Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря

— Марина в больнице. Попала в аварию. Утром. С ней мать. Отец дома. У него перелом. Ждет новостей. Врачи пока молчат.

Мой ангел закрыл глаза и какое-то время сидел совершенно неподвижно и молча. Когда он их вновь открыл, мне стало не по себе. Такого бешенства я у него на лице не видела с того момента, когда ему пришлось меня на такси догонять после того, как я его к Марине приревновала. О Господи, Марина…

— Поехали, — отрывисто бросил он. — Ты узнала, где она?

Я молча кивнула.

— Хотя подожди… — Он глянул на часы. — Уже поздно — может, дома останешься? Я тебе сразу же позвоню.

— Нет! — завопила я, сорвавшись с места и кинувшись к выходу из кухни. Да кто же тут стул так по-дурацки поставил?

Он поймал меня в полете — мгновенно оказавшись рядом, подхватив меня в последний момент под руку и отшвырнув ногой в сторону злополучный стул. Затем он развернул меня лицом к себе, взял за плечи и чуть наклонился, пристально всматриваясь мне в глаза.

— Спокойно, — медленно и раздельно проговорил он. — Сейчас — спокойно. Сейчас мы едем в больницу, там все узнаем, и все будет хорошо. Это я тебе обещаю. — На последних словах сдержанность его дала трещины, через которые с отчетливым шипением прорвалось печально знакомое мне рычание.

Как только мы спустились на улицу, он вдруг остановился прямо на крыльце подъезда.

— Подожди здесь, — сказал он, все также откусывая слова, — я сейчас машину разверну.

Я чуть было не возмутилась — с каких это пор машину со мной внутри нельзя разворачивать? Не настолько я уж и поправилась, чтобы неподъемным грузом оказаться! Но возмущение благоразумно отказалось выходить наружу. Когда у него вот так ноздри начинают раздуваться, лучше красную боевую тряпку из кармана не вытаскивать. Для сохранности. А то нечем размахивать будет, когда он опять в свою благодушную невозмутимость погрузится.

Он уже решительно направлялся к машине, даже не оглянувшись, чтобы убедиться, осталась я на месте или нет. Я решила и этот факт оставить без ответа — в конце концов, сейчас время важнее выяснения, с какой это стати он ни с того ни с сего опять раскомандовался. Вот пусть только с Мариной все обойдется, потом… Господи, честное слово, я и потом ни словечком не упрекну твоего посланника — только сделай так, чтобы у Марины все хорошо закончилось!

Вот и его сдержанность, похоже, оказалась простым фасадом — а внутри, как и у меня, все в тугой узел скручивалось. Машину он разворачивал такими рывками, что постоянно мимо подъезда промахивался — раза три туда-сюда катался, резко тормозя. Наконец, попал — и, перегнувшись через пассажирское сиденье, молча открыл мне дверцу машины.

Когда я умостилась рядом с ним, он, видно, уже понял, что — прежде чем отправляться в путь — нужно взять себя в руки.

— Сейчас, еще минуту, — бросил он мне, вновь закрыв глаза и вцепившись обеими руками в руль.

Я молчала, чтобы дать ему время успокоиться — а то в таком состоянии на дорогу выезжать… Вспомнив его переходы в невидимость на самой заре нашего общения, я принялась мысленно считать. Обычно он назад ко мне на двадцатом счете возвращался…

На сей раз он очнулся, когда я в уме уже за сотню перевалила.

— Нет, они меня таки доведут, — поворачивая ключ зажигания, тихо пробормотал он. С такой яростью, что я чуть было не предложила ему сделать еще одну попытку прийти в себя.

Но мы уже тронулись с места. До самой больницы я сидела тихо, как мышка — лишь бы он от дороги не отвлекался.

И потом — меня всегда больше устраивало, когда он кричит. Уж куда больше, чем это его недавнее самовлюбленное… самодовольство, которое уже заставило меня усомниться, что он вообще хоть что-то вокруг себя замечает. Но когда в нем кипело нечто такое… Кипело — и, разумеется, требовало выхода. Желательно в виде люка в крыше. Чтобы со всего размаха обрушиться оттуда на опрометчиво пожелавшего глянуть через этот люк на звезды.

Вот в такие моменты я однозначно понимала, что любопытство нужно держать в узде. Или соорудить сначала надежные строительные леса — чтобы было по чему, дернув за ручку, вовремя в сторону метнуться. И наблюдать за стихией с безопасного расстояния.

Когда мы подъехали к больнице, я робко заметила: — Светке нужно позвонить.

— Нечего ей, на ночь глядя, с дачи ехать, — решительно покачал головой он. — Завтра позвоним. Пусть хоть она до утра не волнуется.

В холле он сразу же направился к справочному окошку. Выяснив, что Марина находится на первом этаже, в реанимационном отделении, он молча кивнул и отвернулся, выискивая глазами выход из холла в коридор.

— Приемные часы уже давно закончились! — заверещала девушка в окошке. — А в реанимацию вообще нельзя!

Он медленно повернулся к ней и несколько мгновений внимательно ее рассматривал.

— Ну, не положено же! — сразу сбавила она тон. — Разве что в коридоре… У нее и так уже двое…

— Мы тоже. В коридоре. Побудем, — не повышая голоса, отчеканил он, и девушка, вздохнув, махнула рукой.

Палату, в которой находилась Марина, мы нашли не сразу — пришлось дважды за угол сворачивать. Спросить было не у кого — коридоры по ночному времени оказались пустынными, хотя за отдельными дверьми слышались признаки жизни. Я уже открыла было рот, чтобы предложить поискать за одной из них кого-нибудь из персонала, но потом передумала. Еще выгонят — уж лучше мы как-нибудь сами, тем более что ангел мой шел с таким видом, словно был готов лбом протаранить любое препятствие на своем пути. Даже если оно облаченным в белый халат окажется.

После второго поворота он вдруг замер, прищурившись и заиграв желваками. Я тут же взяла его под руку… очень крепко… в стране и так медицинских кадров не хватает… и только за тем заметила, что в коридоре перед нами, напротив одной из дверей, стоит, привалившись к стене и сложив руки на груди, какой-то… Нет, не человек — это был Стас.

— А-а, вот ты где, — процедил мой ангел сквозь зубы, подходя к нему.

— А где же мне быть? — мрачно отозвался тот.

Мой ангел смерил его тяжелым взглядом и, не сказав больше не слова, открыл находящуюся напротив дверь. Я тихонько протиснулась вслед за ним. Стас, к моему удивлению, последовал за нами — словно укрываясь за спиной моего ангела.

Марина была в палате одна. В смысле, из больных — там