Красные цепи - Константин Образцов

Высокий мужчина в пальто и бейсболке, с длинным мешком на спине подошел к машине и постучал в окно. Алина опустила стекло, в салон ворвался холодный ветер, колючие снежинки хлестнули в лицо.

«Ты поедешь в „Данко“, — Гронский говорил быстро, и Алина слушала его, стараясь не пропустить ни слова. — Где-то там Кобот хранит личный запас ассиратума. Видимо, спрятан он очень хорошо, потому что люди Кардинала его еще не нашли, но после сегодняшней ночи они по кирпичам разберут все здание и непременно его найдут. Этого допустить нельзя».

Человек нагнулся к открытому окну. Лицо его было скрыто в тени козырька, и Алина видела только тяжелый подбородок, заросший седеющей щетиной, и тонкие губы.

«Выжги там все, Алина. Одного залпа будет достаточно, чтобы создать пожар, который уничтожит даже камни. Скорее всего, Кобот прячет эликсир у себя в кабинете, поэтому выстрели туда один раз, сразу уходи и приезжай ко мне. Я буду рядом, там не больше километра по прямой, — он назвал адрес, и Алина несколько раз проговорила его про себя, запоминая улицу, дом, квартиру. — Дальше действуй по ситуации. Я постараюсь тебя дождаться, но, если поймешь, что меня… что у меня что-то пошло не так, делай то же, что и в „Данко“: стреляй и уходи. И не рискуй напрасно».

— Алина? — спросил незнакомец. Голос у него был низкий и хриплый.

— Да, — сказала Алина.

Мужчина кивнул и снял с плеча большой продолговатый вьюк с двумя цилиндрическими предметами внутри.

— Вот. Дверцу откройте, положу сзади.

Щелкнул замок. Вьюк тяжело лег на заднее сиденье автомобиля.

— Обращаться умеете?

— Что?.. — Алина мысленно уже была где-то там, впереди, в темных коридорах опустевшего медицинского центра, а потом в старом доме, рядом с Гронским, который сейчас…

— Да, — ответила она. — В общих чертах.

Тонкие губы незнакомца скривились в усмешке.

— Понятно. Постарайтесь быть как можно дальше от того места, куда будете стрелять. Потому что на несколько секунд там будет ад.

Он распрямился и сделал шаг, отойдя от машины.

— Спасибо! — сказала Алина и начала поднимать окно и выворачивать руль, готовясь начать движение.

— Запомните! Ад! — успела услышать она, и в следующее мгновение «BMW», резко взревев в ответ на утопленную в пол педаль газа, вильнул и рванулся в белесую снежную мглу.

Через несколько секунд в сотне метров позади вспыхнули фары, и два тяжелых черных джипа полетели следом за ее машиной, как гончие псы.

Пустынный переулок был похож на декорацию к страшной сказке. Редкие фонари тускло светили сквозь тьму и метель, черные арки проходных дворов зияли как зевы подземных пещер, стены домов стеснились и нависли над головой, вытаращив блестящие глаза темных окон. Грязная проржавевшая колымага, на которой привез его сюда такой же изъеденный грязью водитель, мигнула разбитыми красноватыми фонарями и скрылась за поворотом. Кобот вздохнул с облегчением: всю дорогу шофер вел долгие разговоры по телефону на хриплом каркающем языке, пугающе напоминая покойного Абдуллу, так что пару раз Кобот со страхом всматривался в тускло освещенное огоньками приборной доски небритое горбоносое лицо, боясь увидеть трупные пятна и пустые глаза покойника, который везет его сквозь пургу в их бывшие владения.

Сегодня ночью он наконец решился на вылазку. Не было никакого смысла откладывать это на последний день перед новолунием, и не было больше сил прятаться, изнемогая от неизвестности и томительного ожидания развязки. Нужно было действовать. За пару дней до этого Кобот уже приезжал сюда ночью, проходил мимо, осматривался, наблюдал, несколько часов просидев в вонючем подъезде дома напротив и не сводя взгляда с дверей медицинского центра. Здание оставалось пустым, темным и молчаливым, и, глядя на него, Кобот испытывал щемящее чувство грусти и то ощущение потери, какое бывает, когда видишь разоренный и заброшенный дом твоего детства. Но здесь это чувство было еще сильнее: «Данко» был его детищем, его штабом, символом жизненных достижений и успехов, и теперь стоял перед ним, опустошенный, холодный и мертвый, как будто неизвестный вивисектор выпотрошил медицинский центр изнутри в поисках драгоценной жизненной силы.

Что ждет его там? Что, если этим чужакам, бесцеремонно вторгшимся на его территорию, удалось найти сейф в кабинете? Как быть, если он увидит сейчас раскуроченные стены и открытую металлическую дверцу, за которой чернеет пустота?

Кобот помотал головой, прогоняя ненужные панические мысли. Через несколько минут все выяснится. Надо думать о лучшем: о терпеливо ожидающих своего хозяина деньгах и нескольких темных бутылочках с эликсиром. Кобот сосредоточился и представил себе теплые тяжелые пачки купюр, перехваченных резинками, и нагретое стекло спасительных склянок. Да, вот так. Теперь гораздо лучше.

Кобот поднял повыше воротник пальто и заспешил к знакомым высоким дверям. Вьюга мгновенно заметала чернеющие мокрые пятна следов. Он подошел к входу в «Данко», достал пластиковую карточку ключа и огляделся. Никого. Кобот с замиранием сердца вставил карточку в электронный замок. Через мгновение тот пискнул и подмигнул зеленым огоньком. Отлично!

Кобот потянул на себя тяжелую дверь и замер на пороге. Длинная лестница была едва различима в полумраке. Тусклая лампочка дежурного освещения горела у самого входа в вестибюль. Золоченые львы у подножия лестницы равнодушно глядели перед собой пустыми глазами. Тяжелое стекло поста охраны было темным, и в нем отразились приоткрытая дверь, мелькание снега на улице и сам Кобот, неясной тенью маячащий на пороге.

Тишина. Только подвывает ветер, рвущийся в щель между тяжелыми створками. Снежинки влетали вовнутрь и ложились на каменный пол.

Кобот вздохнул и шагнул за порог.

Некромант, дрожа от ярости, стоял посреди комнаты, и сполохи багрового пламени выхватывали из тьмы его кряжистую фигуру. Но еще ярче, чем пламя, горели яростной, неукротимой злобой его глаза.

Смерть Вервольфа несколько дней назад была для него тяжелой потерей. Волк верно служил ему несколько столетий, и старый упырь привязался к нему, как только может привязаться одинокий старик к своему любимому псу. Кроме того, оборотень был прекрасным охотником, во многих случаях незаменимым слугой, и даже защитником, хотя защитить себя Некромант вполне мог и сам. Когда Вервольфа не стало, и голова его, отсеченная огромным куском разбитого стекла, полетела во тьму, старый чернокнижник почувствовал, как будто острое лезвие полоснуло его по черному и давно уже мертвому сердцу. Это было мгновенное и болезненное ощущение потери, словно внезапно отсекли палец. Он испытал скорбь, но не почувствовал страха.