От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник) - неизвестен Автор

Немецкий ас пытался было отвалить, но поздно...

Пехота с земли слышала, как гукнула где-то высоко пушка, а потом мелькнул пылающий факел. Это рухнул вниз немецкий ас.

Немцы не раз меняли свою тактику. Ходили парами, а потом четверками; бомбардировщики, например, применяют оборонительный круг, прикрываясь истребителями. Попробуй, подступись к такому огненному ежу! А вот летчики Покрышкина знают подступы, умеют найти слабое место. Они прорываются внутрь и раздирают на части этот круг, ломают оборону и бьют немцев поодиночке.

Когда противник менял тактику, Покрышкин тоже вносил коррективы в свою тактику. Он эшелонирует свои силы и по высоте и в глубину. Он хорошо пользуется резервом в бою, любит хитрить, преподносить немцам "сюрпризы" в воздухе. Он учит своих товарищей воевать без потерь. Покрышкин провел не менее сотни воздушных боев, совершил 600 вылетов - и невредим. Что это случайность, удача, счастье? Нет. Это воинское мастерство. Так воюют и все его питомцы. Летчики Покрышкина во время Великой Отечественной войны сбили свыше 500 самолетов врага.

Каждый одаренный летчик имеет свой, только ему одному присущий почерк боевого полета. Он пишет пулями и снарядами. Боевой почерк Александра Покрышкина знают в воздухе и друзья, и враги.

Утром, на зорьке, загудят моторы, заколышется трава под пропеллерами. Первая тройка выруливает на старт, поднимается в небо.

- Пошли наши голубчики! - скажет тихо кто-нибудь на посадочной площадке. А немецкая станция наведения уже кричит во все печенки:

- Ахтунг! Ахтунг! (Внимание! Внимание!) В воздухе Покрышкин!

Немцы остерегаются его машины в воздухе.

Последний бой произошел несколько дней тому назад в 19 часов 40 минут над Вислой.

Пехота глубже зарывалась в землю. Пыль от разрывов бомб ползла по земле на правом берегу, как густая, темная завеса. Солнце падало за горизонт красное и тяжелое, уставшее за горячий боевой день.

"Юнкерсы" и "хейнкели" шли в пыльном небе ровными четверками, Их было немало. 37 "юнкерсов", 4 "хейнкеля" и 8 "фокке-вульфов". Еще минута, и бомбы полетят на головы нашей пехоты, разрушая переправы, разрывая землю в клочья, обугливая деревья, технику, людей.

Наши самолеты появились из-за леса неожиданно. Четыре. Еще четыре. И еще четыре.

Немцы узнали Покрышкина.

- Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин!

Да, это был он. Но не один. С ним летели его лучшие боевые друзья Как говорится, кровные друзья: капитан Речкалов, Андрей Труд, Клубов, Федоров, Вахненко и верный "щит" Покрышкина - Голубев. "Юнкерсы" стали в свой традиционный круг.

Истребители ушли выше, в потолок неба над бомбардировщиками, как коршуны, высматривающие свою добычу.

- Речкалов! Бери "юнкерсы" с запада. Я пойду в лоб, -передает по радио командир. И четверка Речкалова обошла "юнкерсы" с запада. Третья четверка взяла на себя потолок, где засели истребители. Начался бой. Заработали крупнокалиберные пулеметы речкаловской четверки.

Ударила пушка. Тяжело груженный бомбами "юнкерс" неуклюже дал крен на правое крыло и пошел вниз. Взрыв. И еще один взрыв. Дым и пламя поползли по земле.

- Давай, Речкалов! Давай!

- Покрышкин? Ты есть? Саша, ты есть?

"Хейнкель", вырвавшись из высоты неба, пошел на самолет Покрышкина. Это заметил Голубев и преградил ему дорогу. И закрутились в смертельном кругу "хейнкель" и Александр Покрышкин.

И на этот раз вся сила огня самолета Покрышкина впилась в мотор "хейнкеля"!

- Готово! - прошептал Покрышкин.

Сбитый самолет запылал и пошел к земле.

- Разве он стреляет? - говорят о нем друзья. - Он наваливается всем огнем, сжигает, как доменная печь.

И это правда. Бой над Вислой закончился.

На земле догорали семь "юнкерсов", один "хейнкель". Все наши двенадцать самолетов вышли из боя и ровными четверками поплыли к родному аэродрому.

- Хороший у нас сегодня счет, можно сказать, - круглые двойки, пошутил на аэродроме Речкалов, встретив Покрышкина.

- Ты сбил - два. Клубов - два.

- А себя что, забыл?

- Ну и я - два, - засмеялся Речкалов.

Позавчера в полку был вечер, посвященный Александру Покрышкину в связи с награждением его третьей медалью "Золотая Звезда".

За столом сидели его лучшие друзья: дважды Герой Советского Союза капитан Речкалов, гвардии майор Фигичев, подполковник Крюков, Герой Советского Союза Андрей Труд, Герой Советского Союза Клубов, Герой Советского Союза Федоров. Все молодые, смуглые, крепкие, овеянные горячей боевой славой. Одна семья. Одна когорта воинов. Одно орлиное гнездо. Десятки телеграмм и сердечных приветствий получил в этот день Александр Покрышкин. Перед этим за несколько дней из далекого родного Новосибирска, из домика на улице Лескова, пришла ему посылка от матери Аксиньи Степановны. В посылке баночка варенья и теплые шерстяные носки, вязанные заботливыми материнскими руками.

"Ты, Сашенька, варенье съешь, а носки надевай, когда летишь, в воздухе ведь холодно, я знаю".

Да, в воздухе бывает холодно и жарко, и даже смертельно тяжело приходится. На то война.

Но когда весь народ согревает человека своей любовью, тогда ничего не страшно. Тогда человек расправляет крылья и летит, как птица, в бой, в опасность, в завесу огня и стали, думает только о победе.

Таков и Александр Покрышкин.

23 августа 1944 года

Илья Эренбург

Весна в октябре

Есть памятники, которые напоминают о зле. Поэт Барбье сказал о Вандомской колонне: "Матери не смотрят на эту бронзу". Может быть, лицо матери, ребенка которой спасла Красная Армия, будь то белоруска или сербская крестьянка, или женщина заполярного Киркенеса, - лучший памятник историческому событию, потрясшему мир двадцать семь лет тому назад.

Многие тогда не поняли России, измученной, окровавленной, но сильной духом; они сочли родильную горячку за агонию, приняли за бред слова, полные пророческого смысла. Когда теперь нас спрашивают, как сможем мы восстановить разрушенные немцами города, мы вправе ответить: труднее было построить Советское государство. На западе и на востоке, на юге и на севере не утихала война; голод и холод душили людей, а за ними шел сыпняк; зарастала травой колея, ржавели поломанные паровозы; по стране бродили беспризорные; улицы Москвы, с огромными сугробами, походили на пустыню, и маленькая электрическая лампочка казалась ослепительным маяком. Как некогда солдаты Вальми, первые красноармейцы, плохо вооруженные, голодные, разутые, одерживали за победой победу. На субботниках воля людей заменяла уголь. Как на приступ крепости, ринулись на азы науки дети землепашцев и пастухов.

Фрегат Колумба не совершал каботажного плавания. Извилист и труден был путь советского корабля. Годы не походили друг на друга. Было больше надежд, чем воспоминаний, больше пота садовника, чем сока спелых плодов, мы ведь не жили на проценты с прошлого. Неодобрительно поглядывали на нас иные обитатели давно обжитых домов; они брюзжали, что мы строим не по правилам, или в ужасе говорили, что котлованы наших строек - это подкопы под чужое жилье. Те, что подобрее, отсылали нас в детскую, те, что позлее, копили для нас смирительные рубашки. Нас не смутили ни гримасы эстетов, ни бомбы диверсантов: мы отстояли свое.