Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

Он шагнул было вперёд, но замер, не зная, кого обнять первым — отца или мать. Ему не хотелось, чтобы кто-то из родителей почувствовал себя обделённым или подумал, что Гарри любит одного из них сильнее...

— Вы не очень-то сообразительны, мистер Веррес, — сказал его отец и, взяв Гарри за плечи, направил в объятья матери, которая уже опустилась на колени. По её щекам текли слёзы.

— Привет, мам, — срываясь на шёпот выговорил Гарри. — Я вернулся.

И здесь, посреди механического шума и запаха сожжённого бензина, Гарри обнял её и заплакал, потому что ничто уже не могло вернуться назад и менее всего — он сам.

* * *

Пока они, преодолевая рождественские пробки, ехали в Оксфорд, на улице стемнело и в небе начали появляться звёзды. Наконец машина припарковалась у небольшого, невзрачного старого дома, который Верресы использовали, чтобы защищать свои книги от дождя.

Границы дорожки, ведущей от тротуара к крыльцу, были обозначены маленькими тусклыми светильниками, спрятанными в горшках с цветами. (Тусклыми — потому что светильники работали от солнечной энергии, накопленной за день.) Труднее всего было найти водонепроницаемые датчики движения, срабатывающие на нужном расстоянии...

В Хогвартсе похожим образом себя вели настоящие факелы.

Когда парадная дверь открылась и Гарри наконец вошёл в гостиную, он с трудом смог сдержать слёзы.

Каждый дюйм стен занят книжными шкафами. Каждый шкаф, высотой почти до потолка, состоит из шести полок. Часть полок плотно заставлена книгами в твёрдом переплёте: математика, химия, история и так далее. На других полках в два ряда стоит научная фантастика в мягкой обложке. Под вторым рядом книг лежат коробки и деревянные бруски так, что он возвышается над первым, и можно прочитать названия книг, стоящих в нём. И это ещё не всё. Книги переползают на столы и диваны и образуют небольшие стопки под окнами...

Дом Верресов ничуть не изменился со времени его ухода, только книг стало ещё больше, так что и в этом отношении дом тоже остался прежним.

Рождественская ёлка стояла без украшений, хотя до Рождества оставалось всего два дня. Это на мгновение поразило Гарри, но затем какое-то тёплое чувство расцвело у него в груди. Он понял — разумеется, родители ждали его.

— Кровать мы из твоей комнаты убрали, там не помещались новые шкафы для книг, — сказал отец. — Ты же можешь спать в своём сундуке, правда?

— Можешь сам поспать в моём сундуке, — ответил Гарри.

— Кстати о птичках: как они справились с твоим расстройством сна?

— Магия, — заявил Гарри на полпути к свой спальне: надо было всё же убедиться, что отец просто шутит...

— Это не объяснение! — попытался возразить профессор Веррес-Эванс, но его слова заглушил крик Гарри:

— Ты занял всё место на моих книжных полках?!

* * *

23 декабря Гарри провёл закупаясь магловскими вещами, которые он не мог трансфигурировать. Отец был занят и сказал, что Гарри придётся либо пройтись пешком, либо воспользоваться автобусом, что, впрочем, полностью того устраивало. В магазине на Гарри бросали удивлённые взгляды, но он невинным голосом сообщил, что его отец делает покупки неподалёку, и поскольку очень занят, то послал его кое-что купить (говоря это, он держал перед собой листок, старательно исписанный взрослым, полуразборчивым почерком), и, в конце концов, деньги есть деньги.

Потом они вместе украшали Рождественскую ёлку, и на её верхушку Гарри установил маленькую танцующую фею (два сикля и пять кнатов в магазине «Волшебные Розыгрыши»).

В Гринготтсе с готовностью обменяли галлеоны на бумажные деньги, но у гоблинов не было простого способа перевести золото в не подлежащую налогообложению и не вызывающую подозрения магловскую валюту на конкретный счёт в швейцарском банке. Это сильно осложнило план, в соответствии с которым Гарри собирался вложить большую часть украденных у себя денег в магловский бизнес, разумно разделив их: 60% в международные инвестиционные фонды и 40% в «Berkshire Hathaway». Так что пока диверсификация капиталов Гарри ограничилась тем, что, воспользовавшись Маховиком времени и Мантией невидимости, он закопал сотню золотых галлеонов на заднем дворе. Тем более он всю жизнь мечтал это сделать.

Часть 24 декабря Гарри провёл с отцом, который читал его учебники и задавал вопросы. Большинство предложенных профессором экспериментов были непрактичны, по крайней мере, на данный момент, а почти все остальные Гарри уже проводил. («Да, папа, я проверил, что произойдёт, если Гермиона произнесёт неправильно написанное заклинание, не зная, что оно неправильное — это и был мой первый эксперимент!»)

Закончили они, когда отец, читая «Магические отвары и зелья», поднял от книги полный отвращения взгляд и задал вопрос: «Выглядит ли всё это более осмысленно, если ты волшебник?»

«Нет», — честно ответил Гарри.

После чего отец объявил, что магия ненаучна.

Гарри до сих пор не мог переварить мысль, что можно ткнуть пальцем в кусок реальности и обозвать его ненаучным. Папа, похоже, полагал, что если его интуиция и вселенная противоречат друг другу, то это проблемы вселенной.

(Хотя, опять-таки, в своё время многие физики считали квантовую механику чудной, вместо того чтоб считать её нормальной, а чудаками — самих себя.)

А матери Гарри показал набор первой помощи, который он купил для них, пусть большинство зелий и не могло подействовать на его отца. Мама уставилась на аптечку с таким выражением, что Гарри не удержался и спросил, покупала ли её сестра что-нибудь подобное для дедушки Эдвина и бабушки Элейн, но когда молчание затянулось, он поспешно продолжил, что той, наверное, просто не пришла в голову эта идея. И лишь потом сбежал из комнаты.

Печально, но Лили Эванс, скорее всего, просто не подумала об этом. Гарри знал, что большинство людей склонно избегать мыслей на болезненные темы точно так же, как они избегают намеренно касаться раскалённой плиты. У него появилось подозрение, что большинство маглорождённых довольно быстро перестаёт думать о своих родителях, которые в любом случае умрут до того, как те отметят свой первый столетний юбилей.

Но Гарри, конечно же, был твёрдо намерен этого не допустить.

Ближе к вечеру 24 декабря они отправились на Рождественский ужин.

* * *

Дом был велик, не по меркам Хогвартса, конечно, но гораздо больше того, в котором вы могли бы жить, будь ваш отец выдающимся учёным, проживающим в Оксфорде. Два кирпичных этажа, подкрашенные лучами заходящего солнца. Над окнами первого этажа высились окна второго, и одно из них, огромное, видимо, принадлежало не менее огромной гостиной...