Радуга тяготения - Томас Пинчон

Подъезжает лайба военной полиции — клаксон, сирена, мигалка, все в действии. Подзор и Кутырь и впрямь неохотно расслабляются и, выдохом сдув щеки, расходятся. Будин с десяти шагов через головы пробуждающейся толпы швыряет толстый пакет оккупационных бон, который коммандо ловит, перехлестнув, разламывает и половину отдает Подзору, который уже направляется к трапу своего серого засранца, «Джона 3. Бяки», где шканечные глядят живее, и даже карточная партия в судовой прачке прервалась, чтобы все смогли выйти поглядеть на большую катавасию. На берегу толчется пьянь — медлительно и толком не осознавая цели. Из-за бледных электрических огней накатывают девчонки, дрожат, возбужденные, встрепанные, желают околдовать Сент-Джона Кутыря и увлечь его прочь под покров хорошенькой пастельной синтетики и любвеобильных визгов. Будин с Криптоном, враскачку и матерясь, пробираются сквозь толпу, спотыкаясь о спящих и бодрствующих, останавливаются у большого мусорного бака, чтобы извлечь Ленитропа, а тот поднимается с горы яичной скорлупы, кошмарных куриных деталей в желтой подливке, кофейной гущи и использованной бумаги, что стекают или с хрустом скатываются с него, поднимает маску на лоб и приветственно улыбается Будину.

— Ракетмен, срань господня, и впрямь. Что такое, старина?

— Меня подставили, нужно до «Путци» добраться. — Тем временем подъехали грузовики, в чьи парусиновые тени «красные шапочки» уже загружают всех, кто движется медленнее их. И вот два гражданских, один с бородкой, уже несутся по пирсу с воплями:

— Костюм свиньи, костюм свиньи, вон, смотрите, — и:

— Вы — Ленитроп — ни с места.

Вот уж дудки, и Ленитроп с громовым лязгом и треском выкатывается из мусора и, не включив еще самонаведения, кидается вслед за Будином и Криптоном, в стороны разлетается курий жир, скорлупа засыпает кильватер. У следующего гнездовья эсминцев стоит клубный автомобиль Красного Креста — ну или походная кухня, свет из нее почти ровным квадратом льется на асфальт, внутри, в раме окна, на фоне штабелей из батончиков, сигарет, клинообразных сэндвичей в вощанке сидит хорошенькая девушка с прической Диэнны Дёрбин.

— Кофе, мальчики? — улыбается она, — а сэндвичей не желаете? Сегодня мы распродали почти все, остались только с ветчиной, — и тут, заметив Ленитропа: — ой, мама, простите…

— Ключи от машины, — Будин подваливает с ухмылкой Кэгни и пистолетом с никелированными накладками, — давай, — взводя курок.

Круто хмурится, жмет подложенными плечами.

— В зажигании, Джексон, — Алберт Криптон забирается назад, компанию ей составить, а Ленитроп с Будином прыгают вперед и дергают с места тугим визгливым разворотом как раз в тот миг, когда подбегают двое шпаков.

— А это еще нах кто? — Ленитроп оборачивается в окно, глядит, как удаляются их голосящие силуэты. — Ты заметил у этой пташки туза пик на щеке?

Будин огибает беспорядки вокруг «Джона 3. Бяки» и кажет всем непременный средний палец. Ленитроп откидывается на спинку, поднимает свинячью маску, как рыцарь забрало, извлекает пачку сигарет из кармана фуфайки Будина, закуривает, устал, поспать бы, и все… За спиной вдруг истошный вопль девушки из Красного Креста:

— Господи, что это!

— Послушай, — Криптон, терпеливо, — насыпаешь чуть-чуть на кончик пальца, вот так, потом зажимаешь себе половинку носика, и-и…

— Это кокаин! — голос девушки взлетает к тревожным высотам, — вот что это! Это героин! Да вы наркоманы! и вы похитили меня! О господи! Это же, как вы не понимаете, это же клубная передвижка Красного Креста! Это собственность Красного Креста! Ох, нельзя же так делать! Я в Красном Кресте работаю! О помогите же мне кто-нибудь! Тут наркоманы! Прошу вас, о! На помощь! Остановите и высадите меня! Забирайте машину, если хотите, забирайте все, только пожалуйста, не…

— Пору ли чуток, — Будин разворачивается и направляет блестящий пистолет на девушку.

— Вы не можете меня застрелить, — вопит она, — хулиган, вы кем себя вообразили — угонять собственность Красного Креста! Пошли бы вы… куда-нибудь и… нюхали свой наркотик… оставьте нас в покое!

— Пизда, — сообщает матрос Будин тоном спокойным и разумным, — ты не права. Я могу тебя застрелить. Ага? Итак, ты, значит, работаешь на эту дивную человечную организацию, что взимала по пятнадцать центов за кофе и пончики в Битве при, блядь, Клине, если уж тебе и впрямь охота разбираться, кто у кого крадет чего.

— «Что», — отвечает она гораздо смирнее, нижняя губка дрожит эдак миленько и стервозненько — так кажется Ленитропу, который поглядывает в зеркальце, раз уж Будин опять взялся за руль.

— Ого, а это что, — Криптон же наблюдает за ее попкой, — это что у нас такое, — которая смещается туда-сюда под юбкой хаки: девушка стоит, утвердив длинные свои ноги, — грохочуще-скрипучие 60–70 миль в час плюс странная методика поворотов Будина, которая выглядит некоей стилизованной формой самоубийства.

— Вас как зовут? — улыбается Ленитроп, добродушный боров.

— Ширли.

— Эния. Здрасьте.

— Тра-ля-ля, — Криптон уже грабит кассу, пожирает батончики «Херши» и набивает себе носки пачками покурки, — любовь в цвету. — Примерно тут Будин лупит по тормозам и пускается неимоверным юзом, жопу грузовика разворачивает к залитой льдистым светом живой картине: часовые в подшлемниках с белыми трафаретными буквами, в белых ремнях, с белыми кобурами, дорога перегорожена баррикадой, к джипу, пригнувшись и вереща в рацию, бежит офицер.

— Блокпост? Да какого хуя, — Будин выкручивает задним ходом, разнообразные добряки для войск сыплются с полок, и грузовик шаткими рывками разворачивается. Ширли теряет опору и валится вперед, Криптон старается ее цапнуть сзади, Ленитроп нагибается за пистолетом на приборной доске, а когда ему удается опять развернуться к окну, девушка уже полураспласталась на переднем сиденье. — Ну и где, блядь, первая теперь? Это что, коробка передач Красного Креста — надо монетку совать, чтоб поменять сцепление, эй Ширм?

— Ой мамочки, — Ширли втискивается между ними, берется за рычаг, — вот так, чурбан. — Позади — выстрелы.

— Спасибо, — грит Будин, и, с вонючим дымящимся визгом стирая с колес резину, они летят дальше.

— Ух, а ты и впрямь нарасхват, Ракетмен, — Криптон, лежа сзади, с улыбкой протягивает Ширли лодыжку, к которой примотан пузырек с кокаином.

— И не говори.

— Нет, спасибо, — грит Ширли. — Мне по правде лучше не стоит.

— Да лана… ай…

— Там сзади «подснежнички» были? — Ленитроп щурится фонарному сиянью впереди. — Солдатня? Что наши солдаты делают в британском секторе, вы не знаете?

— Может, и нет, — гадает Будин, — может, просто Береговой Патруль, ладно тебе, не параной, и так хватает…

— Слышь, глянь, я вот (хлюп) делаю и у меня никакие (хлюп) клыки не вырастают, ничего…

— Ну я не знаю, — Ширли становится на коленки лицом назад, груди подперты спинкой сиденья, одна большая и гладкая рука сельской девахи у Ленитропа на плече для опоры.

— Слушай, — грит Будин, — в чем дело-то — валюта, или наркота, или что? Мне бы просто понять, чего ждать, потому что если держиморды за…

— Только за мной, насколько мне известно. К делам никакого отношения, совсем другие маневры.

— Она роза на ничьеееей землееее, — поет Алберт Криптон, улещивает.

— Зачем тебе к «Путци»?

— Надо со Шпрингером повидаться.

— Не знал, что он тут будет.

— Почему все так говорят?

— Дога де дзабудь, — Ширли разговаривает всего одной ноздрей, — де оджень ддого, Адберт, мадюзедьгий гузоджег.

— Просто его давненько никто не видал.

— Теперь вдыхай, хорошо, хорошо, так — давай. Мм-н, еще немножко осталось, э-э, козявка типа мешает… еще разок, ага. Теперь в другую.

— Алберт, ты же говорил, только одну.

— Слушай, Рачок, если тебя заметут…

— И думать не хочу.

— Черти червивые, — грит Ширли.

— Понравилось? На, нюхни еще маленько.

— Что ты вообще натворил?

— Ничего. Хотел поговорить кое с кем в этом ГОРО. Понять, что творится. Должны были просто поговорить, понимаешь, не для протокола — сегодня в диспансере. На нейтральной территории. А вместо этого Лягаш заявился. А теперь еще и два этих урода в штатском.

— Так ты шпион или чего?

— Шпионом было б нефигово. Ох батюшки. Не надо было влазить.

— Н-да, не позавидуешь. — И матрос Будин едет дальше, не нравится ему все это, раскидывает мозгой, раскисает мало-помалу. — Слышь, — наконец, — а если они, ну, догонят тебя, я б твоей Матушке мог написать, например.

— Моей… — Пристальный взгляд. — Нет-нет-нет…