Противостояние. Том II - Стивен Кинг

Тишина и летящая тьма.

Позже, неизвестно через какое время, он завис над пустыней, глядя сверху на самого себя. Он стал медленно снижаться, приближаясь к телу, а потом нырнул в него. На мгновение его охватило любопытное ощущение головокружения от слияния двух существ в одно. Потом глаз исчез, и остались лишь его глаза, уставившиеся на холодные мерцающие звезды.

Да, они подходили.

Флагг улыбнулся. Это старуха велела им идти? Послушались бы они ее, прикажи она им покончить с собой столь забавным способом? Он полагал, что, быть может, и послушались бы.

То, о чем он забыл, было так ошеломляюще просто, что прямо умиляло: у них тоже были свои трудности, они тоже были напуганы… и в результате они совершали колоссальную ошибку.

А что, если их выдворили?

Он любовно поиграл этой мыслью, но в конце концов не смог до конца поверить в это. Они шли по собственной воле. Шли, завернувшись в праведность, как горстка миссионеров, подходящих к деревне людоедов.

Оо, это было так чудесно!

Сомнениям придет конец. Со страхами будет покончено. Все, что для этого потребуется, это вид их четырех голов, насаженных на пики перед фонтаном «Гранд-отеля». Он соберет всех и каждого в Вегасе и, построив в колонны, заставит идти мимо них и смотреть. Он сделает фотографии, распечатает листовки и велит отослать их в Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Спокан и Портленд.

Пять голов. Он и собачью голову поставит на столб.

— Хорошая псинка, — сказал Флагг и громко рассмеялся — впервые с тех пор, как Надин спровоцировала его сбросить ее с крыши. — Хороший песик, — ухмыляясь, повторил он.

Этой ночью он хорошо спал, а утром разослал приказ утроить наблюдение на дорогах из Юты в Неваду. Теперь они искали не одного человека, пробирающегося на восток, а четырех мужчин и собаку, идущих на запад. И их нужно было взять живыми. Взять живыми любой ценой.

О да.

Глава 72

— Знаете, — сказал Глен Бейтман, глядя на Гранд-Джанкшен при свете раннего утра, — я годами слышал выражение «отрава» и не понимал, что оно означает. Теперь я, кажется, знаю. — Он взглянул на свой завтрак, состоящий из кусочков синтетической колбасы «Фермы утренней звезды», и поморщился.

— Нет, это еще ничего, — серьезно возразил Ральф. — Тебе бы пожевать чуток того, что нам давали в армии.

Они сидели вокруг костра, который Ларри заново разложил час назад. Все были в теплых куртках и перчатках, и все пили по второй чашке кофе. Температура не превышала двух градусов, а небо было облачным и пасмурным. Коджак подполз так близко к костру, как только мог, чтобы не спалить себе шерсть.

— Я заморил червячка, — сказал Глен, вставая. — Отдайте мне ваши горести, отдайте ваш голод. Иными словами, просто дайте ваш мусор. Пойду зарою его.

Стю вручил ему свою бумажную тарелку и чашку.

— А эта прогулка и впрямь кое-что, а, лысик? Ручаюсь, ты не был в такой форме с тех пор, как тебе минуло двадцать.

— Ага, семьдесят лет назад, — сказал Ларри и рассмеялся.

— Стю, я никогда не был в подобной форме, — мрачно сообщил Глен, собирая мусор и засовывая его в пластиковый мешок, который намеревался закопать. — И никогда не хотел в ней быть. Но я не против. После пятидесяти лет убежденного агностицизма, кажется, это просто моя судьба — следовать за Богом старой негритянки прямиком в пасть смерти. Раз это моя судьба, стало быть, у меня такая судьба. Вот и все. Но если смотреть в корень, то по мне лучше идти, чем ехать. Ходьба занимает больше времени, следовательно, я проживу дольше… во всяком случае, на несколько дней. Простите меня, джентльмены, я должен обеспечить этим помоям приличные похороны.

Они проводили его взглядом, когда он пошел к краю лужайки с маленькой лопаткой в руке. Эта «пешая прогулка от Колорадо на запад», как называл ее Глен, тяжелее всех давалась самому Глену. Он был самым старшим среди них, на двенадцать лет старше Ральфа Брентнера. Но каким-то образом он ощутимо облегчал поход для всех остальных. Сам факт, что он был способен идти день за днем, если даже и не вдохновлял других, то, во всяком случае, производил на них впечатление. Ему было пятьдесят семь, и Стю видел, как в последние три-четыре дня он морщился, когда по утрам разминал суставы пальцев.

— Здорово болят? — спросил его вчера Стю примерно через час после того, как они двинулись в путь.

— Аспирин помогает. Знаешь, это артрит, но он еще не такой поганый, каким, несомненно, будет лет через пять-семь, а сказать по правде, Восточный Техас, я так далеко не заглядываю.

— Ты действительно думаешь, что он схватит нас?

И тут Глен Бейтман сказал странную вещь:

— Я не побоюсь никакого зла.

На этом дискуссия закончилась.

Сейчас они слышали, как он копает мерзлую землю, ругая ее на чем свет стоит.

— А он тот еще малый, верно? — сказал Ральф.

— Да. Я тоже так считаю, — кивнул Ларри.

— Я всегда думал, что все эти преподаватели колледжей — слабаки, но этот мужик — точно нет. Знаете, что он сказал, когда я спросил его, почему бы ему просто не бросить этот мусор у дороги? Сказал, нам не стоит начинать заново пачкаться в этом виде дерьма. Сказал, мы и так уже вернули к жизни слишком много прежних сортов дерьма…

Коджак вскочил и потрусил к Глену посмотреть, что он там делает. До них донесся голос Глена:

— Ага, вот ты где, старый ленивый говнюк. А я уже думал, куда ты запропастился. Хочешь, чтобы я и тебя закопал?

Ларри ухмыльнулся и снял пристегнутый к его поясу счетчик миль. Он отыскал его в магазине спорттоваров в Голдене. Устанавливаешь его на длину своего шага и пристегиваешь к поясу, как плотницкую рулетку. Каждый вечер он записывал на смятом и потрепанном листке бумаги, сколько миль они прошли за день.

— Можно я гляну на эту писульку? — спросил Стю.

— Конечно, — сказал Ларри и протянул ему листок.

Сверху на листе Ларри вывел:

От Боулдера до Вегаса — 771 миля.

А ниже:

6 сентября — 28,1 — 28,1

7 сентября — 27,0 — 55,1

8 сентября — 26,5 — 81,6

9 сентября — 28,2 — 109,8

10 сентября — 27,9 — 137,7

11 сентября — 29,1 — 166,8

12 сентября — 28,8 — 195,6

13 сентября — 29,5 — 225,1

14 сентября — 32,0 — 257,1

15 сентября — 32,6 — 289,7

16 сентября — 35,5 — 325,2

17 сентября — 37,2 — 362,4

Стю вытащил листок бумага из своего бумажника и произвел какие-то вычисления.

— Что ж, — сказал он, — мы сейчас идем быстрее, чем когда выходили, но нам еще осталось больше четырехсот миль. Черт, мы не одолели и половины пути.