Граф Монте-Кристо. Том 2 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я... я вас не понимаю, – тихо сказала она.
Она хотела встать, но силы изменили ей, и она снова упала на подушки оттоманки.
– Я вас спрашиваю, – продолжал Вильфор спокойным голосом, – где вы прячете яд, которым вы отравили моего тестя маркиза де Сен-Меран, мою тещу, Барруа и мою дочь Валентину.
– Что вы говорите, сударь? – воскликнула г-жа де Вильфор, ломая руки.
– Ваше дело не спрашивать, но отвечать.
– Мужу или судье? – пролепетала г-жа де Вильфор.
– Судье, сударыня!
Страшное зрелище являла эта женщина, смертельно бледная, трепещущая, с отчаянием во взоре.
– О сударь... – прошептала она.
И это было все.
– Вы мне не отвечаете, сударыня! – воскликнул грозный обличитель. Потом он добавил, с улыбкой, еще более ужасной, чем его гнев: – Правда, вы и не отпираетесь!
Она сделала движение.
– Да вы и не могли бы отрицать свою вину, – добавил Вильфор, простирая к ней руку, – вы совершили все эти преступления с беспримерным коварством, которое, однако, могло обмануть только пристрастных к вам людей. Начиная со смерти маркизы де Сен-Меран, я уже знал, что в моем доме есть отравитель; д'Авриньи предупредил меня об этом; после смерти Барруа, да простит меня бог, мои подозрения пали на ангела! Даже когда нет явного преступления, подозрение всегда тлеет в моей душе; но после смерти Валентины у меня уже не оставалось сомнений, сударыня, и не только у меня, но и у других; таким образом, ваше преступление, известное теперь двоим, подозреваемое многими, станет гласным; и, как я вам уже сказал, сударыня, с вами говорит теперь не муж, а судья!
Госпожа де Вильфор закрыла лицо руками.
– Не верьте внешним признакам, умоляю вас, – прошептала она.
– Неужели вы так малодушны? – воскликнул с презрением Вильфор. – Правда, я всегда замечал, что отравители малодушны. Ведь у вас хватило мужества видеть, как умирали два старика и невинная девушка, отравленные вами?
– Сударь!
– Неужели вы так малодушны? – продолжал Вильфор с возрастающим жаром. – Ведь вы считали минуты четырех агоний, вы осуществили ваш адский замысел, вы готовили ваше гнусное зелье с таким изумительным искусством и уверенностью! Вы все так прекрасно рассчитали, как же вы забыли о том, куда вас может привести разоблачение ваших преступлений? Этого не может быть; вы, наверно, приберегли самый сладостный, самый быстрый и самый верный яд, чтобы избегнуть заслуженной кары... Вы это сделали, я надеюсь?
Госпожа де Вильфор заломила руки и упала на колени.
– Я вижу, вы сознаетесь, – сказал он, – но признание, сделанное судьям, признание, сделанное в последний миг, когда отрицать уже невозможно, – такое признание ни в какой мере не может смягчить кару.
– Кара? – воскликнула г-жа де Вильфор. – Вы уже второй раз произносите это слово!
– Конечно. Уж не потому ли, что вы четырежды виновны, думали вы избежать ее? Уж не потому ли, что вы жена того, кто требует этой кары, думали вы, что она минует вас? Нет, сударыня! Отравительницу, кто бы она ни была, ждет эшафот, если только, повторяю, отравительница не позаботилась приберечь для себя несколько капель самого верного яда.
Госпожа де Вильфор дико вскрикнула, и безобразный, всепоглощающий ужас исказил ее черты.
– Не бойтесь, я не требую, чтобы вы взошли на эшафот, – сказал королевский прокурор, – я не хочу вашего позора, он был бы и моим позором; напротив, вы должны были понять из моих слов, что вы не можете умереть на эшафоте.
– Нет, я не поняла; что вы хотите сказать? – еле слышно пролепетала несчастная.
– Я хочу сказать, что жена королевского прокурора не захочет запятнать своей низостью безупречное имя и не обесчестит своего мужа и сына.
– Нет, о нет!
– Этим вы совершите доброе дело, сударыня, и я благодарен вам.
– Благодарны? За что?
– За то, что вы сейчас сказали.
– Что я сказала? Я не знаю, не помню, боже мой!
И она вскочила, страшная, растрепанная, с пеной на губах.
– Вы мне ответили на вопрос, который я вам задал, когда вошел сюда: где яд, которым вы обычно пользуетесь.
Госпожа де Вильфор судорожно стиснула руки.
– Нет, нет, – вы этого не хотите! – воплем вырвалось из ее груди.
– Я не хочу только одного, сударыня, – чтобы вы погибли на эшафоте, слышите? – отвечал Вильфор.
– Сжальтесь!
– Я хочу, чтобы правосудие свершилось. Мой долг на земле – карать, – добавил он со сверкающим взглядом. – Всякой другой женщине, будь она даже королева, я послал бы палача; но к вам я буду милосерден. Вам я говорю: сударыня, ведь вы приберегли несколько капель вашего самого нежного, самого быстрого и самого верного яда?
– Пощадите, оставьте мне жизнь!
– Она все-таки была малодушна! – сказал Вильфор.
– Вспомните, я ваша жена!
– Вы отравительница!
– Во имя неба!..
– Нет!
– Ради вашей былой любви ко мне!
– Нет, нет!
– Ради нашего ребенка! Ради ребенка, оставьте мне жизнь.
– Нет, нет, нет; если я вам оставлю жизнь, вы, быть может, когда-нибудь убьете и его.
– Я? Я убью моего сына? – вскрикнула эта безумная мать, бросаясь к Вильфору. – Убить моего Эдуара!.. Ха-ха-ха!
И дикий, демонический хохот, хохот помешанной, огласил комнату и оборвался хриплым стоном.
Госпожа де Вильфор упала на колени.
Вильфор подошел к ней.
– Помните, сударыня, – сказал он, – что если к моему возвращению правосудие не совершится, я сам вас изобличу и сам арестую.
Она слушала, задыхаясь, сраженная, уничтоженная; казалось, одни глаза еще жили