Они жаждут - Роберт Рик МакКаммон

еще не готов и придется подождать его в гостиной. Ожидание в просторной комнате с витражными окнами и фотографиями и афишами старых фильмов на стенах затянулось на час с лишним. Потом появилась та же женщина и сообщила, что мистер Шевановски приносит извинения за задержку и просит Эрика пройти в гараж, осмотреть машины. Гараж, который соединялся с домой крытой гравийной дорожкой, выглядел безупречно, а все четыре машины были в идеальном состоянии. «Роллс-Ройс Серебряный призрак» оказался роскошным зверем, и Эрик подумал, что такая машина должна стоить не меньше четырех миллионов американских долларов.

Женщина, так и не назвавшая своего имени, оставила его одного.

До того Эрик наслаждался знакомством с Голливудом и посетил все его достопримечательности: Аллею Славы, Китайский театр Граумана, битумные озера Ла Бреа, Чашу – символ Голливуда, а также Санта-Монику, пляжи Венис-Бич – посмотреть на роллеров, и Малибу – посмотреть на серферов, и, кроме того, съездил на туристическом автобусе в Беверли-Хиллз. Он отыскал клуб «Плейбой» неподалеку от «Холидей Инн» в Сенчури-Сити, но был разочарован, посчитав, что выглядит чересчур броско в своем смокинге. И никто здесь не носил аскота, хотя Эрик был уверен, что все голливудские плейбои должны одеваться именно так. Впрочем, не важно. Публику развлекал прекрасный певец Мел Торме, а потом выступил барабанщик Бадди Рич с хаус-группой.

Наконец в гараж вошел великий режиссер в сверкающем сером костюме, черном галстуке и темно-красном берете на белоснежной гриве. Он шагал медленно, ощупывая дорогу тростью.

– Мой мальчик, мой мальчик! – сказал он с похожей на гримасу улыбкой. – Как вам здесь? Нравится?

– Чудесно.

Несколько минут они обсуждали историю автомобилей, пока Шевановски не признался с некоторой грустью и в то же время надменностью:

– Мне крайне неприятно, что я не могу собираться быстрей, даже когда одеваюсь с помощью Лауретты. Я хотел быть сегодня в лучшем виде. Вы не поможете мне сесть в машину?

Эрик бережно уложил Шевановски, весившего меньше сухого листочка на балканском ветру, в «мазерати», и они тронулись.

Чуть более двух часов спустя Шевановски закряхтел и заерзал по сиденью – вероятно, от неудобства. Следуя его указаниям, Эрик вел машину по узкой дороге, окаймленной с обеих сторон лесом, и впереди не горело ни одного фонаря.

– Немного дальше, – пояснил Шевановски. – Дорога должна уйти вправо, а ворота Бутби обещал открыть. Если не открыл, мы увидим вокруг много людей, болтающихся без дела.

Однако железные ворота оказались открыты, и дорога продолжала подниматься все выше среди густого леса. Она петляла и петляла, а потом вдруг за поворотом замигали огни, высветив несколько припаркованных легковых машин, два фургона и людей, разгружающих реквизит.

– Вот и «Уистлер»! – тихо проговорил Шевановски, в голосе которого Эрик уловил что-то похожее на ностальгию.

Это было самое подходящее место. Что тут еще можно сказать? Когда Эрик остановил машину рядом с грузовиками, у него возникло ощущение, что над лесом поднимается ряд черных искрошенных зубов.

Вероятно, кое-где еще сохранилась крыша. Люди внутри водили фонариками из угла в угол, и лучи света пробивали темные квадраты окон, цепляясь за осколки стекла. Единственная оставшаяся башенка поднималась к пологу леса и сама со временем могла превратиться в дерево. Каминные трубы обвивал плющ. Часть отеля словно бы растаяла.

– Класс! – восхитился Эрик. – Совсем как в Латвии, Хорватии или Румынии.

– Да, класс, – согласился режиссер с долгим, тяжелым вздохом. – Это счастливый уголок моей юности. Убежище вдалеке от всех забот. Для многих из нас. Юность Голливуда. Бог мой, еще минута – и я совсем расклеюсь! Поможете мне выбраться?

– Боже милосердный! – сказал крупногабаритный мужской силуэт, как только Эрик и Шевановски вышли из машины. Свет фонаря «бычий глаз» ослепил их. – И как же вы собираетесь что-то снять в таком месте? Здесь еще ужасней, чем я думал!

– Кто это?

– Бош Циммерман. А вы, полагаю, Мортон Шевановски?

– Единственный и неповторимый.

– Хорошо. Я знаком с вашими работами, но, должен признаться, думал, что вы уже умерли. Отбросим любезности. То, что вы задумали, невозможно. Я заходил внутрь… здание разрушено! В полу такие дыры, что могут проглотить целый грузовик! То, что осталось от крыши, готово обвалиться в любую секунду. Богом клянусь, худшего места я не видел за всю жизнь, и сегодня здесь не будет никаких съемок!

В наступившей тишине зазвучала симфония сверчков и других насекомых, пищавших и стрекотавших в лесу. Затем Шевановски сказал мягким, почти шелковым голосом:

– Но вы же не станете отрицать, что это идеальное прибежище для вампиров, сэр?

– Ой, бросьте! Мы можем сделать куда лучше прямо в павильоне! По крайней мере, там у нас будет преимущество современного освещения!

– Свечи и фальшфейеры доставлены? Если так, что еще нужно для эффекта подлинности, к которому так стремится молодой Ван Хельсинг? Вы ведь не ожидаете увидеть в вампирском склепе электрический свет? Вот и зрители тоже не ожидают.

– Мы не будем снимать для зрителей. Это только пробы. Все это можно снять на складе.

– Пробные съемки для пробного показа. Я знаю, что делаю, сэр.

– Раз так, я не пущу в эту дыру ни операторов, ни актеров, ни гримеров, ни даже разносчика туалетной бумаги! Вы меня слышите?

– Эрик, – сказал великий человек, медленно поворачивая голову, – напомните мне, на какую сумму вы выписали чек мистеру Циммерману за одну ночь работы?

– Двадцать…

– Господи! – чуть ли не простонал Циммерман. – Ладно, не начинайте.

– Давайте договоримся, что проведем пробные съемки как можно быстрей, без осложнений, оскорблений или угроз, и все разъедутся по домам совершенно счастливыми… в особенности Эрик и я. Думаю, мы успеем провернуть это дело до часа ночи. Ваша задача, сэр, проследить за гримом актеров и подготовить все необходимое, пока мы с Эриком найдем подходящий… – он поискал в уме правильное слово, – склеп. Вы раздобыли мне три камеры «Аррифлекс», как я просил?

– Без предварительного заказа я смог достать только две.

– Вы очень меня огорчили… но ладно, будем снимать двумя. И спасибо вам за все ваши хлопоты.

Не сказав больше ни слова, Циммерман развернулся и зашагал к дому, освещая фонарем неровную дорогу.

– Мое сердце. – Шевановски схватился за грудь. – О, мое…

– Вы чувствуете себя нехорошо?

Эрик на мгновение запаниковал. Если у Шевановски прямо здесь случится сердечный приступ, он может умереть по дороге в больницу.

– Мое сердце… так сильно бьется. Я не препирался с продюсером с… не помню, сколько лет. Ох, спасибо… это возвращает меня в прежние времена. Позвольте мне постоять здесь немного и подышать. Могу я на вас опереться?

– Да, сэр, конечно, – ответил Эрик и встал твердо, пока