Гитлер идет на Восток (1941-1943) - Пауль Карель

12 декабря Гот начал атаку. Задача, стоявшая перед его опытными, изобретательными и смелыми танковыми командирами, была трудной, но выполнимой.

Обеспечение правого фланга группы Гота осуществлялось, как и оборона на Чире, самыми необычными методами. Полковник Дёрр, возглавлявший немецкий штаб взаимодействия в румынской 4-й армии, создал тонкую линию прикрытия силами сводных частей и надерганных отовсюду где только можно и нельзя "лоскутов" немецких мобильных формирований, действуя методами, похожими на те, к которым прибегал полковник Венк на севере. Боевые группы под командованием майора Зауванта из частей 14-й танковой дивизии и полковника фон Паннвица из казачьих эскадронов, частей ПВО и сводных формирований восстановили некое подобие порядка в отступавших румынских войсках и немецких тыловых службах, на которые перекинулась паника.

16-я моторизованная пехотная дивизия отступила из Калмыцкой степи на заранее подготовленные позиции. По пути на южном фланге ей также удалось предотвратить попытку русских ударить с востока в тыл группы армий "Кавказ" и отрезать ее.

Резонно было предположить, что уж теперь-то Гитлер направит все имеющиеся в его распоряжении войска на деблокировочный рейд Гота, чтобы тот мог осуществить 100-километровый прорыв по вражеской территории с максимальной отвагой и скоростью. Но Гитлер вновь поскупился. За исключением 23-й танковой дивизии, он не снял с Кавказского фронта ни одного войскового формирования. Единственной в полной мере сильной и эффективной частью, приданной группе Гота, являлась переброшенная на Восточный фронт из Франции 6-я танковая дивизия генерала Рауса, насчитывавшая в своем составе 160 танков. Она прибыла 12 декабря с 136 танками. 23-я танковая дивизия прибыла с 96 танками.

Готу предстояло преодолеть сто километров - сто километров территории, удерживаемой крупными силами противника. Но началось все хорошо. Почти без труда 11-й танковый полк 6-й танковой дивизии, которым командовал полковник фон Гюнерсдорф, в первый же день выбил советские части с позиций и заставил их спасаться бегством на восток. Русские оставили южный берег реки Аксай, а подполковник фон Гейдебрек с частями 23-й танковой дивизии создал плацдарм на противоположном берегу.

Советские войска оказались застигнутыми врасплох. Генерал-полковник Еременко позвонил Сталину и с волнением доложил:

– Есть опасность, что Гот может ударить в тыл нашей Пятьдесят седьмой армии, которая держит юго-западный участок Сталинградского кольца. Если одновременно Паулюс атакует изнутри котла в юго-западном направлении, будет трудно предотвратить его прорыв.

Сталин очень разозлился.

– Вы будете держаться. Мы собираем для вас резервы, - произнес он жестко. - Я посылаю вам Вторую гвардейскую армию - лучшее, что у меня осталось.

Но до прибытия гвардейцев Еременко предстояло выкручиваться самостоятельно. Со своего кольца вокруг Сталинграда он снял 13-й танковый корпус и бросил его наперерез 6-й танковой дивизии Гота. Он рискнул лишить свою группу армий последних резервов и послал против немецкого наступления 235-ю танковую бригаду и 87-ю стрелковую дивизию. Бои за высоты к северу от реки Аксай продолжались в течение пяти дней. К счастью для Гота, 17-я танковая дивизия, на которую в последний момент расщедрился Гитлер, поспела в срок. В результате 19 декабря немцам удалось вытеснить противника с его позиций.

После незабываемого ночного марша, ранним утром 20 декабря танковая группа 6-й танковой дивизии вышла на участок реки Мышкова в районе Васильевки. Но 2-я гвардейская армия Сталина уже находилась там. Несмотря ни на что, частям генерала Рауса удалось создать плацдарм глубиной три километра. Всего от 50 до 55 километров по прямой отделяло острие рейда Гота от передовых постов Сталинградского фронта.

А как тем временем складывалась обстановка в котле? Снабжение 230 000 немецких и союзнических солдат оказалось на поверку болезненным занятием. Скоро выяснилось, что в середине зимы Люфтваффе не в состоянии осуществлять снабжение армии в глубине России по воздуху с временных взлетных полос. Не хватало транспортных самолетов. В качестве таковых задействовались бомбардировщики. Но они не могли нести более полутора тонн грузов. Более того, их снятие с боевых полетов скверно отразилось на всех участках фронта. Вновь обнажилась самая большая проблема кампании: материальные ресурсы Германии не соответствовали потребностям этой войны.

Генерал фон Зейдлиц определил ежедневные потребности в 1000 тонн. Данные, безусловно, завышенные. Командование 6-й армии считало цифру 600 тонн желательной, а 300 тонн - минимальной, при которой армия сохраняла возможность вести боевые действия. Только хлеба зажатым в кольце войскам требовалось сорок тонн в день.

4-й воздушный флот старался доставить в котел эти необходимые 300 тонн в день. Генерал-лейтенант Фибиг, опытный командир 8-го авиакорпуса, получил это нелегкое, но на первый взгляд казавшееся выполнимым задание. Вскоре, однако, грозный враг преградил путь немецким летчикам - холод и плохая погода стали для них более опасными, чем советские истребители или советские средства ПВО. Обледенение, плохая видимость и становившиеся следствием этого катастрофы пополняли лист немецких потерь куда более заметно, чем действия противника. Несмотря ни на что, экипажи самолетов проявляли невиданные прежде чудеса героизма и отваги. Никогда в истории воздухоплавания люди не отправлялись в полет с таким презрением к смерти и с такой решимостью выполнить задание, как летали немецкие летчики, осуществлявшие снабжение окруженных войск в Сталинграде. Потери составили 550 машин. Это означает, что треть действовавших самолетов была потеряна вместе с экипажами, став жертвами плохой погоды, истребителей и зениток. Одна машина из трех - такого ущерба не перенесли бы ни одни ВВС во всем мире.

И все же только дважды удалось достигнуть минимальной планки 300 тонн грузов или около того. 7 декабря, согласно дневнику начальника хозяйственного управления 6-й армии, 188 самолетов, приземлившиеся на аэродроме в Питомнике, доставили 282 тонны. 20 декабря показатель составил 291 тонну. В соответствии с прекрасно написанным эссе генерал-майора Гергундта фон Родена, основанным на данных Люфтваффе, пика снабжение по воздушному мосту достигло 19 декабря, когда 154 самолета доставили в Питомник 289 тонн грузов и вывезли 1000 раненых.

В среднем же, однако, тоннаж перевозок в период с 25 ноября по 11 января достигал 104,7 тонны. За этот период удалось эвакуировать всего 24 910 раненых. При таком уровне снабжения люди в котле были вынуждены голодать и испытывать серьезную нехватку боеприпасов.

Но, несмотря ни на что, дивизии держались. По сей день Советы не публиковали определенных данных по немецким дезертирам. По немецким же подсчетам, число это даже к середине января не являлось сколь-либо значительным. Как только распространился слух о том, что дивизии Гота начали деблокировочный рейд, боевой дух окруженных вновь поднялся на значительную высоту. Не было солдата и офицера, который бы не верил, что Манштейн выручит их. И даже измотанные боями батальоны находили силы ударить по кольцу советского окружения, чтобы встретить своих освободителей на полпути. То, что такой план внутри котла существовал, широко известно. Части двух моторизованных и одной танковой дивизий стояли на южном фронте котла в состоянии готовности к удару в направлении наступления дивизий Гота, когда те окажутся на достаточно близком для этого расстоянии и прозвучит приказ к началу операции "Зимняя гроза".

Во второй половине дня 19 декабря стояла холодная, но ясная погода отличные условия для полетов. Над Питомником беспрестанно ревели двигатели транспортных самолетов. Они приземлялись, разгружались, под завязку забивались ранеными и улетали. Высились горы бочек с бензином, один на другом громоздились ящики с боеприпасами. Снаряды развозились по батареям и танковым частям. Если бы такая погода бывала всегда!

Двадцатью четырьмя часами раньше в котел прибыл эмиссар от Манштейна с целью познакомить командование армии с замыслами генерал-фельдмаршала и планом прорыва. Теперь майор Айсманн, офицер разведки группы армий "Дон", отправился назад. Никто не ожидал, что этот визит станет досадным эпизодом в сталинградской трагедии просто потому, что не сохранилось записей разговоров, а рассказ, записанный майором по памяти десять лет спустя, позднее стал причиной многих спорных выводов. Никто по сей день точно не установил, о чем в действительности говорили в тот день Паулюс, Шмидт и Айсманн и что они хотели сказать. Передал ли Айсманн ясно и точно мнение Манштейна, что в сложившейся обстановке существовала лишь одна жестокая альтернатива - прорыв или уничтожение? Ясно ли он объяснил, что группа Холлидта на Чире так глубоко увязла в боях с контратакующими советскими войсками, что нет и речи о том, что она поддержит атаку Гота? Доложил ли он, что противник развертывает против Гота все более крупные силы? И более того, заявил ли он недвусмысленно, что генерал-фельдмаршалу безусловно понятно одно - прорыв требует поэтапной сдачи Сталинграда, какой бы ярлык ни приклеивался к операции, с целью не вызвать преждевременных подозрений Гитлера? И что со своей стороны сказали на это Паулюс и Шмидт? Вопросы опять вопросы, и ни на один из них не находится сегодня четкого ответа. Миссия Айсманна, вероятно, еще долго будет притягивать к себе внимание историков.