Предание Темных - Доуз Кейси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лале вновь смотрит в спину Халиме:
– Жаль ее..
– Напрасно – резко обрывает женщина – она-то никого не жалела. А мать твою так и вообще в могилу свела..
– Что?
Опомнившись, наставница тут же умолкает на полуслове и с каким-то нарочито глуповатым выражением указывает в сторону:
– Смотри, хну уже несут, идем.
– Но Шахи-хатун, ты сказала..
– Идем-идем, негоже отвлекаться на постороннее в вечер невесты..
На неудовольствие Лале – в залу и правда вносят большой поднос, по краям которого горят свечи, а в центре возвышается горка зеленоватого порошка. Вскоре этот порошок смешивают с водой, получая жидкую пасту.
– По традиции расписывать руки невесты хной должна самая удачливая в замужестве женщина – заявляет одна из гостей – чтобы новобрачной повезло в семейно жизни так же, как и ей.
Мгновение все оглядывают друг друга, после чего, едва ли не единогласно, подзывают девушку с вуалью:
– Нурай-хатун, кому как не тебе повезло с замужеством. Богатый, знатный, видный человек. Иди сюда.
Лицо Нурай белеет. Однако, она покорно подходит к подносу, берет кисточку, обмакивает ее. На секунду замирает, глядя на счастливое лицо Сафие-хатун… после чего вдруг кладет кисть обратно несколько резковатым движением:
– Простите, я что-то нехорошо себя чувствую. Пусть кто-нибудь другой.
Голос ее звучит холодно, слова такие же обрывчатые, как и движения. Сказав это, она быстро возвращается на свое место, а ей довольно скоро находят замену, проведя обряд по всем правилам.
После росписи Сафие – наступает уже ее очередь делать рисунки своим подругам. Оглядев всех, она подзывает к себе первой Лале. Впрочем, девушка не удивляется – она была почти уверена, что так и будет, поскольку Сафие начисто убеждена, что сохранение их любви с Даметом – исключительно заслуга нарисованного Лале портретом.
Следует несколько минут, покуда Сафие с излишней старательностью выводит узоры на оголенных ключицах подруги:
– Вот, почти готово. Сейчас, тут один штришок поправлю. Не прокрасился..
Сафие чуть сильнее надавливает, и..
ХРУСТЬ!
Тонкая кисточка в ее руке надламывается.
– О, Всевышний! – с ужасом восклицает Шахи-хатун.
А в зале воцаряется гробовая тишина.
-9-
Лале изумленно оглядывается на женщин, что все как одна, испуганно уставляются на нее. В ее груди поднимается неприятное чувство и она переводит взгляд с одной на другую:
– Что? Это что-то значит?
Но все молчат, кратко переглядываясь между собой. Наконец Шахи-хатун, которую, как уже показалось Лале хватил удар, поспешно встает и отмахивается на женщин:
– Ну что смотрите? Ничего особенного, давайте дальше!
Женщины тут же тупят глаза, начинают нарочито громко заговаривать, активно имитируя видимость «все нормально», тем самым еще более явственно заставляя Лале осознать, что произошло что-то ужасное.
Голова начинает болеть, в висках стучать, а воздуха вдруг становится слишком мало.. Разговоры становятся будто бы все громче, косые взгляды на нее все чаще..
Она поспешно вскакивает:
– Я пойду, Сафие-хатун, выйду на улицу. Что-то мне нехорошо.
Но уже у самых дверей ее окликает чей-то насмешливый голос. Обернувшись, она замечает явно чем-то очень довольную Халиме, стоящую поодаль от остальных. Помня слова наставницы, Лале враждебно хмурится:
– Чего вам?
– Забавная ситуация – с ехидной ухмылкой говорит та, изображая из себя саму невинность – почему никто не хочет объяснить тебе значение произошедшего, если оно в самом деле ничего не значит?
– Может, тогда, вы объясните? – с вызовом бросает она.
– О, с радостью, милая. Сломанная кисть при таком обряде – это самый дурной знак. Означает, что девушка никогда не выйдет замуж.
Ухмылка становится еще шире:
– А если и соберется, то умрет накануне замужества…
* * *
Лале входит в класс со стопкой рисунков и принимается раскладывать их на учительском столе. Ходжам Мустафа заранее попросил ее подготовить эти рисунки, и она с радостью изобразила необходимое к сроку урока с ребятишками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Собственно, эти же самые ребятишки лет десяти-двенадцати и галдят сейчас здесь, в ожидании учителя, и совершенно не обращая на ее появление никакого внимания.
Кроме одного.
Худенький, бледнолицый мальчик с черными, как смоль, волнистыми волосами – очень сильно походящий на Влада. Однако, между братьями есть одна главная отличительная черта – глаза Раду тускло-зеленого цвета, а не ярко-голубого, как у его старшего брата.
Он единственный подходит к ней ближе.
– Привет, Раду – улыбается Лале, заметив его – как дела?
– Все хорошо, Лале-хатун. Вам помочь?
– Можно – она с готовностью указывает ему на стол – нужно разложить рисунки по темам, справишься?
– Конечно.
Он с излишней старательностью принимается за вверенное ему дело. Лале украдкой поглядывает на него и понимает, что несмотря на разный цвет глаз, они с Владом все же будто два брата близнеца с десятилетней разницей в возрасте. Он все больше начинает походить на того юношу, которого четыре года назад привезли ко дворцу.
Тогда Раду был лишь маленьким мальчиком – но теперь в нем все явственнее проступают те черты, что уже окончательно оформились во внешности его старшего брата.
Невероятно красивый мальчик, который служит Лале хоть какой-то отдушиной для глаз, пока она не может видеть его брата. Глядя на него – ей кажется, что будто бы и Влад совсем не так далеко отсюда, как есть на деле.. будто бы вот он, стоит перед ней, слегка потерявшись во времени и утянувшись в росте.
– Как ты сейчас без брата? – спрашивает Лале – скучаешь по нему?
Она-то уж точно скучает.
– Нет.
Мальчик произносит это как-то слишком резко и сухо. И тут же в его глазах мелькает неловкость:
– В смысле, все в порядке. Я взрослый мужчина и справляюсь.
Лале едва сдерживает улыбку:
– Взрослые мужчины тоже иногда скучают, Раду. В этом нет ничего постыдного.
Он как-то недоверчиво смотрит на нее, после чего жмет плечами и продолжает раскладывать рисунки.
– К тому же, Влад скоро закончит свое обучение у Азиз-паши и вернется и вернется к нам – решив переформулировать свой вопрос, дабы мальчик так не супился, Лале спрашивает теперь иначе – ждешь его возвращения?
Раду не догадывается, что по факту это один и тот же вопрос, и тут же активно кивает:
– Да. Очень – после чего, чуть помедлив, неуверенно поднимает глаза на нее – а вы, Лале-хатун?
– Еще больше – с легкой улыбкой отвечает она.
Наконец, они заканчивают с рисунками и Раду возвращается к ребятам, а Лале наблюдает за ними, ожидая прихода учителя. Вскоре ходжам Мустафа появляется в классе и, увидев Лале с рисунками, расплывается в широкой улыбке:
– Лале-хатун, опять вы нас выручаете, чтобы мы без вас делали! – подходит ближе, рассматривая картинки – может, все-таки подумаете об учительской должности? Я был бы рад.
– Нет, ходжам Мустафа, но спасибо. Я с удовольствием рисую для школы учебные материалы, но учительство – это не мое. Я бы хотела посвятить себя живописи.
Он внимательнее смотрит на рисунки и кивает:
– Понимаю.. Грешно такой талант зарывать, его надо освещать, Лале-хатун..
– Но у вас же есть Зара – напоминает Лале, увидев вошедшую следом девушку – вместе вы отлично справляетесь.
Зара подходит к ним и, глянув на рисунки, восторженно улыбается:
– Какие чудесные рисунки, Лале-хатун! Они нам здорово помогут!
– Зара, приглядите за этими сорванцами? – просит учитель -я кое-что забыл..
И поспешно ретируется из кабинета, в который только что зашел. В ожидании его возвращения, Лале начинает расспрашивать Зару о ее новых успехах.. когда вдруг дверь открывается шумным толчком. Будто бы кто-то, не иначе, стукнул в нее ногой.
Девушки подпрыгивают и оборачиваются.
В зал гордым шагом входит мужчина. Одежда его говорит о высоком звании, но Лале почему-то видит его впервые – хотя обычно знает и внешне и поименно всех высших чинов при дворце.