Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич

Так плавучая тюрьма с успехом завершила своё первое плавание, получив хорошую коммерческую прибыль. Главное тюремное управление Министерства юстиции Российской империи тут же подсчитало стоимость морской транспортировки одного каторжника на Сахалин. Вышло около 95 рублей, тогда как прежние пешие «этапы» из европейской России на дальневосточный остров обходились в 3–4 раза дороже.

Одним словом, «этап» на каторгу через Египет оказался весьма выгодным для государственной казны. Вот только для самих зеков такое экзотическое путешествие обернулось почти библейскими «казнями египетскими»…

«Десять казней египетских…»

После первого рейса «Нижнего Новгорода» этапы из Одессы на Сахалин стали регулярными, отправляясь два раза в год, в марте и июне. За следующие 20 лет на Сахалин через Египет было перевезено 22642 каторжника мужского пола и 1838 женщин-каторжниц. Иногда вместе с ними или вслед за ними на тюремных пароходах добровольно отправлялись на каторжный остров члены их семей – за два десятилетия таковых было 1548 женщин и всего 6 мужчин.

Очень быстро сложился порядок формирования таких «этапов». За зиму приговорённых к сахалинской каторге собирали в двух пересыльных тюрьмах – в московской Бутырке и Харьковском «централе». С марта начиналась подготовка к далёкому этапу – осуждённых заковывали в кандалы, переодевали в робы с «бубновыми тузами» и, в соответствии с действовавшим законодательством, выбривали половину головы (именно такая «причёска» отличала каторжника от остальных заключённых).

Перед отправкой проводился медицинский осмотр, на котором полагалось отсеивать тех, кто по мнению врачей не перенесёт долгий «тропический» этап. Был утверждён специальный перечень заболеваний, которые препятствовали отправке на Сахалин. Заключенные раздевались до гола перед врачебной комиссией, которая ограничивалась поверхностным осмотром По воспоминаниям, главной причиной отбраковки признавались открытые формы «чахотки»-туберкулёза и сифилиса, из сотни каторжников от сахалинского этапа освобождали не более 2–3.

Анатолий Ермаков, получивший в 1901 году 5 лет каторги за организацию стачки на Обуховском заводе, вспоминал, как в Бутырской тюрьме заключенные пытались избежать сахалинского этапа: «Я видел, как многие каторжане калечили себя: пили настой из табака, или какой-нибудь кислотой разводили себя язвы на теле или делали еще что-нибудь, дабы подорвать своё здоровье… Калечившие себя сказали мне, что они боятся Сахалинской каторги и потому уродуют себя».

Среди тюремного населения Сахалинская каторга тогда по праву считалась наиболее далёкой и страшной, лишь единицы возвращались с пугающего острова. Ермаков так вспоминал о заключенных Бутырской тюрьмы, ранее побывавших на Сахалине: «Точно выходцы с того света, они пользовались громадным уважением даже преклонением и авторитетом. На других арестантов они смотрели свысока… Даже на «иванов» (аналог «воров в законе» для XIX века – А.В.), на этот господствовавший в то время в тюрьме «класс», они тоже взирали с презрительной улыбкой небожителей».

Из тюрем европейской части России, через Бутырскую тюрьму и Харьковский централ будущих сахалинских каторжников поездом везли в Одессу. Один из первых польских марксистов Гилярий Госткевич, осуждённый на 13 лет каторги, оставил воспоминания, как в 1887 году его «этапировали» в Одесский порт: «Арестантов было около 1000 человек. Везли нас по незнакомой для нас местности через Кременчуг до Одессы. Самый город видели мы издали, ибо нас повезли к пристани… Спустя несколько часов по прибытию в Одессу нас погрузили на пароход. Перед отходом явился градоначальник Одессы, знаменитый адмирал Зелёный, про которого было распространено столько пикантных анекдотов. Он обратился к арестантам с такой речью:

Вас правительство посылает на Сахалин, где вы можете исправиться и быть ещё полезными людьми; вы должны в пути вести себя прилично, при малейшем ослушании велю вас ошпарить паром, как тараканов…».

Любопытно, что публичные проповеди одесского градоначальника Павла Зеленого перед отправлявшимися на Сахалин каторжниками вспоминают почти все, оставившие мемуары об этом «этапе». Зеленой, имевший уникальный чин «генерала по Адмиралтейству» возглавлял Одессу 15 лет до 1898 года, когда же он вышел в отставку, то вместо него напутственные речи перед отплывающими каторжниками стал произносить капитан соответствующего парохода.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Об этом так вспоминал осуждённый за забастовку Анатолий Ермаков, отплывавший на Сахалин в 1902 году: «Командир парохода, принимая живой груз, стращал нас, что если мы вздумаем бунтовать, то он сумеет усмирить нас и, как клопов или тараканов, обварит всех паром. При этой угрозе он показал на несколько паровых труб, проведенных через трюм…»

От Сахалинчика на Сахалин

В Одессе будущих сахалинских каторжников либо сразу с поезда грузили на пароход, либо некоторое время держали в местном «тюремном замке». Экзотическая отправка зеков на далёкий остров произвела такое впечатление на одесситов, что к концу XIX века район между главным вокзалом Одессы и Люстдорфской дорогой прозвали Сахалинчиком. Именно здесь располагались «тюремный замок» и причалы плавучих тюрем, отправлявшихся на Дальний Восток. Благодаря каторге Сахалинчик стал ещё одним элементом специфического одесского колорита, наряду с Молдаванкой.

Погрузка арестантов на Сахалинчике для Сахалина

Погрузка в плавучие тюрьмы стабильно сопровождалась разборками за власть среди заключенных, прибывших из разных тюрем и регионов большой империи. Каждый отдельный трюм, в котором содержалось обычно от сотни до двух сотен каторжников, должен был выбрать «старосту», ответственного за все переговоры с конвоем и командой корабля. Такие выборы зачастую приводили к жестоким дракам «иванов», «жиганов» и «храпов», как в XIX веке именовались разновидности авторитетной уголовной «масти».

Победивший на столь специфических выборах «староста» при помощи нескольких выбранных помощников управлял всей внутренней жизнью трюма – конвоиры и команда предпочитали лишний раз не спускаться в душные и влажные недра плавучей тюрьмы.

Так же зеки выбирали «десятников» – ответственных за получение бачков с супом или кашей на каждые десять человек.

Кормили зеков плавучих тюрем следующим образом. Основой питания был хлеб или сухари, их выдавали сразу на несколько дней каждому на руки – из расчёта примерно 800 граммов в сутки. Так же на насколько дней выдавалась пайка сахара – 6 «золотников» (примерно 6 чайных ложек) на сутки. С 6 до 7 утра в трюмы выдавали баки с чаем, он вместе с сухарями и сахаром составлял завтрак для обитателей плавучей тюрьмы.

Обед проходил в 11 утра – по трюмам разносили баки с супом, обычно это были щи из квашенной капусты и «солонины». Супом с сухарями обед и ограничивался. Ужин следовал в 5 вечера – тарелка каши, из расчёта 300 грамм гречневой, рисовой или пшённой крупы на человека в сутки.

Вот и всё суточное питание сахалинского «этапа». Поэтому, как вспоминал корабельный доктор Александр Щербак, не раз сопровождавший плавучие тюрьмы на Сахалин, зеки-христиане частенько обманом забирали еду у сокамерников-мусульман, стращая тех, что суп и каша сделаны на свином сале. Впрочем, такая «хитрость», по воспоминаниям доктора Щербака, удавалась только в начале плавания – через пару недель опасность сала не волновала даже самых правоверных…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Для предотвращения цинги зекам в трюмы периодически выдавали лук, чеснок и квашенную капусту. Когда запасы этих русских продуктов кончались, в тропических портах против цинги и укачивания закупали лимоны.

Кроме того, на Цейлоне и в Сингапуре для кормёжки зеков покупали самые дешевые фрукты – бананы, и российские каторжники XIX столетия, первый и последний раз в своей жизни ели такую экзотику… По воспоминаниям, бананы большинству быстро надоедали и их яростно выменивали на остатки ржаных сухарей.