Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

— Он рассмеялся и сказал: «Людям не нужен Император-бухгалтер, им нужен хозяин, кто-нибудь, кто мог бы защитить их от перемен». Но он согласился с тем, что разрушение его Империи исходит от него самого.

— Почему он так сказал?

— Потому что убедился, что я понимаю его проблемы и хочу ему помочь. — А что ты сказал, чтобы он это понял?

Он молчал, разворачивая топтер для посадки на хорошо охраняемую площадку башни.

— Я требую ответа на мой вопрос!

— Я не уверен, что вы примете это.

— Об этом буду судить я! Приказываю тебе говорить!

— Позвольте мне сначала приземлиться, — сказал он. И не дожидаясь ее разрешения, мягко посадил топтер на оранжевую полосу на крыше башни.

— Теперь говори! — потребовала Алия.

— Я сказал ему, что выносить самого себя, возможно, самая трудная задача во Вселенной.

Она покачала головой:

— Это… это…

— Горькая пилюля, — подсказал он нужное слово, наблюдая, как бегут к ним по крыше охранники, принимая на себя задачи эскорта.

— Горькая чепуха!

— Самый знатный и самый ничтожный мучаются одними и теми же проблемами. И нельзя нанять ментата, чтобы он решил эти проблемы за тебя. Тут нельзя получить предписание, нельзя позвать свидетелей, чтобы получить ответ. Ни слуги, ни приверженцы не перевяжут эту рану. Пока ты не перевяжешь ее сам, она будет кровоточить.

Алия отвернулась от него и тут же поняла, что выдала этим свои чувства. Без власти Голоса, без колдовства он еще раз добрался до самых глубин ее души. Как ему это удалось?

— И что же ты посоветовал ему? — прошептала она.

— Рассуждать и устанавливать порядок.

Алия посмотрела на ожидающих в стороне охранников. — И насаждать справедливость, — присовокупила она.

— Вовсе нет! — возразил он. — Я предложил, чтобы он рассуждал, руководствуясь одним-единственным принципом.

— И этот принцип?

— Беречь друзей и уничтожать врагов. — Значит, судить не по справедливости?

— Что такое правосудие? Сталкиваются две силы. У каждой есть право в своей собственной сфере. Он не может предотвратить эти столкновения, он может лишь разрешить их.

— Как?

— Очень просто.

— Сохраняя друзей и уничтожая врагов?

— Разве это не служит стабильности? Людям нужен порядок, какой угодно. Они голодают и видят, что война стала спортом богатых. Это опасная форма рассуждений. Она нарушает порядок.

— Что ж, я скажу брату, что ты рассуждаешь слишком опасно и что тебя надо уничтожить, — сказала она, оборачиваясь к нему.

— Я уже предлагал ему это.

— Потому ты и опасен, что овладел своими страстями, — сказала она, справившись с собой.

— Я опасен вовсе не потому, — и прежде, чем она смогла пошевелиться, он наклонился, взял рукой ее подбородок и припал губами к ее губам.

Это был короткий и нежный поцелуй. Он отодвинулся, а она продолжала сидеть будто в шоке, замечая сдержанные улыбки на лицах охранников, которые неподвижно стояли снаружи.

Алия поднесла палец к губам. Какое знакомое ощущение в этом поцелуе! Его губы — плоть будущего, которое она видела кратчайшим путем предвидения. Грудь ее вздымалась. Она сказала:

— Мне следовало бы приказать, чтобы с тебя содрали кожу.

— Потому что я опасен?

— Потому что ты слишком много себе позволяешь!

— Я не беру ничего, что ранее не было бы мне предложено. Радуйтесь, что я не взял все предложенное. — Он открыл дверцу и выбрался наружу. -Выходите, мы и так слишком долго занимались пустяками. — Он пошел к выходу.

Алия выпрыгнула следом и побежала рядом с ним.

— Я расскажу ему все, что ты говорил и делал, — сказала она.

— Хорошо, — гхола открыл перед ней дверь купола.

— Он прикажет тебя казнить, — сказала она, проскальзывая в дверь.

— Почему? Из-за поцелуя? — Он вошел за ней. Дверь закрылась. -Поцелуя, которого я хотел?

— Поцелуя, которого ты хотел? — Ее переполнял гнев. — Ладно, Алия. Поцелуя, которого мы хотели. — И он пошел впереди.

Его движение будто пробудило в ней предельно ясное сознание, и она поняла его искренность, его предельную правдивость. «Поцелуй, которого я хотела, — сказала она себе. — Это правда».

— Твоя правдивость, вот что опасно, — сказала она, идя следом за ним. — Вы возвращаетесь на путь мудрости, — заметил он, не замедляя шага.

— Ментат не мог бы дать более прямого ответа. А теперь: что вы видели в пустыне?

Она схватила его за руку и заставила остановиться. Он снова сделал это — привел ее мозг в состояние обостренного сознания.

— Я не могу этого объяснить, — ответила она, — но почему-то я все время думаю о лицевых танцорах. Почему?

— Именно за этим ваш брат и послал вас в пустыню, — сказал он. -Расскажите ему об этом.

— Но почему? — она посмотрела на него в упор. — Почему лицевые танцоры?

— Там мертвая женщина, — ответил он. — Но у Свободных не пропадала ни одна молодая женщина.

Глава 11

"Я думаю о том, какое счастье быть живым. Смогу ли я когда-нибудь ощутить себя таким, каким я некогда был? Основа та же. Но вот смогу ли я отыскать собственное "Я"? Это скрыто во мраке будущего… Но мне принадлежит все, доступное человеку, и любое мое действие может достичь цели".

?Высказывания гхолы".

Комментарии Алии.

Пол принял большую дозу спайса и полностью погрузился в его кричащий запах, глядя внутрь себя в оракульском трансе. Он видел, как луна превратилась в продолговатую сферу и начала раскачиваться с ужасным воем и свистом. Внезапно она покатилась вниз, точно мяч, брошенный рукой ребенка… Вниз… Вниз… С яростным шипением, с каким раскаленная звезда погружается в бескрайнее море.

Луна исчезла.

Не зашла, а именно исчезла, ее больше не было. Земля тряслась, как змея, сбрасывающая с себя старую кожу. Ужас прокатился по ней.

Он рывком сел, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Часть его сознания была обращена внутрь, часть — наружу. Снаружи он видел пластальную решетку вентилятора своей спальни и знал, что находится в своей крепости. Внутренним зрением он продолжал видеть, как падает луна. Наружу! Скорее наружу!

Решетка выходила в сверкающий свет полудня над Арракином. Внутри же была черная ночь. Сладкие запахи, поднимающиеся из сада, доносились до его ноздрей, но ни один запах не мог вернуть ему эту падающую луну.

Пол опустил ноги на холодную поверхность пола и посмотрел наружу через решетку. Прямо перед собой он видел арку пешеходного мостика, сделанного из кристаллически стабилизированного золота и платины. Огненные жемчужины с далекого Седона украшали мостик. Он вел к галереям внутреннего города через бассейн и фонтаны, полные водяных цветов. С мостика, Пол это знал, можно заглянуть в их лепестки, чистые и алые, как свежая кровь. Глаза его приспособились к этой картине, не выходя из спайсового рабства.

Ужасная картина падающей луны.

Эта картина предвещала чудовищную боль в его личной безопасности. Возможно, он видел падение цивилизации, рухнувшей под напором его собственных амбиций.

Луна… луна… падающая луна.

Пришлось принять большую дозу спайса, чтобы преодолеть туман, напущенный таротом. А увидел он лишь падающую луну и ненавистный путь, который знал заранее. Чтобы положить конец джихаду, покончить с этим вулканом крови, он должен признать свою несостоятельность.

Освобождайся… освобождайся… освобождайся…

Запах цветов из сада напомнил ему о Чани. Он тосковал по ее объятиям, объятиям любви, забытья. Но даже Чани не может прогнать это видение. Что скажет Чани, если он заявит ей, что видит смерть? Зная, что это неизбежно, почему бы не избрать аристократическую смерть? Закончить жизнь пышной церемонией, растратить впустую оставшееся время? Умереть прежде, чем иссякнет воля к власти, разве это не аристократический выбор?

Он встал, подошел к отверстию в решетке и вышел на балкон, окутанный цветами и лианами сада. Но во рту у него была сухость пустыни.

Луна… луна… что это за луна?

Он вспомнил о словах Алии, о теле молодой женщины, найденном в пустыне. Свободная, пристрастившаяся к семуте. Все укладывалось в ненавистный рисунок.

«Никто ничего не может взять от этой Вселенной, — подумал он. — Она сама дает, что захочет».

На низком столике у балконных перил лежала морская раковина с матери-Земли. Он взял ее в руки и постарался перенестись назад во времени. Перламутровая поверхность отражала сверкающие лунки солнечного света. Он оторвал взгляд от раковины и посмотрел на небо, где полыхал гигантский пожар. На серебре небесной полусферы повисла неяркая радуга.

«Мои Свободные называют себя детьми луны», — подумал он.

Положив раковину на место, Пол принялся расхаживать по балкону. Есть ли в этой леденящей кровь картине падающей луны надежда на спасение? Ответ он искал в мистическом общении. Спайс; однако, изнурил его, отняв последние силы.