Коммандос из демиургов - Екатерина Казакова

– Мам, ну чего-ты как немая? Поздоровайся с папой, – в чувство меня приводит требовательный голос дочки.

– Да ма, ты что не рада его видеть? – нетерпеливо топнув ногой, поддерживает ее брат.

Конечно рада, солнышко, -чмокаю сынишку в щеку. И не обращая внимание на его "Фу, мама, я уже взрослый", тихонько спрашиваю:

– Влад, кто вас сюда привел? И мысленно добавляю про себя:

– Должна же я в случае чего, на погребальном веночке имя написать.

– Дядя Тема, он сказал, что настало время познакомится с папой, – так же шёпотом отвечает сынишка.

Ах, дядя Тема…Резко хочется сделать из кого-то курицу гриль, но я кое-как справляюсь с волнением, и хрипло каркаю в сторону орка:

– Привет, дорогой.

С утра у Оршера было неспокойно на душе. Как будто что-то должно случится, и это "что-то" повлияет на всю его жизнь. Заноза-беспокойство так глубоко засела у него в душе, что даже дети не могли унять тревогу. Когда посреди стойбища раздался шум, он с облегчением выдохнул. Он видел как засуетились его воины, и, хватая оружие, спешат к центру поселения. Мимо него промчался совсем мальчишка, и крикнул на бегу:

– Поспеши Вождь! Там чужачка, она странная и вооружена.

Услышав это, дети радостно взвизгнули:

– Мама! Она пришла! – и не обращая внимание на царящую вокруг суету, со счастливым смехом кинулись прочь.

А у него как-будто отнялись ноги. А сердце, до сих пор не ведавшее страха, забилось испуганной птицей. Она вернулась…Как она встретит его? Что скажет? А вдруг она пришла за детьми, и тут же уйдет, а он так и не увидит ее? От этой мысли, Оршер пришёл в себя, и поспешил догнать убежавших далеко вперёд малышей.

Она стояла в кольце его братьев по роду, и прижимала к себе детей. На первый взгляд она все-такая же, как он запомнил ее. Но вот если приглядеться повнимательней, то становится видно, она стала другой. Материнство сделало ее более женственной, черты лица стали мягче. Но вот только на домашнюю кошку она совсем не похожа. Скорее львица, которая будет драться за своих детей до последнего. И об этом говорит рукоятка меча, висящего у нее за спиной. И нарочито расслабленная поза. И стальной взгляд, словно предупреждающий "Тронешь моих детей – и умрешь". Да, его Женщина стала воином. Все так и есть как говорил ее друг.

Только бы у его бойцов не сдали нервы и кто-нибудь не попытался тронуть ее. Она будет убивать, опасаясь что ее детям причинят вред. Духи предков, а ведь она не знает, кто привёл их к нему и может подумать что угодно. Ульфур задери этого Темного, решившего за ее спиной познакомить его с близнецами.

Орк молча смотрел на свою семью, и отчаянно пытался найти слова, которые он ей должен сказать. Сколько раз он представлял их встречу, а когда она настала, оказалось, что он не готов. Главное сейчас успокоить ее, и увести к себе в шатер. А потом они поговорят.

Наконец она расслабилась, услышав, ответ сына, как они с сестрой попали сюда.

На него смотрят глаза, снящиеся ему каждую ночь, и режущий натянутые нервы, голос с хрипотцой говорит:

– Привет, дорогой.

Он видит, что слова даются ей с трудом, но от его ответа сейчас зависят жизни его воинов.

После моих слов, он подходит ко мне вплотную, со словами:

– Здравствуй, милая, – обнимает меня.

А потом тихонько шепчет на ухо:

– Спасибо тебе за них.

Какой-то чертик сидящий во мне, дергает меня за язык:

– Да не за что, обращайся если что, до пятницы я совершенно свободна.

Он нарочито смеется, и, подхватив детей на руки, приглашает пройти в его шатер.

До вечера мы играли в образцово-показательную семью, ни одним жестом не выдав себя. Не надо детям пока еще знать, что родители видят друг друга третий раз в жизни. Я рассказывала смешные истории о проделках этих шкод, они притворно смущались, а орк впитывал себя как губка каждое слово. Только когда дети заснули, мы смогли спокойно поговорить.

– У тебя есть где тут помыться? А то я не успела, зная, как кое-кто любит греть свои ушки, намекаю, что нам не плохо бы прогуляться.

– Пойдем, я провожу тебя до ручья, – к счастью отец моих детей дураком не был.

– Прихвати мне во что переодеться, и убери мое оружие, не дай бог кто любопытный захочет его посмотреть, – говорю и начинаю снимать с себя весь металлолом, щедро нашпигованный магией, что так любит на меня навешивать Кабан с Гламуром.

По мере того как возле моих ног начинает высится горка убийственного барахла, у орка начинают округлятся глаза. Но он быстро приходит в себя, и рассовывает весь мой арсенал по сундукам. Не дожидаясь пока он все уберёт, я выхожу в сумерки.

– Дети не возьмут эти вещи? – он вышел за мной следом, и в его голосе слышится нешуточная обеспокоенность.

– Нет, они знаю что это брать нельзя, – мне приятно что он так беспокоится за них.

Всю дорогу до источника мы перебрасывались ничем не значащими фразами, ушедшая во время разговора с близняшками неловкость, снова вернулась. Пока я ополаскивалась в ледяной воде, он развёл костёр. Вытираясь, я украдкой любовалась своим Мужниной. За то время, что мы не виделись, он ещё более возмужал. В волосах сверкают серебристые нитки, и мне очень хочется верить, что они появились не из-за меня.

Молчание давит мне на плечи, хочу заорать:

– Да скажи же ты хоть что-нибудь! – но упрямо молчу. Да я виновата, но он мужчина, пусть делает первый шаг.

Повернувшись к нему спиной, натягиваю на чуть влажное тело его рубашку. Знакомый запах обволакивает меня как тёплое облако, и я остро чувствую, как мне его не хватало все эти годы. К черту эту гордость! Если мы сейчас нормально не поговорим, то завтра я уйду, и кто знает, когда ещё загляну на Лабуду. Поворачиваюсь и оказываюсь прижатой к его груди. Утыкаюсь носом в шею, и слышу тяжёлый вздох:

Духи предков, какая же ты у меня упрямая!

А я счастливо вздыхаю, чувствуя, как по щёкам текут слезы. И мне слышится, как где-то высоко в небе кто-то невидимый произнёс:

– Слава мне, а то уже думал, этого уже никогда не случится!

Когда к нам вернулась способность более-менее внятно излагать свои мысли, Оршер задал мне вопрос, которого я больше всего боялась:

– Дариа, а как мы теперь будем жить?

Смотрю в его серьёзные глаза, ещё несколько минут полыхавшие страстью, и кидаюсь как в омут:

– Орк, у тебя обязательства перед своими людьми, у меня перед своими. Мы оба сдохнем от скуки, если будем жить в мире одного из нас. Еще хочу чтобы ты знал – я неприлично богатая и жутко известная среди богов и демиургов женщина. И я не хочу, чтобы кто-то даже посмел подумать, что ты живёшь со мной из-за всего этого. Поэтому предлагаю, две недели я живу в своем мире, ну или куда меня нелегкая занесет, а ты в своем. А две недели мы живём с тобой в мире, где нас никто не знает. И я клянусь, ни один небожитель, ни один мой знакомый не посмеет нас побеспокоить, если мы оба этого не захотим.