Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

и подавленным одновременно — взволнованным от предвкушения того, что сейчас увидит и обнимет ее, и подавленным при мысли о Менни, о бойне, устроенной на Кипре, и о многом другом, но главным образом об Эммануэле Уэйнграссе. Он подошел к двери и постучал четыре раза. Еще не успев опустить руку, Эван услышал за дверью быстрые легкие шаги. Дверь распахнулась, и Калехла очутилась в его объятиях.

— Боже мой, как я люблю тебя, — выдохнул он в ее темные волосы. Слова хлынули потоком: — А все вокруг такое дерьмо! Такое проклятое дерьмо!

— Входи. Быстро, — Калехла закрыла дверь и, повернувшись к нему, взяла его голову в свои руки. — Менни?

— Ему осталось жить не больше трех-шести месяцев, — ответил Эван бесцветным голосом. — Он умирает от вируса, который не мог заполучить иначе, как через инъекцию.

— Несуществующий доктор Лайонз, — произнесла Рашад утвердительным тоном.

— Я отыщу его, даже если мне понадобится для этого двадцать лет.

— Вашингтон окажет тебе всю возможную помощь.

— Одна новость отвратительней другой. Кипр, лучший человек в администрации разорван на куски.

— Все это было завязано здесь, Эван. Здесь, в Сан-Диего.

— Что?

Калехла отстранилась и, взяв его за руку, повела в противоположный конец комнаты, где стоял круглый столик с двумя креслами возле него.

— Сядь, дорогой. Я должна многое тебе рассказать из того, чего не могла сообщить раньше. А затем тебе придется кое-что совершить… вот почему я просила тебя прилететь сюда.

— Думаю, что об одном я догадываюсь, — сказал Кендрик, усаживаясь. — Ардис Монтре, вдова Ванфландерена. Я слыхал об этом по радио; говорят, она покончила с собой.

— Она совершила это, когда вышла замуж за своего покойного мужа.

— Ты ее навещала, не правда ли?

— Да. — Рашад кивнула и села в другое кресло. — Ты все увидишь и прочтешь. Существуют магнитофонные записи и расшифровки; мне их вручили час назад.

— А как насчет Кипра?

— Приказ исходил отсюда. От человека по имени Гринелл.

— Никогда не слыхал о таком.

— О нем мало кто слыхал… Эван, все обстоит гораздо хуже, чем мы могли себе вообразить.

— Ты узнала об этом от Ардис?..

— Нет, не от нее. Мы с ней лишь на какое-то мгновение уловили общие очертания всей картины; но и это было достаточно устрашающе. Наши главные сведения получены от человека, которого убили ночью в окрестностях аэропорта.

— Ради Бога, кто он?

— Белокурый европеец, мой дорогой.

— Что? — Кендрик откинулся на спинку кресла. Лицо его пылало.

— Он записал на магнитофон не только мое интервью, но и последующий разговор, который кое-что проясняет. Кроме Гринелла, у нас нет других имен, но мы можем восстановить картину по кусочкам, как в головоломке с заштрихованными фигурками; и выглядит она ужасно.

— Правительство внутри правительства, — спокойно произнес Эван. — Это слова Менни. Слуги, заправляющие в доме своего хозяина.

— Как всегда, Менни оказался прав.

Кендрик поднялся из кресла, подошел к окну и, облокотившись на подоконник, выглянул наружу.

— Этот блондин, кто он?

— Мы так и не узнали этого, но, кто бы он ни был, он умер после того, как предоставил нам информацию.

— Досье Омана. Как ему удалось его достать?

— Он мне сообщил только, что получил его от одного доброжелателя, который поддерживает тебя в высших политических кругах.

— Это мне ничего не говорит! — закричал Эван, резко отвернувшись от окна. — Должно же быть что-то еще!

— Больше ничего.

— Но неужели он не понимал, что они делают? Погубленные жизни, вся эта бойня?

— Он сказал, что скорбит об ошибках, допущенных правосудием, больше, чем кто-либо другой. Он не знал, что его скорби суждено продлиться не более двух часов.

— Проклятье! — проревел Кендрик, уставившись в стену. — А что же с Гринеллом? Его поймали?

— Он исчез, вылетел на своем самолете из Сан-Диего в Таксон. Никто не подозревал об этом до утра. Самолет находился на земле около часа и затем взлетел без оповещения о маршруте.

— Но ведь он мог столкнуться с другими самолетами.

— Нет, если они влились в общий поток мексиканского авиадвижения, пересекающий границу. Эм Джи предполагает, что охрана Гринелла заметила федеральный транспорт, поджидающий его возле его дома в Ла-Джолле.

Эван возвратился к столу и снова опустился в кресло. Вид у него был такой измученный, словно его побили.

— Куда же мы сейчас отправимся?

— Мы спустимся вниз, в номер-люкс, который занимала Ванфландерен. Наш европеец хотел, чтобы ты взглянул кое на что, а если точнее, то на фотографии. Не знаю почему, но он уверял, что тот человек — из Саудовской Аравии, и ты должен его вспомнить. Что-то о миллионах и бегстве. Апартаменты охраняются. Никто не может туда войти, кроме служащих госбезопасности. Ведь она возглавляла персонал Болингера, и там могут находиться конфиденциальные документы.

— Хорошо, пойдем.

Они спустились на лифте на третий этаж и приблизились к апартаментам Ванфландеренов. Два вооруженных полицейских в форме, стоявших у двери, кивнули им в знак приветствия. Один из них, тот, что был слева, вставил в замок ключ и открыл дверь.

— Встреча с вами — большая честь для нас, конгрессмен, — произнес офицер, стоявший справа, порывисто протягивая руку.

— Рад вас видеть, — ответил Кендрик, пожимая его руку и проходя вовнутрь.

— Как себя ощущаешь, будучи такой знаменитостью? — спросила Калехла.

— Неудобно и неприятно, — ответил Эван.

Они находились в отделанном мрамором фойе, пройдя через которое попали в пустую гостиную.

— Где же фотографии?

— Они не представляют собой ничего особенного. Интересуют нас только те, что висели в ее офисе, и ты должен найти среди них снимки, сделанные в Лозанне и Амстердаме.

— Ах, это здесь, — сказал Кендрик, увидев зажженную настольную лампу в комнате слева. — Зайдем.

Они миновали комнату, увешанную коврами, и очутились в кабинете. Эван выждал, пока его глаза смогут различать затененные детали интерьера, затем шагнул к другой лампе в противоположном конце комнаты и включил ее. Ему сразу бросились в глаза развешанные на стене фотографии.

— Бог мой, как же к ним приступить? — воскликнула Калехла.

— Тщательно и не торопясь, — ответил Кендрик. Быстро оглядев фото на левой стене, он перешел к правой. — Это Европа, — сказал он, переводя глаза с одного снимка на другой. — А вот и Лозанна, — добавил он, сосредоточенно вглядываясь в изображение двух фигур на увеличенном фотоснимке, на заднем плане которого виднелось Женевское озеро. — Это Ардис и… нет, не может быть.

— Чего не может быть?

— Погоди минуту. — Глаза Эвана остановились на другом увеличенном снимке в правом нижнем углу. Лица здесь были видны гораздо лучше. — Снова Лозанна. Сады Бо-Риважа… Возможно ли это?

— Что такое?.. Милош упоминал Бо-Риваж, я имею в виду нашего блондина. А также