Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка - Гэри Дженнингс

Генерал Тулуин нахмурился и сказал:

— Ну ладно, парень, успокойся. Кто тебя обидел?

— Амма, — прохныкал мальчик, между всхлипами и вздохами. — Амма отшлепала меня своей сандалией.

Тулуин изменился в лице, но промолчал.

А генерал Витигис рявкнул:

— Надеюсь, Аталарих, ты сотворил что-то поистине героическое, раз заслужил такое наказание?

— Да ничего я такого не сделал, — зарыдал он, размазывая слезы, — всего-то навсего получил выговор… от моего грека-воспитателя… за то, что неправильно написал слово andreía…[178] а Амма услышала…

Все еще плача и потирая себе все места, принц выплыл из комнаты. Какое-то время боевые генералы молчали, изумленно глядя друг на друга. Затем Тулуин с недоумением произнес:

— Во имя огромных яиц всевышнего Вотана! Скажите, это правда или мне показалось, что я сейчас видел острогота из рода Амалов — мужчину-острогота, — скулившего и пищащего?

— Причем после того, как его наказала женщина! — воскликнул генерал Тулум, которого ничуть не меньше возмутило это происшествие. — И ведь он позволил женщине выпороть себя!

— Если бы — выпороть! А то отшлепать! — произнес Витигис изумленно. — Женской сандалией. Во имя великой реки Стикс, когда мой жестокий отец драл меня, я бывал рад уже тому, что он не пользовался ремнем с пряжкой.

— Когда мне было столько лет, как этому плаксе, — сказал Тулуин, — я уже оседлал своего первого коня и разбил нос своему наставнику, который учил меня драться на дубинах.

— Да, — проворчал Тулум, — мальчишки должны быть залиты кровью, а не слезами.

Витигис с отвращением произнес:

— А вы слышали, чему этого мальчишку обучают? Греческому языку! И кто ему выговаривает? Жалкий грек!

Тулуин спросил:

— А кстати, что это за слово, andreía?

Я пояснил, что оно означает.

— Liufs Guth! А мальчишка даже не знает, как написать его!

У Теодориха был еще один внук, Амаларих, сын его средней дочери Тиудигото и визиготского короля Алариха. Этот принц, которому исполнилось уже шестнадцать лет, мог быть приемлемой заменой сосунку и тряпке Аталариху. Однако он не надеялся даже унаследовать своему отцу, королю визиготов. Как ни печально говорить об этом, но приходится признать, что здесь была вина и самого Теодориха: он слишком защищал своего внука и потакал ему. После гибели супруга, который пал в битве, его вдова, королева Тиудигото, формально стала правительницей, но она с удовольствием переложила все обязанности на своего отца. Так что фактически все эти годы через наместников, назначаемых из Аквитании и Испании, королевством этим правил сам Теодорих. Другими словами, наследный принц Амаларих вырос в Толосе. Он жил вольготно, не взваливая на себя королевских обязанностей, не имея никакого опыта и, по-видимому, даже не стремясь стать монархом. Так что, увы, он был таким же неподходящим кандидатом на пост предполагаемого правителя всего готского королевства, как и его двоюродный брат, живший в Равенне.

Существовал, правда, и еще один претендент — остроготский herizogo Теодахад, сын старшей сестры Теодориха, Амалафриды. Помимо того, что Теодахад являлся кровным родственником Амалов, у него также имелось еще одно достоинство: он был человеком зрелого возраста. Однако недостатков все-таки оказалось больше: помимо отсутствия опыта и образования Теодахад также не обладал необходимыми монарху моральными качествами. Максимум, кем этот человек мог бы стать, так это торговцем, выбивающим из покупателей деньги. Помните, что я рассказывал вам об этом самом Теодахаде, которого я лично невзлюбил, еще когда он был прыщавым угрюмым юнцом? Как дядя-король опозорил его, когда вскрылись неблаговидные делишки с незаконным захватом земли. Со временем Теодахад ничуть не изменился к лучшему: ради собственного обогащения он все так же продолжал заниматься сомнительными сделками. Согласитесь, что такой король вряд ли снискал бы в народе популярность.

Лишь один человек в высших кругах, казалось, считал, что Теодахад имеет реальный шанс получить престол, — и, к сожалению, это была родная дочь Теодориха, его прямая и бесспорная наследница Амаласунта. Она, разумеется, знала о своей непопулярности при дворе — да и не только при дворе, но и во всем королевстве — и, несмотря на то что была слепо обожающей свое чадо матерью, наверняка понимала, что и ее сына Аталариха тоже любили ничуть не больше. Поэтому она разыскала своего кузена Теодахада и подружилась с ним, несмотря на то что все уважающие себя люди давно уже избегали этого человека. Амаласунта, насколько я могу судить, рассуждала следующим образом. Она, Аталарих и Теодахад были ближайшей родней Теодориха и наиболее вероятными претендентами на его корону. Если они трое станут держаться вместе, то смогут противостоять всем остальным претендентам, а когда один из них в качестве преемника Теодориха унаследует готское королевство, то поделится с остальными, так что все останутся в выигрыше.

Итак, в год, когда появилась та удивительная дневная звезда, 523-й от Рождества Христова, ab urbe condita 1276 или пятый год правления императора Юстина и тридцатый год правления короля Теодориха Великого, положение дел было таково.

Мы, ближайшие друзья и советники Теодориха, отчаянно искали кого-нибудь, кто унаследует монарху, которого мы любили. Мы мечтали о том, как этот достойный человек будет править королевством, а мы сражаться, помогая ему победить всех своих врагов, а затем станет великим. Однако, похоже, подходящего преемника и достойного острогота из рода Амалов просто не существовало. Поняв это, военные выдвинули со своей стороны весьма привлекательную кандидатуру, генерала Тулуина. Не являясь кровным родственником нынешнего короля, он был истинным остроготом, и все сходились в том, что и характер у генерала самый что ни на есть для монарха подходящий. Мы все были разочарованы, когда Тулуин решительно отказался от такой чести, заявив, что все его предки верно служили королям из рода Амалов и он не собирается нарушать давно установленную традицию наследования.

А тем временем Восточная империя — то есть триумвират Юстина, Юстиниана и Феодоры — хотя напрямую и не угрожала готскому королевству, однако всячески усиливала свои могущество и авторитет в мире. Их намерения были совершенно очевидны: они не собирались провоцировать Теодориха на агрессивные действия, но давали понять его подданным, что Константинополь в настоящее время может легко присоединить к себе его владения. Вне всяких сомнений, и правители соседних государств вынашивали те же планы. Возможно, им даже не было необходимости беспокоиться о том, что придется сражаться друг с другом над трупом готского королевства. Учитывая, что множество наших соседей теперь были связаны или с католической, или с православной церковью, они могли вполне мирно договориться, кому из них какой кусок достанется. Пока Теодорих был жив и еще не впал в окончательный маразм, окружавшие нас соседи не отваживались вести себя подобно хищникам, но все они с жадностью падальщиков дожидались его конца.