Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт

– Ладно, – нерешительно согласилась она. – Думаю, что можно позвонить и отменить. Просто… Звала одна дама – она много пишет для газет и до сих пор еще ни разу меня не приглашала… Но, раз ты не хочешь…

Она слегка сникла, и Джейкоб поспешно уверил ее, что он совсем, совсем не против куда-то ехать, раз так надо. Через некоторое время выяснилось, что надо посетить не один прием, а целых три.

– В моем положении приходится этим заниматься, – объяснила она. – Иначе ни с кем не познакомишься, кроме тех, кто с тобой работает, а это довольно узкий круг. – Он улыбнулся. – Ну и что ни говори, – закончила она, – а воскресные вечера, мистер умник, для того и созданы, чтобы ходить по гостям!

На первом приеме Джейкоб обратил внимание, что среди гостей преобладали – причем существенно преобладали – женщины; там были сплошь журналистки, дочери операторов, супруги монтажеров и совсем немного важных персон. Ненадолго заглянул юный латиноамериканец по имени Раффино, поговорил с Дженни и удалился; промелькнуло несколько «звезд», осведомлявшихся о здоровье детей так по-домашнему, что это вызывало некоторое недоумение. Еще одна группа знаменитостей, словно статуи, без движения застыла в углу. Был там и какой-то возбужденный сценарист в подпитии, безуспешно приглашавший на свидание одну девушку за другой. К концу дня как-то внезапно увеличилось количество пьяных; Джейкоб и Дженни вышли на улицу под становившийся уже пронзительным и громким шум общего разговора.

На втором приеме юный Раффино – он был актером, одним из бесчисленных исполненных надежд новых Валентино – опять заглянул на минутку, поговорил с Дженни чуть подольше и чуть более внимательно, чем в прошлый раз, и вновь удалился. Джейкоб отметил, что эта вечеринка была не столь шикарна, как предыдущая. Вокруг фуршетного стола было больше народу; многие сидели, общаясь только в своем кругу.

Дженни, как он заметил, пила лишь лимонад. Он был приятно удивлен ее изысканностью и хорошими манерами. Она обращалась всегда к кому-то конкретному, и никогда – ко всем окружающим; еще она слушала, что ей говорят в ответ, не считая при этом необходимым стрелять глазами вокруг. Он также заметил, что на обоих приемах она – неважно, сознательно или нет – рано или поздно всегда оказывалась вовлеченной в беседу с наиболее влиятельным гостем. Ее серьезность, ее поведение словно бы говорили: «Я не упущу представившейся возможности узнать нечто новое» – и неумолимо привлекали к ней даже самых отъявленных эгоистов.

Когда они вышли, чтобы ехать на последнюю вечеринку – это был ужин а-ля фуршет, – уже стемнело, и на Беверли-Хиллз непонятно зачем зажгли светящиеся электрические рекламы оптимистичных торговцев недвижимостью. На улице рядом с кинотеатром Граумана, несмотря на мелкий теплый дождик, собралась толпа.

– Смотри! Смотри! – воскликнула она; в кино шла картина, в которой она снималась месяц назад.

Они плавно свернули с бульвара Голливуд – слабого подобия Риальто – в глубокую тьму бокового переулка; он обнял ее и поцеловал.

– Милый Джейк! – улыбнулась она.

– Дженни, ты такая красивая! Я и не знал, что ты такая красивая!

Она посмотрела прямо перед собой; ее лицо было кротким и спокойным. Его охватила досада, и он настойчиво притянул ее к себе; и в этот момент машина остановилась у освещенной двери.

Они вошли в одноэтажный летний дом, где было полно народу и плавали клубы табачного дыма. Весь привкус формальности, с которым начался сегодняшний день, давно прошел; все вдруг приобрело оттенок какой-то неопределенности и резкости.

– Это ведь Голливуд! – пояснила резвая и разговорчивая дама, которая весь день находилась рядом с ними. – В воскресный вечер здесь никто не важничает. – Она указала на хозяйку дома: – Обычная, простая и милая, девушка! – И добавила погромче: – Не правда ли, дорогая, вы – обычная, простая и милая девушка?

Хозяйка ответила:

– Да. А про кого это вы?

И собеседница Джейкоба вновь заговорила тихо:

– Но ваша девочка – самая мудрая из всех здешних!

Общее количество поглощенных Джейкобом коктейлей стало сказываться самым приятным образом, но, как он ни старался, дух вечеринки – тот самый ключ, который позволил бы ему чувствовать себя здесь непринужденно и спокойно, – от него ускользал. В воздухе витало какое-то напряжение – какая-то агрессия и неуверенность. Все разговоры между мужчинами казались пустыми, легкомысленными и обрывались на какой-то мнительной ноте. Женщины были любезнее. В одиннадцать часов в буфетной он вдруг понял, что последний раз видел Дженни час назад. Вернувшись в гостиную, он заметил, как она вошла – явно только что с улицы, потому что на ходу она сбросила с себя плащик. И с ней был Раффино! Когда она вошла, Джейкоб заметил, что она запыхалась, а глаза ее ярко сверкали. Раффино вежливо и небрежно улыбнулся Джейкобу; через несколько мгновений, собираясь уйти, он наклонился и что-то шепнул Дженни на ухо; она посмотрела на него, не улыбаясь, и сказала ему «до свидания».

– В восемь мне нужно быть на съемочной площадке, – тут же сказала она Джейкобу. – Если сейчас же не отправлюсь домой, то завтра я буду выглядеть как поношенный зонтик! Милый, ты не против?

– Разумеется, нет!

Их лимузин отправился в бесконечное путешествие по приземистому, распластанному городу.

– Дженни, – сказал он, – я еще никогда не видел тебя такой, как сегодня! Клади голову мне на плечо!

– Спасибо. Я устала.

– Я даже представить себе не могу, какой блестящей ты скоро станешь!

– Да я ведь нисколько не изменилась!

– Это не так! – Его голос внезапно превратился в дрожащий от чувств шепот. – Дженни, я в тебя влюблен!

– Джейкоб, не говори глупости!

– Я влюблен в тебя! Как странно, Дженни… Вот как оно вышло…

– Ты в меня не влюблен!

– Ты просто хочешь сказать, что это тебя совершенно не интересует! – И он почувствовал легкий укол страха.

Она села прямо, ослабив охватившее ее кольцо объятий.

– Разумеется, интересует! Ты ведь знаешь, что больше всего на свете меня интересуешь ты!

– Больше, чем мистер Раффино?

– Да, черт возьми! – с презрением произнесла она. – Раффино – всего лишь большой ребенок!

– Я люблю тебя, Дженни!

– Нет, не любишь!

Он сжал руки. Ему только показалось – или ее тело и впрямь инстинктивно оказало ему легкое сопротивление? Но она прижалась к нему, и он ее поцеловал.

– Сам знаешь, что Раффино – это все глупости…

– Наверное, я ревную…

Чувствуя себя слишком настойчивым и оттого непривлекательным, он ее отпустил. Но легкий укол страха превратился в боль. Хотя он и понимал, что она устала и чувствовала себя неуверенно, столкнувшись с этим новым его к ней отношением, он никак не мог успокоиться:

– Я и не подозревал, как много ты для меня значишь! Я не знал, чего мне все это время не хватало! Теперь я знаю: мне нужно было, чтобы ты была рядом со мной!

– Что ж, вот я и рядом.

Он решил, что это было приглашением, но она устало обмякла прямо у него в объятиях. Весь остаток пути он так и держал ее на руках; она закрыла глаза, а ее короткие волосы свешивались назад, словно у утопленницы.

– Шофер довезет тебя до отеля, – сказала она, когда машина подъехала к ее апартаментам. – И не забудь: завтра ты завтракаешь со мной на студии!

Внезапно, когда он сказал, что хотел бы зайти, а она ответила, что уже поздно, они чуть не поссорились. Никто из них не успел еще почувствовать перемену, которую произвело в них обоих его признание. Они вдруг превратились в чужих людей: Джейкоб отчаянно пытался повернуть время вспять на полгода назад и вновь пережить ту ночь в Нью-Йорке, а Дженни видела, как это чувство – больше, чем ревность, и меньше, чем любовь, – постепенно овладевает им и выползает наружу, вытесняя прежнюю заботу и понимание, с которыми ей было так комфортно.

– Но ведь я не люблю тебя так! – воскликнула она. – Как ты можешь взять и ни с того ни с сего свалиться мне на голову и потребовать, чтобы я полюбила тебя так?