Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль

Однако упоминание грозного комитета не смутило незнакомца.

– Покажите ваше удостоверение.

Андре-Луи протянул ему требуемую бумагу, незнакомец взглянул на нее и кивнул своим спутникам.

– Вы-то мне и нужны. Вот ордер на ваш арест. – И он помахал перед носом Моро каким-то листком.

– В чем меня обвиняют? – справившись с секундным замешательством, осведомился Андре-Луи.

Человек в тяжелом плаще, не удостоив арестованного ответом, повернулся спиной.

– Ведите за мной, – бросил он своим людям.

Андре-Луи больше ни о чем не спрашивал и не протестовал. Он не сомневался в причинах ареста. До Сен-Жюста наконец дошли известия из Блеранкура, и народный представитель нанес стремительный контрудар. А документы, которые в это время должны были бы находиться в руках Демулена и посредством которых Андре-Луи мог бы парализовать действия Сен-Жюста, документы, которые могли бы оправдать несанкционированную деятельность Моро в Блеранкуре, совсем недавно превратились в горку пепла, и над ней, должно быть, все еще бушевал наверху де Бац.

«Только и остается, что рассмеяться», – подумал Андре-Луи – и рассмеялся. Его мир рухнул.

Арестованного провели через сад Тюильри, по набережной и Новому мосту к Консьержери. Там, в привратницкой, его обыскали, но не нашли ничего ценного или важного, кроме часов и нескольких ассигнаций на сумму около тысячи ливров. Вещи ему вернули и повели по темным сводчатым коридорам, вымощенным каменными плитами. В конце концов Моро оказался в одиночной камере, где ему представилась возможность поразмышлять о внезапном и малоприятном конце своей удивительной карьеры.

Если Андре-Луи и размышлял о своей участи, то безо всякого страха. Боль, разъедавшая ему душу, привела его разум в такое оцепенение, что думать о конце можно было с полным безразличием. Андре-Луи казалось, что он уже умер.

Со странной отрешенностью он вспоминал все, что сделал в Париже, начиная с того июньского утра, когда пали жирондисты. То, что он совершил, не вызывало в нем гордости. Он занимался довольно грязными делами. Говоря без обиняков, он использовал тактику агента-провокатора. Это было подло. Утешало одно: эти действия как нельзя лучше соответствовали подлости принца, агентом которого был Моро. Слава богу, теперь всему этому наступит конец. Андре-Луи уснет вечным сном и будет наконец свободен. Он изо всех сил старался не думать об Алине: образ, возникавший перед его умственным взором при мысли о ней, причинял ему невыносимые страдания.

Поздно ночью в замке загремел ключ, дверь распахнулась, и в проеме возникли двое. Один из них взял у другого фонарь, сказал ему несколько слов и, войдя с фонарем в камеру, закрыл за собой дверь. Пройдя к грязному сосновому столу, он поставил фонарь, и Андре-Луи разглядел стройного, элегантного молодого человека с копной золотистых волос и лицом Антиноя.[301] Вошедший с интересом посмотрел на неподвижного Андре-Луи большими, блестящими, добрыми глазами, но выражение его лица осталось суровым. Это был Сен-Жюст.

– Стало быть, вот он, тот мошенник, что разыграл в Блеранкуре целую комедию? – проговорил он насмешливо.

В погруженной во мрак душе Андре-Луи вспыхнула искорка прежнего Скарамуша.

– Да, и комедиант я неплохой, вы согласны, мой дорогой шевалье?

Сен-Жюст нахмурился, раздосадованный таким обращением, но потом усмехнулся и покачал золотистой головой.

– Нет, в комедии вы недостаточно хороши. Надеюсь, трагедия удастся вам больше. Ваш выход на сцену состоится на площади Революции. Пьеса называется «Гильотина».

– Автор, я полагаю, стоит передо мной? Но попомните мои слова, пройдет совсем немного времени, и для вас тоже найдется роль в другой пьесе, под названием «Поэтическое правосудие». Или «Отрезанный ломоть».

Сен-Жюст не сводил с Андре-Луи цепкого взгляда.

– Вероятно, вы питаете иллюзию, будто вам дадут возможность выступить в суде и вы сумеете поведать миру о неких фактах, которые раскопали в Блеранкуре?

– А это иллюзия?

– Полная. Никакого суда не будет. Я уже отдал необходимые распоряжения. Произойдет ошибка. Ошибка в интересах государства. Вас по чистой случайности включат в партию приговоренных, которых завтра отправят на гильотину. Ошибка – очень досадная ошибка – обнаружится слишком поздно. – Сен-Жюст замолчал, ожидая реакции на известие.

Андре-Луи безразлично пожал плечами.

– Какая разница?

– Думаете, я блефую?

– Не вижу, с какой еще целью вы могли бы прийти сюда и развлекать меня этим разговором.

– А вам не приходит в голову, что я, возможно, хочу дать вам шанс?

– Я предполагал, что рано или поздно вы об этом заговорите. Сначала блеф, потом торг.

– Да, торг, если вам так угодно. Но никакого блефа. Вы похитили кое-какие бумаги у Тюилье в Блеранкуре.

– Да, похитил – у него, а также у Бонтама. Вы об этом еще не слышали?

– И где они теперь?

– Вы хотите сказать, что не нашли их? Разве вы не обыскали мою квартиру?

– Не валяйте дурака, Моро. – Вкрадчивый до сих пор голос Сен-Жюста приобрел жесткость. – Конечно, квартиру обыскали – под моим личным наблюдением.

– И не нашли писем? Какая досада! Любопытно, куда же они подевались?

– Мне тоже любопытно, – буркнул Сен-Жюст. – Мое любопытство настолько возбуждено, что я предлагаю вам жизнь и охранную грамоту в обмен на сведения о том, где они находятся.

– В обмен на сведения?

– В обмен на письма, иначе говоря.

Андре-Луи ответил не сразу. Он задумчиво разглядывал народного представителя. За восхитительным самообладанием Сен-Жюста угадывалась нешуточная тревога.

– А! Это не одно и то же. Боюсь, отдать вам эти письма не в моей власти.

– Если вы этого не сделаете, ваша голова падет, и падет завтра же.

– Что ж, значит, моей голове суждено пасть. Ибо, как это ни прискорбно, я не могу отдать вам письма.

– Чего вы надеетесь добиться своим упрямством? Письма – это плата за вашу жизнь. Где они?

– Там, где вы их никогда не найдете.

Последовала длительная пауза, в продолжение которой Сен-Жюст пристально вглядывался в лицо узника. Он дышал несколько учащенно, румянец на его щеках в желтом свете фонаря слегка потемнел.

– Я предлагаю вам единственный шанс, Моро.

– Вы повторяетесь, – заметил Андре-Луи.

– Стало быть, вы твердо решили ничего мне не говорить?

– Я уже все сказал вам, мне нечего добавить.

– Что ж, прекрасно, – сказал Сен-Жюст спокойно, но с явной неохотой. – Прекрасно. – Он взял фонарь и пошел к двери, возле которой повернулся и направил свет в лицо узнику. – В последний раз предлагаю: письма в обмен на вашу жизнь.

– Как вы утомительны! Убирайтесь к дьяволу.

Сен-Жюст поджал губы, опустил фонарь и вышел. Андре-Луи вновь остался один. Он сидел в темноте и говорил себе, что, несомненно, наказан за содеянное по справедливости. Потом узник снова впал в безразличие ко всему на свете. Он слишком устал.

Рано утром тюремщик принес кусок отвратительного черного хлеба и кружку воды. Андре-Луи выпил воду, но к хлебу не притронулся. Потом он уселся на табурет и, ничего не чувствуя ни душой, ни телом, принялся ждать.

Не прошло и часа, как тюремщик появился снова – гораздо раньше, чем ожидал Андре-Луи. Он придержал дверь открытой и жестом подозвал узника.

– Вы должны пойти со мной, гражданин.

Андре-Луи посмотрел на часы. Была половина десятого – слишком рано для отправки повозок с приговоренными. Может быть, сначала он все-таки предстанет перед судом? При этой мысли в душе его невольно зажегся крошечный огонек надежды.

Но он погас, как только Андре-Луи ввели в зал, где обычно совершался последний туалет осужденных. В пустом помещении был только один человек. При виде его невысокой, крепкой, подтянутой фигуры в черном платье Моро захотелось протереть глаза. Перед ним стоял де Бац.

Барон шагнул навстречу Андре-Луи.

– У меня приказ о вашем освобождении, – произнес он спокойно и серьезно. – Идемте отсюда.