Тайная история масонства - Олег Платонов

После июльского переворота 1908 г. комитет и при конституционном режиме сохранил свой характер тайного иудейского элемента с обычным для всех тайных обществ подразделением на степени посвящения соответственно размерам «ведения», причем членам низшей степени было присвоено наименование «фидаи», или, вернее, «федави», что означает людей, готовых на все и заранее обрекших себя на гибель ради успеха дела.

Наконец, в 1909 г. при содействии французских и итальянских масонов возник самостоятельный Великий Восток Турции. Первым его актом было низложение старого и хотя безвластного, но все-таки неудобного султана и замена его уже совершенно безвольным неврастеником Магометом V.

Великим Мастером новорожденного турецкого Великого Востока был поставлен один из самых деятельных членов комитета и главный участник переворота, министр внутренних дел крипто-иудей Талаат-бей. Крипто-иудеями, т.е. тайными иудеями, на Ближнем Востоке греки называют таких жидов, которые наружно приняли ислам и носят феску, но остаются в моисеевом законе и соблюдают негласно все иудейские обряды. Турки называют их «якямидулих», т.е. жиды-оборотни (в буквальном переводе: жиды, вывернувшие шкуру), и весьма основательно опасаются их гораздо более их явных единоверцев, ибо такие оборотни представляют собой самый неблагонадежный в нравственном отношении элемент.

В состав совета ордена под председательством Талаата вошли исключительно иудеи. Явные: Эммануэль Карассо, Козен и Фараджи — и тайные: министр финансов Джавид-бей, принадлежащий к полуиудейской, полумагометанской каббалистической секте Саббатой-Цеви, Сализин Кибар и врач Назим, самая гнусная и низменная тварь из всего комитета. Из них Кирассо и Фараджи, у которых в жилах нет ни капли ни турецкой, ни арабской крови, ходили объявлять султану Абдул-Гамиду от имени всего турецкого народа о его низложении.

С воцарением Магомета V ложи стали плодиться, как грибы. Скоро все правительство сделалось чисто масонским. Мало-помалу среди членов самого кабинета образовался как бы внутренний тайный комитет, исключительно масонский, в состав коего вошли: министр внутренних дел Талаат-бей, финансов Джавид-бей, морской Махмуд-Мухтар-Паша и Шейт-уль Ислам. Этот высший представитель духовной власти был отъявленный безбожник и самый яростный и нетерпимый масон.

Самой влиятельной из всех была так называемая «Конституционная ложа», Мастером Стула которой состоял все тот же пресловутый крипто-иудей Джавид-бей. Его товарищем по ложе и личным секретарем состоял иудей Иаков Менашэ, и вот в этой-то именно ложе при содействии и с ведома Талаат-бея совершались при помощи иудейских банкиров самые темные, грабительские операции.

Такая деятельность Джавид-бея и его товарищей, самовластное распоряжение государственной казной для удовлетворения аппетитов разных клиентов и прихвостней, явное попирание всех национальных традиций вызвало всеобщее озлобление, недовольство и, наконец, военную контрреволюцию.

Всем известно и понятно, при каких обстоятельствах младотурки вновь завладели властью. Остается добавить, что Талаат-бей участвовал в заговоре, организованном Энвер-беем, и непосредственно прикосновенен к убийству военного министра Назим-Паши.

Когда я узнал, что такая личность поставлена во главе чрезвычайного посольства, отправляющегося приветствовать нашего Государя, я поспешил прибегнуть к любезному содействию А.А. Красильникова, прося его на всякий случай напомнить департаменту о моих сведениях, в том предположении, что, быть может, департамент сочтет нужным на всякий случай, sous toutes userves, предупредить дворцового коменданта. По тем же слухам, предстоящие переговоры будут иметь весьма серьезный характер и коснутся не только реформ в Анатолии, но и вопроса об островах, об англо-турецком соглашении, об отношениях к Греции и т.п. Видимо, нам удалось достигнуть какого-то весьма важного соглашения, которое считается выгодным, поэтому желательно, чтобы оно оказалось таковым и на самом деле, а не как бывает иногда, что заключаемые нами соглашения оказываются впоследствии выгодными для всех, кроме России, и обставить себя солидными гарантиями, зная и памятуя, что такие господа, как Талаат-бей, способны и готовы на всякий обман и предательство, как все люди, которые не имеют за собой прошлого и которым терять нечего.

Как бы там ни было, мне, воспитанному в старинных христианских и монархических традициях, до слез горько и обидно, что во всей Турецкой Империи и в антураже султана не нашлось человека более достойного и приличного, чтобы приветствовать Русского Царя, как запачканный кровью авантюрист и жидовский оборотень.

Л.Р.

(ГАРФ. ф.102. 1905. д.12. ч.2. прод.5, л.264-275.)

14. Л. Ратаев. Записка о деятелях масонских лож

Вырубов Григорий Николаевич (1843-1913) мне памятен и по моей прежней службе, и хорошо известен по моим работам по масонству.

Принадлежа к старинной дворянской семье, Вырубов получил образование в Императорском Александровском лицее, где и окончил курс в 1862 г. В то время, т.е. во второй половине шестидесятых годов, в этом учебном заведении учителем французского языка состоял некий Помье, ревностный последователь позитивной философии, а по политическим убеждениям крайний республиканец. Он внимательно приглядывался к своим ученикам, выбирал наиболее талантливых, сметливых и развитых, собирал их у себя на квартире по вечерам и устраивал собеседования, на коих развивал перед слушателями свои философские и политические воззрения.

Благодаря такой авторитетной пропаганде в течение нескольких выпусков из лицея выходили юноши, оппозиционно настроенные против правительства. Из числа их я припоминаю Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичей, А.А. Слепцова, А.А. Рихтера, Е.В. де Роберти де Кастро ля Серда и Г.Н. Вырубова.

Судьба этих молодых людей была весьма различна: Н.А. Серно-Соловьевич, будучи чиновником канцелярии Государственного Совета, за принадлежность к революционному сообществу «Знамя Труда», в коем играл руководящую роль, был сослан в Сибирь, на каторгу, где кажется, и кончил свою жизнь. Е.В. де Роберти неоднократно привлекался к дознаниям политического характера и состоял под гласным надзором полиции. А.А. Рихтер и А.А. Слепцов сделали блестящую служебную карьеру, первый — по Министерству Финансов, а второй — по Министерству Народного Просвещения, отнюдь однако, не изменяя усвоенным со школьной скамьи революционным убеждениям, а, напротив, по мере возможности пользуясь своим служебным положением, стремились проводить свои идеи в жизнь.

Так, А.А. Рихтер, занимая должность директора Департамента окладных сборов, разработал проект о преобразовании податного управления, последствием коего явилось учреждение института податных инспекторов (1885). Без всякого предварительного сношения с кем-либо он назначил на вновь учрежденные должности исключительно лиц политически неблагонадежных и даже административно-ссыльных. По всей России поднялся ропот губернаторов, ибо бывали даже такие случаи, что лица, высланные из губернии, возвращались обратно к тому же губернатору уже в качестве официальных лиц. Я ясно припоминаю всю эту историю, ибо при Министре Внутренних Дел графе Д.А. Толстом именно мне было поручено составить для министра проект всеподданнейшего доклада, последствием коего было, во-первых, устранение А. Рихтера от должности, а затем и уход Министра Финансов Н.X. Бунге, а во-вторых, последовало циркулярное распоряжение о направлении запросов о благонадежности лиц, поступающих на службу непосредственно в Департамент полиции.

Тем не менее Рихтер не был уволен от службы, а назначен членом совета Министра Финансов и скончался в 1898 г. в чине действительного тайного советника, имея все российские ордена, кажется до Белого Орла включительно.

А.А. Слепцов подвигался по ведомству народного просвещения и в то же время в шестидесятых годах состоял одним из руководителей сообщества «Земля и Воля». О его деятельности имеются интересные сведения в книге Л.Ф. Пантелеева «Из воспоминаний прошлого», где он выведен под кличкой «господин в пенсне». В дни свобод в 1905 г. Слепцов принимал деятельное участие в освободительном движении, и встречавшие его на митингах поражались его сияющим видом, с коим он внимал ультрарадикальным речам, перед которыми возражения более умеренных коноводов казались слабыми и не достигающими цели. Слепцов видимо стоял на стороне первых, слыша в их словах элемент анархии и непримиримости.

Все это не помешало ему оставаться до конца жизни кавалером всевозможных орденов и скончаться весьма недавно в чине едва ли не тайного советника.

Я неспроста и не без намерения подчеркиваю эти подробности, ибо они имеют отношение к заключительной части настоящей записки. Пока же могу отметить только ту непонятную слабость, то особое «влечение — род недуга», которую русская государственная власть всегда и во все времена питала к лицам, которые, пользуясь всеми благами, привилегиями и преимуществами государственной службы, в то же время всеми мерами стремились дискредитировать эту власть и подкапывались под устои существующего государственного строя. Они-то именно и делали головокружительную карьеру, на них-то именно, как из рога изобилия, сыпались чины, звезды, ленты, аренды и все прочие «великие и богатые милости».