Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. - Арсений Несмелов

А Ивану Никаноровичу только этого и хотелось. Он тотчас же забыл об игре и весь отдался увлекательному рассказу об удивительном итальянском монахе, жившем в XV веке, монахе-ученом, написавшем целый ряд замечательных трудов по математике, а главное, до сего дня почитающемся за изобретателя изумительной двойной системы бухгалтерии, именуемой итальянской.

И свой рассказ Иван Никанорович закончил таким соболезнованием:

— И вот, знаете, горе: нигде я не могу достать портрет этого величайшего человека. Где я только не искал и не спрашивал — нету! Даже за границу, в Рим, знакомому человеку писал и деньги послал, но ни ответа, ни денег назад не получил.

— Правда, Василий Константинович! — подтвердила с дивана Мурочка. — Прямо Иван Никанорович измучился с этим Лукой и меня измучил. Я, бывало, даже во сне видела этого монаха. Хоть бы вы помогли — у вас полгорода знакомых.

— Хорошо-с, — охотно согласился Тезеименитов. — Я обязательно спрошу, поищу. Тут у меня один знакомый итальянец есть, у него гравюр много. Я обязательно попытаюсь.

И теперь почти каждая игра начиналась или заканчивалась разговором о портрете Луки Паччиоли. Но и Тезеименитов не мог отыскать портрета, хотя и не терял надежды на удачу.

В игре проходило часа полтора-два, после чего Мурочка отправляла мужа в кабинет отдохнуть — он любил перед своими вечерними занятиями подремать с часик, — а сама почти ежедневно начинала собираться в кино, на концерт или в театр и просила Тезеименитова проводить ее. И тот, привставая в кресле, отвечал галантно:

— Приказывайте, Мария Ивановна!

Собственно, на этом и заканчивался семейный день Ивана Никаноровича — чаще всего случалось так, что он ложился спать еще до возвращения супруги домой, ужиная очень легко, как того требовал доктор, пользовавший Телятникова.

И в один из визитов доктор сказал Ивану Никаноровичу, что хотел бы поговорить с его супругой, чтобы через нее назначить ему особый пищевой режим, а так как этот режим очень сложен, то он, при рассеянности своей, его едва ли запомнит.

III

На другой день, утром, когда Иван Никанорович собирался на службу, Мурочка, поправляя мужу, уже надевшему шубу, кашне, вдруг спрятала свое лицо у него на груди и зашептала, словно сконфузившаяся девочка:

— А у Мурки есть для папочки радостная новость!

— Неужели Василий Константинович портрет Луки Паччиоли нашел? — обрадовался Телятников и, подняв голову Мурочки, заглянул в ее красивые темно-золотистые глаза. В каждом из них блестело по чистейшей слезинке.

— Вечно ты со своим монахом! не без досады ответила дама, выпрямляясь. — Я, кажется, буду матерью. Ты… ты рад?

— Да, конечно, — довольно равнодушно ответил бухгалтер. — Я очень рад, Мурочка! — и он, притянув к себе лицо жены, поцеловал ее в благоухающую щечку.

Но в то же время он помнил, что до службы ему ровно семнадцать минут ходу, что время истекает и на более продолжительное проявление чувств он не имеет права, если не хочет опоздать на занятия, к началу же их он за все двадцать лет службы в фирме «Робинсон и сын» не опоздал еще ни разу. И хотя супружеский долг требовал, Телятников это прекрасно сознавал, еще хотя бы десять минут пробыть с женой, чтобы разделить ее радость, но он этого не сделал, подумав: «Почему Мура не сообщила мне об этом на полчаса раньше? Тогда, конечно, можно было бы еще поговорить. Вот она, женская несообразительность!»

— Я очень, очень рад, дорогая! — все-таки торопливо повторил он. — Это такое счастье, иметь наследника. Я сделаю из него первоклассного бухгалтера, — и, уже застегнувшись и направляясь к двери, закончил: — Вот когда ты сегодня пойдешь к доктору Колыванову по поводу моей диеты, ты и о себе с ним поговори. Тебе тоже теперь нужен, наверно, особый режим. Ну, прощай, а то я опоздаю.

«Какой-то бесчувственный! — недовольно подумала Мурочка, закрывая за мужем дверь. — Деревянный! Ведь не догадывается же он? Нет, куда ему!» — и она направилась в свою комнату, к туалетному зеркалу, чтобы привести себя в окончательный порядок. В полдень Мурочка ожидала Тезеименитова и заказала повару к завтраку любимые шахматистом свиные отбивные с макаронами. Но до этого времени она хотела еще побывать и у доктора, потому что чувствовала, что он вызывает ее неспроста.

От доктора Мария Ивановна пришла домой притихшая, грустная. Ничего не сказала бою, принявшему у нее пальто, не спросила, готов ли завтрак. Прошла в гостиную и, сев в кресло, немножко поплакала, потом, утерев слезинки и посмотрев на себя в зеркало, молча, не плача уже, сидела, глубоко задумавшись. Красивое личико ее было озабочено, на лбу легла морщинка.

Когда же явился Василий Константинович, она, закрыв дверь в прихожую, бросилась к нему и, точно так же, как утром у мужа, спрятав личико у него на груди, заплакала, громко всхлипывая.

— Что с моим котенком? — спокойно спросил Тезеименитов, вытирая мокрое от снега лицо носовым платком. — Что случилось с девочкой?

И, взяв в свои ладони голову женщины, отстранив ее лицо от своей груди, он стал целовать ее в губы и мокрые глаза, которые та блаженно закрывала.

— Я была сегодня у доктора, — стала рассказывать Мария Ивановна, — у Вани Колыванов нашел рак. Дни его сочтены. Скоро он будет очень мучиться. И главное, — продолжала она торопливо, — Колыванов говорит, что операция уже безнадежна, что лучше его не мучить.

— Жаль, очень жаль, — ответил шахматист, и хотя в его голосе звучало сочувствие, но в глазах вдруг появилось выражение напряженной зоркости, обычно являвшееся на смену их томности, когда в игре он ловким ходом намеревался разбить планы партнера. — Вот бедняк!

И, нежно обняв Мурочку за талию, он повел ее к дивану, в то же время думая: «Мы одного роста с Телятниковым, и я не так много полнее его. Вероятно, его костюмы подойдут мне». Мария же Ивановна, нежно прижавшись к Тезеименитову, покорно шла туда, куда он ее вел. И когда они сели рядом, она, опять приникнув к его груди, залепетала, как беспомощная, испуганная девочка:

— Но ты не оставишь меня, не бросишь, когда он… когда я останусь одна? Скажи, поклянись мне сейчас же! Поклянись на образ, на икону. Я хочу!.. Перекрестись!

Тезеименитов исполнил ее желание.

— Мы будем счастливы, клянусь тебе, — ответил он. — Я нашел в тебе всё, что искал всю жизнь: душу, ум, красоту. И ведь у нас же будет ребенок! Неужели ты думаешь, что я подлец?..

— Нет, нет! — целуя лицо друга, лепетала Мария Ивановна. — Но… это известие… Оно ошарашило меня… И ты знаешь, я ведь сегодня, как ты хотел, сказала ему, что я беременна!