Собрание сочинений в 6 томах. Том 2 - Грэм Грин

же он прошел с той поры, как благополучное фото из «Тэтлера» так разозлило меня! На столе у меня лежал, лицом вниз, портрет Сары, увеличенный моментальный снимок. Он перевернул его и сказал:

— Помню, как я ее щелкнул.

Она говорила, что снимала подруга — видимо, щадила мои чувства. На снимке она была моложе, счастливей, но никак не прекрасней, чем в те годы, когда я знал ее. Хотел бы я, чтобы со мной она глядела вот так, но любовник чаще видит, как горе застывает вокруг лица его любовницы, словно гипс — такая уж у нас судьба. Генри сказал:

— Я валял дурака, чтобы она засмеялась. Интересный человек Гордон?

— Скорее да.

— Дом теперь такой странный. Я стараюсь почаще уходить. Вы не могли бы пообедать со мной в клубе?

— Работы много.

Он оглядел мою комнату и сказал:

— Вам негде разместить книги.

— Да, — сказал я. — Я их держу и под кроватью.

Он взял журнал, который прислал Уотербери, чтобы показать перед нашей встречей образец своего творчества, и сказал:

— У меня место найдется. Собственно, вы можете устроиться как бы отдельно.

Я слишком удивился, чтобы ответить. Он быстро продолжал, листая страницы, словно и впрямь занят журналом:

— Подумайте. Не решайте сейчас.

— Спасибо вам, Генри.

— Вы бы оказали мне большую услугу.

«А что? — думал я. — Считают, что писатель выше условностей. Неужели я чту условности больше, чем чиновник?»

— Сегодня, — сказал Генри, — я видел всех нас во сне.

— Да?

— Я плохо помню. Мы вместе пили. Мы были счастливы. Когда я проснулся, я вспомнил, что она умерла.

— Я ее во сне не вижу.

— Лучше бы мы не мешали священнику.

— Но это же глупо. Она такая же католичка, как мы с вами.

— Вы верите в жизнь после смерти?

— Отдельного человека? Нет.

— Это нельзя доказать.

— Ничего нельзя доказать. Вот я пишу роман. Как вы докажете, что ничего такого не было? Сегодня я встретил человека о трех ногах.

— Ужас какой!

— Да, и покрыт чешуей.

— Вы шутите.

— Докажите это, Генри. Не можете — а я не могу доказать, что нет Бога. Я просто знаю, что Его нет, как вы про эти ноги.

— Непременно найдутся доводы.

— Я тоже могу их найти. Сошлюсь на Аристотеля.

Генри резко сменил тему.

— Вам и дешевле будет, если вы ко мне переедете. Она всегда говорила, ваши книги не слишком раскупают.

— Нет, кое-какой успех есть, — сказал я, припомнив статью Уотербери. — Приходит такое время, когда критики просто ладони отбивают, даже заранее. Надо подождать.

Я говорил, потому что не решил, что делать.

— Вы ведь не обижены, правда? — сказал Генри. — Я на вас тогда рассердился, но сейчас ведь это неважно.

— Я ошибся. Тот человек — просто глупый болтун, ее занимали его теории. Забудьте это, Генри.

— Она была добрая, Бендрикс. Вот сплетничают, а она — хорошая. Она не виновата, что я… ну, не любил ее, как надо. Понимаете, я очень осторожный, скучный. Ей нужен был такой, как вы.

— Она меня бросила, Генри.

— Знаете, она меня уговорила прочитать вашу книгу. Там женщина умерла, и ее дом…

— «Честолюбивый хозяин».

— Да, да. Тогда мне понравилось, но вы все напутали, Бендрикс. Вы пишете, что муж ходит по комнатам, передвигает мебель, чтобы казалось, будто он не один. Наливает вино в два бокала.

— Забыл. Как-то уж очень литературно.

— Это неверно, Бендрикс. То-то и плохо, что дом — не пустой. Раньше, бывало, я вернусь, а ее нету, ушла — наверное, к вам. Вот тогда он был пустой. Я ведь по-своему ее любил. Не застану ее и думаю, что сейчас найду письмо: «Дорогой Генри…» Знаете, как в романе.

— Да.

— А теперь он не пустой. Не знаю, как это выразить. Ее никогда нет, но ее ведь нет нигде. Она ни с кем не завтракает, не сидит с вами в кино. Ей негде быть, кроме дома.

— Где же ее дом?

— Вы уж простите меня, Бендрикс. Я измотался, устал… сплю плохо. Нельзя говорить с ней, так поговорю хоть о ней, а кроме вас — не с кем.

— У нее масса друзей. Сэр Уильям…

— Не могу я с ним о ней говорить. Лучше уж с этим Паркисом.

— С Паркисом! — вскричал я. Что ж он, навеки пристал к нам?

— Он говорил, он у нас был в гостях. Странных людей она приглашала. Он сказал, вы с ним тоже знакомы.

— Какого черта ему от вас нужно?

— Он говорит, она сделала что-то хорошее его сыну. Бог его знает, когда! Сын болеет. Кажется, Паркис хотел что-нибудь взять на память. Я дал ему ее детские книжки. Их у нее много, все исчирканы карандашом. Надо же от них избавиться. Не продавать же их, правда? Вот и отдал, что тут плохого?

— Ничего. Это он за ней следил, от Сэвиджа.

— Господи, если б я знал!.. А как ее любит вроде бы…

— Он человек, не машина. И чувствительный.

Я оглядел комнату. Там, у Генри, не больше Сары, чем тут, даже меньше, там она растворяется.

— Хорошо, я перееду, — сказал я, — только разрешите платить мою часть за жилье.

— Спасибо, Бендрикс! Дом — наш. Вы давайте денег на расходы.

— Сообщите за три месяца, когда соберетесь жениться.

Он принял это всерьез.

— Я не женюсь. Мне вообще не следовало жениться. Я причинил ей большой вред, когда женился на ней.

6

И я переехал на северную сторону. Генри торопил меня, так что я потерял плату за неделю и еще заплатил пять фунтов шоферу грузовика, надо же было перевезти книги и костюмы. Мне отвели комнату для гостей, под кабинет приспособили кладовую, была и ванная наверху. Генри поселился в гардеробной, а спальную с двумя холодными кроватями отвели для гостей, которых не бывало. Через день-другой я понял, почему теперь дом не пустой. Я работал в Британском музее, пока не закроют, потом работал дома, ждал Генри, мы вместе шли в «Герб» и выпивали. Как-то он уехал на конференцию, и я привел девицу. Толку не было. Я сразу понял, что ничего не выйдет, и чтобы не обижать ее, сказал, что обещал одной женщине никогда ни с кем не спать. Она все поняла, умилилась, проститутки очень почитают чувства. На этот раз я мстить не хотел, я просто опечалился, что навсегда ушло такое приятное занятие. Потом я видел во сне Сару, мы лежали там, у меня, опять ничего не вышло, но я не печалился, нам было и так хорошо.

Через несколько дней я нашел в шкафу детские книжки. Генри отдал не все.