церис шел за ним, слабое синее свечение над его головой и напряженное выражение лица свидетельствовали о постоянном телепатическом контроле над чужаком.

Рафен шел в паре шагов позади, его прижатый у груди болтган смотрел дулом вниз. Сержант все еще оценивал кодиция. Его недавнее назначение в подразделение Рафена было продиктовано личным приказом главного библиария Ордена, владыки псайкеров Мефистоном. Церис, по ходившим в бараках слухам, был одним из немногих псайкеров, персонально отобранных Мефистоном, дабы служить ему глазами и ушами во всем Ордене. Так что Рафен не мог избавиться от ощущения, что каким-то образом все, что он сказал или все, что видел кодиций, наблюдалось так же человеком, который был известен среди Кровавых Ангелов как Повелитель Смерти. Каким именно образом сородичи-колдуны обменивались информацией, было выше понимания Рафена, но он без труда мог себе представить, что огромная дистанция не была особым препятствием для сверхъестественной силы разума Мефистона.

Церис быстро взглянул на него через плечо и затем отвел взгляд, словно подтверждал мысли Рафена. Когда он говорил, у кодиция был тихий голос, который казался странным для человека из грубых экваториальных племен Ваал Прим, а его твердый, прямой взор, казалось, мог заметить все. А вот эмоции, когда псайкер хотел их показать, были невыразительными и неопределенными. Именно это, больше чем все остальное, беспокоило сержанта. Все остальные воины под его командованием, даже оставшийся в резерве Пулуо, открыто выражали свой боевой дух и пылкость. Церис же оставался загадкой, и брату-сержанту Рафену было не просто расслабиться в присутствии этого человека.

— Сэр, — в комм-бусине Рафена возник голос брата Пулуо. Руна индикатор, горящая внутри горжета, показывала, что передача от его заместителя шла по закрытому каналу. Сержант знал, что у Пулуо есть вопрос.

— Говори, — приказал он. Остальные воины маршировали рядом с ним. Голубой шлем Опустошителя, отмечающий его как специалиста по тяжелому вооружению, был почти не виден в тенях.

— В словах Аджира есть смысл. Мы можем найти путь через это гнездо личинок без помощи ксеноса.

— Это моя прерогатива решать, — ответил Рафен, говоря через ларингофон, так что бы слова передавались по воксу, но все остальные ничего не слышали, — это вопрос целесообразности, брат. Чужак послужит нам.

Его лицо нахмурилось.

— Слишком много времени было потрачено на бесполезное преследование. И если мы должны мириться с тем, что это существо проживет чуть дольше и поможет нам завершить это задание, да будет так.

— Как пожелаете, — пришел ответ, но Рафен мог сказать, что Пулуо был недоволен.

Честно говоря, Рафен тоже. Но уже прошло несколько месяцев с тех пор, как он со своим отделением покинул родной мир Ордена Ваал на борту боевого корабля "Тихо" и за эти дни и недели они мало преуспели. Их миссия, данная Рафену лично магистром Ордена Данте, оказалась настолько тяжелой, насколько и ожидали Кровавые Ангелы. Кроме того, их добыча была даже еще более неуловимой, чем приписывала ей репутация. Они преследовали тень среди глубин межзвездного пространства и до сего дня, постоянно находились в шаге позади.

Он бросил взгляд назад на боевое построение воинов. За Пулуо, который монотонно вышагивал со своим тяжелым болтером в руках, прямо по центру коридора смело шел Аджир. Он бросал взгляд в каждый отходящий туннель или открытую дверь, в надежде столкнуться с врагом. Кейн, самый молодой воин отделения Рафена, следовал за ним осторожной, осмотрительной поступью. Молчаливый и наблюдательный Туркио шел в арьергарде. Во мраке, вытянутая рука Туркио казалась устойчивой как скала, — тусклую сталь и тяжелый карбон его аугметической конечности прятала броня, — железной хваткой она сжимала болтер. Каждый воин, на свой собственный манер, концентрировался на поставленной задаче, но Рафен знал их слишком хорошо, чтобы ощутить в них напряжение. Он сам отражал это настроение. Некоторые меньшие люди могли назвать это тревогой, но с каждой пройденной улицей, что приближала охотников к добыче, беспокойство медленно росло.