Тень Уробороса (Лицедеи) - Сергей Гомонов

Антарес внимательно вгляделся в лицо собеседника. Последовала ожидаемая реакция: при слове «экземпляр» священник слегка поморщился.

Агриппа подошел к постели, отодвинул валик и приподнял край холстины под ним. Там, на голых досках, лежала стопка бумаги различного размера. Священник взял несколько листков и протянул гостю:

— Это последние…

Антарес насмешливо разглядывал рисунки. А этот мальчишка в принципе неплохо рисует! Только он явно не видел того, что пытался изобразить.

— Именно таким он представляет космос, Агриппа?

— Видимо, да. Лет в тринадцать он просто бредил иными мирами. Сейчас более или менее успокоился. Но, как видите, втайне продолжает фантазировать…

— Сколько же ему сейчас?

— Девятнадцать.

— Какова продолжительность их жизни, святой отец?

— Все как у людей Внешнего Круга. Или даже больше: у них очень выносливый организм…

— Значит, вашим послушникам запрещено рисовать?

— Скажем, нежелательно. Они должны посвящать себя Богу, а не бренным фантазиям. Но для Зила я делаю небольшую уступку — он просто взорвется изнутри, если не сможет выразить свою тягу к новому. Разговаривать о несущественном и крамольном им запрещено, что же ему остается делать? Я люблю моего мальчика и позволяю ему то, что не позволил бы другим…

— А это?

— Он думал, что рисует птицу. Получился, как видите, какой-то ангел — человек с крыльями и скорость. Чувствуете, как передал он скорость, господин посол?

Антарес ухмыльнулся:

— Подавленный эротизм — в их положении это нисколько не удивительно…

Священник потемнел:

— О чем вы говорите, господин Антарес?! Наши послушники прекрасно умеют нейтрализовать в себе эти… порывы…

— Такой прогрессивный человек, как вы, считает сексуальность грехом?

— Теперь, при возможности размножения «ин витро», смысл сексуальности утрачен — так к чему осквернять себя страстями и отвлекаться от главного в нашей жизни?

— …от служения Богу! Ну-ну! То есть вы хотите сказать, что ваш товар… потенциально способен к репродукции, как любой человек? Несмотря на подавленную сексуальную функцию?

— Нет. Мы защитили их от этого. Они отличаются от нынешних людей. Потому им вдвойне незачем распылять свою энергию на эти никчемные мысли! Полет у Зила ассоциируется со свободой, я уверен…

— Вы слепы, Агриппа. Так многие обычные родители бывают слепы по отношению к своим взрослеющим детям. Да он и не ребенок! Девятнадцать лет, надо же! Это пик, расцвет! Впрочем, прекратим этот спор. Меня интересует степень… как бы так выразиться… м-м-м… набожности этого послушника. Насколько он управляем, если использовать его религиозность?

— Вы хотите как-то манипулировать им, господин Антарес? Он ведь нужен вам как…

— Нет. Всего лишь знать механизмы управления — в случае непредвиденных затруднений. Ведь там для него все будет в новинку…

— Он достаточно дисциплинирован. Что касается его религиозности. Вы знаете, что такое стигматы, господин Антарес?

— Имею смутное представление. Если это имеет какой-то смысл, то разверните этот пункт подробнее…

— Стигматы проявляются на теле глубоко верующих людей. Раны Иисуса Христа, Сына Божьего, отпечатываются на их руках и ногах — в тех местах, куда римляне вбивали гвозди, распиная Спасителя на кресте. Время от времени большинство наших послушников проходят через этот этап. Многие начинают пытаться говорить на языке, отдаленно напоминающем древнеарамейский, у многих кровоточат ладони и ступни. С Зилом ситуация сложнее. Когда он начал выходить из отроческого возраста, ему стали сниться какие-то религиозные сны. Но стигмата появляется у него лишь в одном месте — под сердцем. Туда, по Евангелию, нанесли Христу смертельную рану, избавив его от земных страданий. Однако на всех канонических изображениях эта рана находится у Спасителя в нижней части ребер — можете сами в этом убедиться. Это совершенно объяснимо: его пырнули копьем снизу вверх. У мальчика эта стигмата выглядит в точности до наоборот — словно удар пришелся откуда-то сверху, и нанесен был не копьем, а довольно широким лезвием, скажем, мечом или саблей… Она возникает у него спонтанно и очень быстро проходит. За несколько дней от нее не остается и следа. Он говорит, что не помнит снов, в результате которых она появляется. Но при этом достаточно долгое время выглядит испуганным и подавленным…

— Забавно… Забавно… Что ж, вы покажете мне вашего хваленого малыша, или он вместе со всеми исполняет какой-нибудь ритуал?

— Большинство послушников сейчас в библиотеках либо на молебнах. Но, если распорядок еще не изменен с тех пор, как я был здесь в последний раз, Зил и Квай должны сейчас быть снаружи, на пустыре… Пойдемте, господин Антарес…

Они вышли из кельи и покинули зону послушников из правого крыла Хеала — мастеров посоха.

Перейдя по анфиладе в основную часть монастыря, Агриппа и Антарес миновали архив, библиотеку и учебную зону. Постепенно взгляду стал открываться ландшафт с тыльной стороны здания.

— Это они, — сказал Агриппа, указывая на две фигурки вдалеке.

— Кто из них кто?

— Отсюда не видно. Нам лучше спуститься вниз, к обзорному окну…

Они спустились, и священник вручил гостю что-то наподобие бинокля. Антарес увидел двух юношей — с длинными мокрыми волосами и обритого наголо. Парни всерьез бились на каких-то длинных палках с набалдашниками. Посол не мог не оценить мощь каждого удара и красоту, с которой послушники скользили по водянистой, похожей на водоросли, траве. К телу бритого липла мокрая черная блуза; свободные штаны, перетянутые широким матерчатым поясом, не сковывали движений. Длинноволосый был обнажен по пояс.

— С длинными волосами — Зил, — сообщил священник, явно любуясь своим питомцем.

А любоваться было чем: сражение достигло своей кульминации. Выпады стали молниеносными, темп боя при этом только ускорялся, и глаз почти не улавливал крутящихся посохов.

— Эдак они поубивают друг друга… — равнодушно сказал посол, складывая руки на груди.

— Ну что вы, господин Антарес! Они живут этим почти с рождения, это их стихия…

Внезапно длинноволосый парень замешкался. Казалось, что-то напугало его. Лысый воспользовался его оплошностью, мощным ударом вышиб оружие из рук противника и одновременно подсек пинком под колени. Зил покатился по вязкой траве, Квай занес шест… Антарес сам не понял, как длинноволосый оказался на ногах справа от противника. В следующее мгновение обритый парень был опрокинут навзничь, а рука длинноволосого вонзилась в его горло — почти вонзилась, коснувшись средним пальцем яремной впадины. Затем Зил отпустил Квая, выпрямился, легко вскочил с колен на обе ноги и, смеясь, протянул смеющемуся же другу ту самую руку, что пять секунд назад едва не ударила его. И оба, подхватив свои посохи, наперегонки припустили к монастырю.