Социальная психология - Людмила Почебут

«Взобравшись на подмостки, он театральным жестом сбросил с себя плащ и стал говорить. Лицо этого человека содержало нечто, что очень напоминало фанатизм староверов. Он был достаточно скучным оратором, и его попытка разбудить большевистский энтузиазм в массах полностью провалилась. Его речь была принята холодно, а персона встречена даже с некоторым озлоблением, так что он был вынужден покинуть съезд с явным провалом» (172, с. 233). Во второй раз Сорокин слушал речь Ленина около особняка Кшесинской. «Воистину он слабый оратор, но мне показалось, что этот человек может пойти далеко. Почему? Да потому, что он был готов поощрять толпу на любое насилие, преступление, жестокость, на которые в создавшихся деморализованных условиях люди и так были готовы» (172, с. 233).

Более искусным оратором оказался Л. Д. Троцкий. «Улицы, примыкающие к Таврическому дворцу, придворцовая площадь были заполнены солдатами и матросами, а посреди всего этого столпотворения в автомобиле стоял Троцкий. «Вы, товарищи матросы, – гордость и слава русской революции. Вы ее лучшие защитники и пособники. Своими деяниями, преданностью коммунизму, безжалостной ненавистью и истреблением всех эксплуататоров и врагов пролетариата вы впишете бессмертные страницы в историю революции. Теперь же перед вами стоит новая задача – довести революцию до ее заключительного этапа и воздвигнуть царство коммунизма, диктатуру пролетариата, и начать тем самым мировую революцию. Величайшая драма началась. Победа и вечная слава призывают нас к этому. Пускай враги наши трепещут. Никакой жалости, никакого милосердия к ним. Сконцентрируйте всю свою ненависть. Уничтожьте врагов раз и навсегда!»» (172, с. 236).

Однажды Сорокину и самому пришлось выступить перед толпой. «Я попытался объяснить людям, что Советы не обладают всей полнотой власти, поскольку требования большевиков невозможны. Я пытался объяснить также, какие бедствия могут последовать из их намерений. Однако я как будто бы разговаривал не с людьми, а с неким монстром, глухим ко всяким доводам, обуреваемым ненавистью и бесчувственной жестокостью, соблазненным идиотическими лозунгами большевиков. Я никогда не забуду эти лица в обезумевшей толпе. Они потеряли все человеческое, укрепив в себе лишь звериное начало. Толпа ревела, угрожала, потрясала кулаками» (172, с. 238).

Неудачу Сорокина можно объяснить тем, что он пытался воздействовать на рассудок толпы, на логику, он анализировал причины и последствия действий толпы. Успех же Ленина и Троцкого был обусловлен тем, что они говорили короткими, емкими, хлесткими лозунгами, воздействовали на чувства людей. Кроме того, Троцкий умело подчеркивал значимость людей из толпы, их особую роль в истории мировой революции.

В книге «Социология революции» (1925) П. А. Сорокин проанализировал причины революций. Он отмечал, что каждый революционный период сопровождается ростом убийств, садизма, жестокости, зверств и пыток. Обзор серии революций, разбросанных географически и по времени: русские революции XVII в., 1905 г., 1917—1924 гг.; французские революции 1789, 1848, 1870—1871 гг.; германская революция 1848 г.; английская революция 1648 г.; ряд античных и средневековых восстаний – позволил ему выявить характерные черты революций:

– революция означает смену в поведении, психологии, идеологии, верованиях и ценностях;

– революция приводит к изменениям в биологическом составе населения, его воспроизводства и отбора;

– революция означает деформацию всей социальной структуры общества;

– революция привносит сдвиги в фундаментальные социальные процессы, ухудшает экономическое и культурное положение страны. Революция не социализирует, а биологизирует поведение и психику людей.

П. А. Сорокин называет две причины революций:

1. Репрессия (подавление) базовых инстинктов населения. В революционный период поведение развивается по биологическим законам. Подавленные инстинкты разрушают условные фильтры поведения и начинают оказывать давление на все остальные инстинкты. Баланс между ними исчезает. Это приводит к новой серии сдвигов в условных рефлексах и вызывает еще большую «биологизацию» поведения людей, дальнейшую расторможенность в совершении асоциальных актов. Эти наблюдения Сорокина созвучны с нашей мыслью о том, что в толпе, особенно в возбужденной, революционной толпе, человек утрачивает культуру и становится существом природным, управляемым исключительно своими инстинктами. Сорокин выдвигает исходный тезис о том, что социальное поведение основано на психофизических механизмах и что субъективные аспекты поведения суть переменные величины. Интегральным фактором всей социальной жизни он считал коллективный рефлекс, или инстинкт.

Анализируя причины революций, он отмечает, что «предпосылкой всякой революции всегда было увеличение подавленных базовых инстинктов большинства населения, а также невозможности даже минимального их удовлетворения». Он обнаружил восемь подавленных базовых инстинктов у большинства населения России накануне революции:

– подавленный голодом пищеварительный инстинкт;

– подавленный деспотическими экзекуциями, массовыми убийствами, кровавыми зверствами инстинкт индивидуального самосохранения;

– подавленный инстинкт коллективного самосохранения (к примеру, подавление семьи, религиозной секты, партии посредством осквернения их святынь, измывательств над их членами и т. п.);

– неудовлетворение потребностей населения в жилище и одежде;

– подавленный половой инстинкт во всех его проявлениях;

– подавленный собственнический инстинкт масс, господство бедности и лишений, особенно если это происходит на фоне благоденствия других;

– подавленный инстинкт самовыражения: люди сталкиваются, с одной стороны, с оскорблениями, пренебрежением, перманентным и несправедливым игнорированием их достоинств и достижений, а с другой – с преувеличением достоинств людей, не заслуживающих того;

– подавленный инстинкт борьбы и соревновательности, творческой работы, приобретения разнообразного опыта, потребности в свободе (в смысле свободы речей и действий) (172, с. 272—273).

П. А. Сорокин не разводит понятия «инстинкт», «рефлекс», «импульс», «потребность», используя их синонимично. Он проводит исторический анализ случаев подавления базовых инстинктов в разных странах в разные времена и приходит к выводу о том, что подавленные инстинкты всегда служили поводом для народных волнений.

П. А. Сорокин подробным образом анализирует последствия подавления инстинктов масс и приходит к следующим выводам. Во-первых, в течение дореволюционного периода должно иметь место исключительно сильное подавление серии базовых инстинктов масс. Во-вторых, к революционным действиям будут склонны те индивиды и группы, чьи базовые инстинкты подавлены. В-третьих, поскольку подавленные инстинкты разных людей и групп отличаются по характеру и глубине, то можно предсказать и объяснить, сколь далеко в революционности зашла каждая группа, кто первой из них начнет революцию, в каком порядке все последующие группы будут вступать в революционное движение.

2. Вырождение элиты общества. Во всех странах во все дореволюционные эпохи правящие элиты «несут в себе черты анемии, бессилия, нерешительности, некомпетентности, растерянности, легкомысленной неосмотрительности, моральной распущенности, коррупции, безнравственной изощренности» (172, с. 288). Сорокин предлагает принципы управления обществом, способствующие профилактике революционных взрывов:

– социальные реформы не должны попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам;

– тщательное научное исследование конкретных социальных условий должно предшествовать любой практической реализации реформирования;

– каждый реконструктивный эксперимент вначале следует тестировать на малом масштабе;

– реформы должны проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами (172, с. 271).

Итак, Сорокин подчеркивает инстинктивную основу, утрату культурных форм поведения и однотипность психологических проявлений толпы, независимость от национальных характеристик.

Мы считаем, что революционные события связаны с трансформацией культуры. В конце XVIII в. в Европе наблюдалась агония коллективизма – культура окончательно меняла свой тип, становилась индивидуалистической. Последние реликты коллективизма проявлялись в буйствах толпы, в возвращении к примитивным коллективным формам жизни в решении социальных проблем. Индивидуализм окончательно упрочился. Новое рождалось в муках, и это были муки толпы. Последние попытки решить все социальные вопросы коллективным разумом, так, как это делали предки, собиравшиеся все вместе, оказались катастрофическими. Иной способ культурного разрешения проблем (индивидуализм) окончательно победил в Европе.