Леонид Леонов. "Игра его была огромна" - Захар Прилепин

Регулярному расистскому поношению подвергается всё историческое прошлое России — дореволюционное и послереволюционное.

Россия — „тысячелетняя раба“, „немая реторта рабства“, „крепостная душа русской души“, „что может дать миру тысячелетняя раба?“ — эти клеветнические клише относительно России и русского народа, в которых отрицается не только факт, но и сама возможность позитивного вклада России в мировую историю и культуру, к сожалению, определяют собою отношение центральной периодической печати и Ц<ентрального> Т<елевидения> к великому героическому народу-труженику, взявшему некогда на свои плечи беспримерную тяжесть созидания многонационального государства.

„Русский характер исторически выродился, реанимировать его — значит, вновь (?) обрекать страну на отставание, которое может стать хроническим“, — читаем мы напечатанное на русском языке, на бумаге, выработанной из русского леса. Само существование „русского характера“, русского этнического типа недопустимо по этой чудовищной логике! Русский народ объявляется сегодня лишним, глубоко нежеланным народом. „Этот народ с искажённым национальным самосознанием“, — заключают о русских советские политические деятели и журналисты.

Желая расчленить Россию, упразднить это геополитическое понятие, они называют её „страной, населённой призраками“, русскую культуру — „накраденной“ (!), тысячелетнюю российскую государственность — „утопией“.

Стремление „вывести“ русских за рамки Homo sapiens приобрело в официальной прессе формы расизма клинического, маниакального, которому нет аналогий, пожалуй, средь всех прежних „скрижалей“ оголтелого человеконенавистничества. „Да, да, все русские: люди-шизофреники. Одна половина — садист, жаждущий власти неограниченной, другая — мазохист, жаждущий побоев и цепей“, — подобная „типология“ русских нарочито распубликовывается московскими „гуманистами“ в прессе союзных республик — для мобилизации всех народов страны, в том числе и славянских, против братского русского народа. <…>

Дискриминированный в реальных гражданских правах, ошельмованный как „раб“, как „фантом“ или „призрак“, русский человек в то же время сплошь и рядом нарекается „великодержавным шовинистом“, угрожающим другим нациям и народам.

Для этого лживо, глумливо переписывается история России, так, что защита Отечества, святая героика русского патриотического чувства трактуется как „генетическая“ агрессивность, самодовлеющий милитаризм. „А с кем только не воевала?! — сокрушается насчёт „забияки“-России член Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлев в „Литературной газете“ (14 февраля с. г.) — И всё это в памяти. Всё это формирует сознание, остаётся в генофонде. Психологически — наследие отягчающее“.

И уж не для того ли, чтоб снять с нас генетическую, психологическую „тяжесть“ патриотической ратной славы, центральная пресса ныне равно отказывает России в победе над Наполеоном, и в победе над гитлеровской Германией?

Примеры подобной беззастенчивой лжи средств массовой информации, которые пытаются перекричать и Карамзина с его „Историей государства Российского“, и „Клеветникам России“ Пушкина, и „Войну и мир“ Л. Толстого, и свидетельскую память наших живых ещё современников, — воистину бессчётны».

Диагноз этому Леонов единолично поставил уже в «Пирамиде», вложив в уста одного из героев следующие речи: «Конечно, случались и на Западе исповеди с биеньем в перси, но лишь на общегуманитарные темы, наши же… <…> умники разоблачились до полного срама, каясь в неприглядности своей отчизны от её дремучего бездорожья и бородатно-лапотной родни до пропойных кабаков и босого нищего Христа: самих себя шарахались в гранёных зеркалах Европы».

В финале процитированного нами письма его авторы умоляли не забывать о том, что«…мы, русские, — высокоталантливый, геройски отважный, знающий радость осмысленного, созидательного труда, могучий духом народ. Что „русский характер“, „русское сердце“, бескорыстная русская преданность истине, русское чувство справедливости, сострадания, правды, наконец — неистребимый, беззаветный русский патриотизм — это всё драгоценный алмаз в сокровищнице человеческого духа».

«Воспрянем же! — так завершали своё послание писатели. — Возьмём в свои руки судьбу нашей Родины-России! Направим все свои помыслы и дела на то, чтобы оградить её от всевластия политических авантюристов…»

Никакой реакции, естественно, на это письмо не последовало.

Но, с другой стороны, а какая могла она быть, эта реакция? Кому, в конце концов, направляли литераторы своё послание? Их адресаты, «политические авантюристы», должны были раскаяться и посыпать голову пеплом? И призвать к власти невесть откуда у них взявшихся истинных патриотов?

Для полноты картины следует признать, что отношение Леонова к так называемой «патриотической общественности» было тоже, мягко говоря, неоднозначным. Даже упомянутое выше письмо он требовал сделать более кратким и ёмким — а его не послушали и понаписали, помимо процитированного выше, такого, под чем бы Леонов никогда не подписался.

Если же брать шире, Леонов хорошо знал и цену многим «патриотам», и степень их истинного мужества, и реальные цели некоторых из них.

Зачастую самых разных калибров и образцов «патриоты» хотели элементарно использовать имя Леонова не только для придания идеологического веса тем или иным декларациям, но и в бурных материальных разборках, начавшихся тогда.

Близкие Леонова вспоминают, как однажды он разыграл спектакль слабоумия пред большими «патриотическими» чиновниками, пришедшими у него просить поддержки в решении имущественных дел Союза писателей. Посмотрев на будто бы потерявшего память Леонида Максимовича, огорошенные ходоки ушли. Спустя минуту после их ухода подтянутый, ясный и спокойный Леонов вновь занялся «Пирамидой», с её виртуозной стилистикой и сложнейшими аллюзиями, отсылающими к десяткам религиозных, философских и художественных сочинений.

Втайне, кажется нам, Леонов уже не умел искренне поверить в благополучный исход обрушившейся на Россию — и далеко не в последние годы — беды. И тут уже речь шла не о изначально греховной человечине, но о качестве того «людского материала», что он наблюдал округ себя. В России действительно неоткуда было взяться новым элитам, готовым купно и заедино продемонстрировать тот самый «русский характер»!

И некому было их возглавить, даже если бы они появились.

Но и смолчать Леонов тоже не мог себе позволить…