Сборник фантастики. Золотой фонд - Амброз Бирс

Но прежде чем они принялись обсуждать мою карту, я должен был рассказать им о встрече среди ветвей с человеком-обезьяной.

– Он находился там все это время, – сказал я.

– Откуда вы это знаете? – спросил лорд Джон.

– Потому что меня ни на минуту не оставляло чувство, что за нами следит кто-то враждебно настроенный. Я говорил вам об этом, профессор Челленджер.

– Наш юный друг действительно говорил что-то в этом роде. К тому же он единственный из нас, кто наделен кельтским темпераментом, делающим его столь чувствительным к подобным впечатлениям.

– Вся теория телепатии… – начал было Саммерли, набивая трубку.

– Слишком обширна, чтобы мы начали обсуждать ее прямо сейчас, – решительно закончил за него Челленджер. – А теперь скажите-ка мне, – продолжил он с видом епископа, обращающегося к слушателям воскресной школы, – вы случайно не заметили, могло ли это существо опускать большой палец поперек ладони?

– Нет, не заметил.

– Был ли у него хвост?

– Не знаю.

– Приспособлены ли его ноги, чтобы хвататься за ветки?

– Я думаю, что ему не удалось бы так быстро передвигаться по веткам, если бы оно не могло хвататься за них ногами.

– Если мне не изменяет память, в Южной Америке обитает – профессор Саммерли может меня поправить – примерно тридцать шесть видов обезьян, но о человекообразных обезьянах ничего не известно. Теперь, однако, ясно, что в этой стране они все-таки существуют, причем это не волосатый вид, подобный гориллам, которые встречаются только в Африке и на Востоке. (Глядя на него, меня так и подмывало вставить, что я, тем не менее, встречал их близкого родственника прямо в Кенсингтоне.) Представители этого вида имеют усы и светлую кожу. Последнее обстоятельство указывает на то, что они живут на деревьях. Мы столкнемся здесь с вопросом, к кому это существо ближе – к обезьяне или к человеку. В последнем случае вполне можно предположить, что это то, что вульгарно называют «отсутствующим звеном». Решение этой проблемы является нашей прямой обязанностью.

– Ничего подобного, – резко прервал его Саммерли. – Теперь, когда благодаря сообразительности и ловкости мистера Мэлоуна – (я просто не могу не процитировать здесь эти его слова), – у нас в руках появилась карта, наша единственная прямая обязанность – выбраться из этого жуткого места живыми и здоровыми.

– К благам цивилизации, – проворчал Челленджер.

– К информационным возможностям цивилизации, сэр. Наш долг заключается в том, чтобы подробно записать увиденное нами и оставить дальнейшие исследования для других. Вы все с этим соглашались, до того как Мэлоун принес схему местности.

– Ну ладно, – сказал Челленджер, – я признаю, что мне тоже было бы спокойнее, если бы я был уверен, что результаты экспедиции переданы нашим друзьям. Но пока у меня нет никаких идей относительно того, как нам отсюда спуститься. Однако я еще никогда в жизни не сталкивался с проблемой, которую мой изобретательный мозг был бы не в состоянии решить, и я обещаю вам, что с завтрашнего дня обращу все свое внимание на вопрос о нашем спуске. – На том пока и порешили.

Тем вечером при свете костра и нашей единственной свечи была составлена первая карта Затерянного мира. Все детали, которые я отметил приблизительно, сидя на своей смотровой башне, теперь были расставлены в правильные относительно друг друга места. Карандаш Челленджера застыл над большим белым пятном, обозначавшим озеро.

– Как мы его назовем? – спросил он.

– Почему бы вам не воспользоваться шансом увековечить собственное имя? – своим обычным ехидным тоном спросил Саммерли.

– Я верю, сэр, что потомки будут иметь другие, более существенные основания запомнить мое имя, – сурово отрезал Челленджер. – Любой невежда может сохранить бессмысленную память о себе, присвоив свое имя горе или реке. Такой монумент мне не нужен.

Саммерли с кривой улыбкой уже приготовился произнести какую-то очередную колкость, но в разговор поспешил вмешаться лорд Джон.

– Как назвать это озеро, должны решить вы, молодой человек, – сказал он. – Вы увидели его первым, и, честное слово, ни у кого не может быть больше прав, чем у вас, назвать его озером Мэлоуна.

– Конечно. Пусть наш юный друг сам даст ему имя, – согласился Челленджер.

– Тогда пусть оно зовется озером Глэдис. – Должен признаться, что, произнеся эти слова, я густо покраснел.

– А вы не находите, что «Центральное озеро» было бы точнее? – заметил Саммерли.

– Нет, я бы все-таки предпочел «Озеро Глэдис».

Челленджер сочувственно взглянул на меня и с притворным неодобрением покачал большой головой.

– Какое ребячество, – сказал он. – Тем не менее пусть будет озеро Глэдис.

Я уже говорил, – а, может быть, и не говорил: в последние дни память меня часто подводит, – что я сиял от гордости, когда трое таких людей, как мои спутники, поблагодарили меня за то, что я спас положение или, по крайней мере, очень помог из него выйти. Как самый младший в нашей группе, – и не только по годам, но и по опыту, характеру, знаниям и всему тому, что делает человека мужчиной, – я с самого начала оставался в тени. А теперь мне наконец удалось проявить себя. Эта мысль согревала меня. Увы! Гордыня часто ведет к падению. Этой маленькой искре самодовольства, добавившей мне самонадеянности, суждено было в ту же ночь стать причиной самого страшного события в моей жизни, закончившегося шоком. При мысли об этом у меня по-прежнему сжимается сердце.

А дело было так. После приключения на дереве я был слишком возбужден и не мог заснуть. Саммерли, который в это время находился на дежурстве, сидел, съежившись, возле нашего маленького костра: угловатая согнувшаяся фигура, ружье на коленях, острая козлиная бородка, трясущаяся при каждом усталом кивке головы. Лорд Джон лежал тихо, завернувшись в свое южноамериканское пончо, а Челленджер громко храпел, и издаваемые им свистящие и рокочущие звуки эхом отдавались в лесу. Воздух был бодряще холодным, и с неба ярко светила полная луна. Замечательная ночь для прогулки! Внезапно у меня мелькнула мысль – а почему бы и нет? Предположим, что я сейчас потихоньку уйду, предположим, дойду до центрального озера, предположим, вернусь к завтраку с новыми зарисовками местности – в этом случае все, безусловно, будут считать меня еще более полезным членом нашей команды. И тогда, если Саммерли все-таки настоит на своем и если будут найдены средства к спасению, мы вернемся в Лондон, имея достоверную информацию о главной тайне этого плато, которую удалось открыть мне, мне одному. Я подумал о Глэдис и о ее словах, что «всегда есть возможность совершить подвиг». Мне казалось, что голос ее звучит прямо у меня в ушах. Я также вспомнил о Мак-Ардле. Какая статья на целых три колонки получится для нашей газеты! Она станет фундаментом моей будущей карьеры! Тогда меня могут послать на следующую большую войну в качестве военного корреспондента. Я схватил ружье – карманы у меня были полны патронов, – и, отодвинув колючие кусты, заменявшие ворота в нашем лагере, быстро выскользнул наружу. Бросив последний взгляд назад, я увидел дремлющего Саммерли, нашего совершенно бесполезного часового: он по-прежнему кивал головой над тлеющим костром, словно сломавшаяся механическая игрушка.